В начале февраля в обществе «Мемориал» состоялся семинар с весьма интересным названием «Об оппозиции». Известный политолог Екатерина Шульман выступила на нем с крайне интересным докладом, выдержки из которого мы предлагаем вашему вниманию:
О стабильности и переменах
В прошлом году мы увидели снижение всех видов рейтингов действующей власти: рейтинга одобрения, электорального рейтинга, рейтинга доверия. Это касалось и самых манифестных – президентских замеров. Рейтинг одобрения - это отношение к тому, что президент делает, как президент, как он выполняет свои обязанности. Электоральный рейтинг отвечает на вопрос, проголосовали бы вы за него, если бы выборы проходили в ближайшее воскресенье. Рейтинг доверия означает, доверяете ли вы такому-то. Понятно, что это несколько пересекающиеся облачка, если рисовать их в виде схемы, но есть и различия. Самый высокий, хотя и имеющий тенденцию к снижению – это рейтинг одобрения. Сейчас он выше 60 %, если брать усредненные данные разных социологических служб. Самый низкий – это электоральный рейтинг. Он колеблется в районе 30%. Между ними находится рейтинг доверия, но он гораздо ближе к электоральному рейтингу, чем к рейтингу одобрения.
Возникает вопрос: как это может быть? Как можно одобрять того, кому ты не доверяешь и за кого не хотел бы проголосовать, если бы у тебя была такая возможность? Социологи объясняют это, как правило так: рейтинг одобрения – это признание status quo. Это констатация факта, что президентом является тот, кто является. Это отражение уровня базовой или пассивной лояльности. Рейтинг доверия – это эмоциональное отношение, это своего рода “люблю - не люблю”, “нравится - не нравится”. Электоральный рейтинг - “проголосовали ли бы вы за этого человека в ближайшее воскресенье” - подразумевает вопрос, хочу ли, чтобы также было и дальше.
Если мы посмотрим на рейтинги доверия партийной системе или парламенту, где представлены парламентские партии, там все еще хуже. 78 % опрошенных считают, что никакая партия не выражает их интересов. Очень высокие цифры полагающих, что партии выражают исключительно интересы богатых, облеченных властью и не интересуются простыми людьми и их нуждами.
Еще один важный социологический показатель, который стоит упомянуть: количество тех, кто выступает за стабильность, по сравнению с теми, кто считает, что нужны перемены. Долгие годы партия стабильности имела большинство, а те, кто были за перемены оставались в меньшинстве. Лето 2018 года оказалось переломным по ряду показателей, в том числе и по этому. Кривая поклонников стабильности пошла вниз, а сторонников перемен – вверх, произошло перекрещивание этих двух кривых.
Желание перемен в ответах респондентов варьируется от решительных и масштабных, до небольших, тактических. В исследовании по этим показателям сравниваются 2016-й и 2018-й годы. До пенсионной реформы в мае 2018-го ситуация выглядела следующим образом: к партии перемен прибывало, но росла она за счет сторонников небольших изменений. В 2018-ом по сравнению 2016-м их доля уменьшилась, а доля тех, которая хочет более масштабных перемен увеличилась. При этом доля тех, кто считает, что перемены не нужны, снижается, но медленно: в целом эта страта остается достаточно стабильной. То есть так называемое лоялистское ядро в обществе сохраняется, но большинство уже за теми, кто считает перемены необходимыми, и эта страта радикализируется: если год назад они скорее были за небольшие перемены, то теперь уже - за масштабные.
О партиях будущего
Нынешним партиям народ не доверяет, потому что они не отражают его интересы, а поддерживают богатых и чиновников. А кому доверяет? А никому! Каких перемен хочет? Непонятно пока.
То есть, сейчас мы сталкиваемся с моментом, когда колобок народного доверия укатился от бабушки и дедушки и никуда пока особенно не прикатился. Он, как говорится по-английски, goes a-begging - ходит просит, чтобы кто-нибудь его скушал. Но пока никого он не нашел, кому бы он смог довериться в какой-то измеримой части.
На что в обществе есть запрос, кроме туманных пожеланий “развития в правильном направлении”? Этот запрос толком не формулируется респондентами, но он есть, и его можно разбить на составляющие. Социологи, в частности, спрашивают о ценностях, в рамках которых должна развиваться Россия. Несмотря на то, что формулировка довольно общая, кое-какие интересные ответы мы можем получить.
