Алина Витухновская, публицист
История сестер Хачатурян, происходящая сейчас, на наших глазах идет фоном, воплощенным сценарием еще не снятого четвертого сезона.
Сериал «История служанки» есть концентрация и сумма страхов современных женщин, балансирующих между радикальным феминизмом и «прелестными ужасами» неоконсерватизма, переходящими в антиутопию, имя которой — новое средневековье.
Поскольку гендер в современном мире практически исчерпал себя, женщины, стремящиеся самоидентифицироваться через него, одинаково терпят неудачу как в обществе максимальной свободы гендерного разнообразия, так, тем более, и в новом, показанном в сериале, социуме гипертрадиционалистского формата.
Возникает закономерный вопрос о природе подлинных желаний женщин. Их ли это желания? Инстинкт это или социальный импринт? Впрочем, ответа на него в этом сериале вы не найдете. Однако, возникает впечатление, что все крайности современных интерпретаций пола как такового, имеют своей целью не достижение социальных привилегий, а утверждение глубокой фрустрации нового пролетариата — гендерных бессубъектниц.
Что покоробило в фильме лично меня — крупные планы, отсутствие косметики, нарочитая жизненность, телесность, физиологичность — все это как бы говорит нам о том, как прекрасен современный мир гламура, фотошопа и глянцевых журналов и как чудовищно безысходен и нищ традиционалистский оскал.
Мы можем рассматривать сериал «История служанки» и как «новорусскую» антиутопию, в которой победила традиционалистская «Новороссия» американского разлива, но в аутентичной посконной стилистике — как то например — жена командора (по-нашему — гауляйтера) по имени Яснорада Уотерфорд, обликом своим напоминающая жену Навального.
Она и ей подобные получили власть над интеллектуалками (в том числе), способными воспроизводить потомство и используют их буквально как племенных животных. За теткой Лидией — садистского типа надзирательницей, вот-вот кажется всплывет голова профессора Дугина, Мизулиной или инфернальный оскал певицы Чичериной — этих евразийских приматов.
Современный феминизм изобрели старые белые западноевропейские сексисты. Что ни хорошо и не плохо (у всех свои интересы). Феминизм сыграл свою позитивную роль в 19-ом, начале 20-ого века (к примеру суфражистки). Женщины действительно добились своих прав. Далее это движение стало управляемым, превратившись в свою противоположность.
Что должны делать феминистки сейчас? Добиваться равноправия — в сфере бизнеса и управления. Работать. И зарабатывать. Влиять на политику в т.ч. Вместо этого мы видим бесконечные рефлексии по поводу «отношений», патриархальности и пр.
Сейчас же адепты феминизма, при всем уважении и интересе к отдельным из них, скорее создают ему отрицательный имидж — неким досуговым переливанием дискурса из пустого в порожнее, и, таким образом, играют на руку тем самым сексистам, которые лишь прячут свои ухмылки в бороды. Не говоря о том, казалось бы очевидном и вопиющем факте, что само утверждение «я женщина», само рассуждение с женских (феминистских) позиций — есть воплощенный антифеминизм и дискриминация по половому признаку.
Ровно так же — рассуждения о возрасте согласия — при том как с той так и с другой стороны — то есть, сама дискуссия, как таковая, в перспективе играют на руку только педофильскому лобби. Странно, что такие простые вещи приходится кому-то объяснять.
Роль женщины в обществе часто сводится к обслуживающей функции, к действительному домашнему рабству. И эта проблема не может быть снята феминизмом. Или иным субкультурным способом, ибо субкультура (а феминизм есть субкультура) никогда не станет основной движущей силой прогрессивных социальных перемен. Возникает закономерный вопрос — а что же может стать такой силой?
Этой силой станет признание женщины как полноценного индивида, т.е. субъекта отношений — как личных, так и социальных, во всём их многообразии. Этой силой станет выведение женщины из состояния объекта с меньшим или большим количеством или уровнем прав — того, о чём так любят с пафосом порассуждать сторонники «классического» феминизма