Если мы берем разбивку, то что мы видим? Это, прежде всего, лоялистское ядро поклонников стабильности, которые говорят, что и так все правильно, и так все хорошо. Оно крутится вокруг 30 %, в зависимости от формулировки вопроса.
Есть группа поклонников социальной справедливости, которая говорит, что государство должно больше заботиться о населении, быть более щедрым по отношению к нему. Ее условно можно назвать левой партией справедливости. Есть партия «закона для всех». Она считает, что государство должно устанавливать общие правила, следить за их соблюдением, в общем, помогать слабым и распределять ресурсы как-то более адекватно. Она представляет собой значительный кусок электорального пирога. В процентном отношении он составляет 26 – 28 %.
А есть, к примеру, страта, которая утверждает, что у нас должна быть более открытая, менее агрессивная внешняя политика, что мы должны двигаться в сторону Европы. Это протопартия, которой на сегодняшний день не существует в публичном пространстве, а ее сторонники фактически объявлены изменниками Родины. Каждый, кто находится в этой страте, думает, что он один такой извращенец. Но на самом деле, их в нашей стране много. В зависимости от формулировки вопроса и выборки различных обстоятельств, таких людей от 18 до 24 %.
Далее у нас имеется протопартия «Россия - для русских». Она постулирует, что государство должно защищать титульную нацию. Ее нужно поднимать и обеспечивать, бороться с иммигрантами, в общем, устанавливать справедливость в ее пользу. Это условно националистическая партия и это от 10 до 12 процентов опрашиваемых, что тоже немало.
Что интересно, ни одной из этих партий не существует в публичном политическом пространстве. Никакой либеральной городской вестернацизионной партии нет и в помине. Нет на сегодняшний день и националистической структуры, которая могла бы успешно баллотироваться в муниципальное, региональное собрания или в Государственную думу. Они или в нашей стране запрещены, или находятся под плотным присмотром силовых структур. Имеется только партия “Оставьте нас в покое”, и её рейтинг примерно равен размеру этого самого лоялистского ядра.
О народном запросе
Если мы хотим ответить на вопрос, где у нас пространство для оппозиционной деятельности и как должен выглядеть тот политический субъект, который мог бы стать бенефициаром антиэлитного и антивластного запроса, то обычно говорят, что такой человек должен быть левым и базировать свою риторику на понятии справедливости. Но это - чрезвычайно обобщенный термин. Иногда справедливость – это закон, иногда – милосердие, иногда – возмездие или наказание, иногда – это, наоборот, восстановление нарушенного права, иногда – равенство, а иногда – неравенство в пользу того, кому это больше нужно, кто больше пострадал. То есть справедливостью может быть чем угодно. Но при этом каждый из нас интуитивно понимает, что справедливо, а что нет.
Какими еще качествами наш гипотетический субъект должен обладать? Он должен быть народен, демонстрировать свою антиэлитную принадлежность, говорить с людьми на их языке. При этом он вполне может быть представителем этих самых элит. Нынешний американский президент успешно демонстрирует, как легко и весело это можно делать.
Искомый субъект также должен выражать сочувствие и эмпатию. На это в обществе большой запрос, который сейчас не находит удовлетворения. Одним словом, наш антиэлитный субъект туманного будущего должен быть с очень человеческим лицом.
О конкуренции
Если бы у нас была конкурентная политическая среда и свободные выборы, то всё сказанное можно было бы воспринять как руководство к действию и уже два года успешно использовать. Потому что рейтинги 2018 года – это всего рода манифест, трупные пятна на коже, по которым каждый может сказать, что больной-то наш уже помер! А два года назад, когда врач его пальпировал, он замечал, что печень у него увеличивается. - Нет, - возражали ему. - Пациент у нас бодрячком, еще сто лет проживет. А если бы была конкурентная политика, то спрос уже бы родил предложение, целый ассортимент новых предложений - если бы не стояло очевидного административного, полицейского забора, который не дает этим предложениям появиться.
О шансах оппозиции
Кто-то скажет, что у желающих пробиться в политической сфере на оппозиционном поле шансов практически нет, что на самом деле, просто нет такой вакансии, как мы описываем.
Но к примеру, что мы увидели по реакции организаторов выборного процесса на так называемые электоральные неожиданности осени 2018 года? В тех регионах, где что-то пошло не так, была применена разная тактика. Не было единого сценария, который бы использовался везде. В Хакасии, к примеру, потянули время, пытаясь сорвать выборы и провести их заново с другими участниками, но уперся победитель и отложить его губернаторство удалось только на несколько месяцев.
В Приморском Крае получилось успешно скинуть все фигуры с доски и расставить их заново. Но какой ценой? Чем интересен случай Приморского края? Победивший кандидат вел ярко выраженную оппозиционную кампанию, антиэлитную, антимосковскую, за интересы края, этакую народную. Он безусловно провел ее достаточно успешно, но при этом совсем без рисования результатов не обошлось. Если бы не это художественное рукоделие, он бы вышел во второй тур с честными 46-47 %. И это означало бы очень хороший результат для человека, который был десантирован в регион за три месяца до этого.
Чтобы добиться успеха, он по сути стал квазиоппозиционером, перенял соответствующие риторику, приемы и медийные технологии. То есть он играл на оппозиционном поле, с тем, чтобы никто другой его не засеял и урожай не собрал. Это возможная технология: если мы не хотим или боимся допускать до выборов каких-то реальных политических субъектов, то их нужно изображать.
О будущей трансформации
Я из этой всей картины не пытаюсь извлечь какой-то прогноз. Мы сейчас не говорим о том, каким образом будет происходить трансформация партийной системы, каковы будут изменения в электоральном законодательстве. А они, скорее всего, будут, потому что надо будет что-то изобразить, чтобы преодолеть рубеж 2021 года, когда состоятся парламентские выборы. Для власти чрезвычайно важно будет иметь парламентское большинство на все последующие двадцатые. .
Пока мы находимся в 2019-м году, запас инерционной прочности еще с нами. Тем не менее, на все региональные и муниципальные выборы 2019-го года мы будем смотреть с пристальным внимание, так как в этот период будут проходить несколько чрезвычайно интересных кампаний, как по выборам губернаторов, так и выборам в законодательные собрания. Все помнят про выборы в Мосгордуму и избрание губернатора Санкт-Петербурга, но это не единственное. за чем надо следить...»
***
Этот доклад прокомментировал в ФБ социолог Сергей Белановский:
«В одном из прошлых постов Шульман высказала известную мысль, которая часто высказывалась в отношении Южной Кореи, но почему-то не в отношении России. Мысль простая: в начале возникновения Южной Кореи там была имитационная демократия, но существовали имитационные партии, которые при очередном повороте истории превратились в реальные и конкурентные. То же самое говорит Шульман и про Россию: кончается срок, олигархи начнут грызню, каждый постарается прибрать к рукам какую-нибудь партию, возникнет сначала олигархическая конкуренция, но ситуацию они не удержат, де-факто возникнет свобода слова и политическая конкуренция.
Попробую сделать некое приращение, введя термины «политический спрос» и «политическое предложение». Предложение не всегда соответствует спросу. Мой любимый пример - советская колбаса: к концу 70-х годов она вся была отвратительная, но люди все равно что-то выбирали. Кому-то казался менее отвратительным один сорт, кому-то другой, а о чем-то более вкусном приходилось смутно мечтать. И сформулировать эти мечты в фокус-группах люди бы сильно затруднились. Хотя звучало бы что-то вроде «раньше в колбасе чувствовалось мясо».
Вот и сейчас: есть четыре сорта политических партий (ЕР, КПРФ, ЛДПР, СР). Есть еще что-то оппозиционное, но кроме абсолютно бесперспективного «Яблока» я их и не помню. Типа как в распределителях советской эпохи стали бы продавать что-то еще более отвратительное, чем в магазинах (при всем уважении к некоторым личностям, например, Гудкову).
Итак, есть политическое предложение, которое в случае исторического перелома начнет эволюционировать. При этом накопленный рейтинг официальных партий настолько превышает оппозиционные, что поначалу основные скрипки будут играть они. Но, повторяю, сразу начнут эволюционировать. Поначалу на ощупь, потом, получая обратную связь от населения и заказчиков, вектор позиционирования может начать меняться (а может быть, победит тотальная глупость). Новые оппозиционные субъекты нарастят политический вес не сразу, особенно в условиях, слабеющей, но сохраняющейся цензуры.
Теперь о выступлении Шульман. Здесь она, по сути, анализирует не политическое предложение, а политический спрос. Вот эти два момента мне и хотелось бы объединить. Предложение никогда не сможет точно подстроиться под спрос. Есть пределы изменчивости предложения и есть пределы эластичности спроса - в каждом сегменте разные. В 80-е годы все боялись, что парламентское большинство захватят фашисты и крайние националисты. Но оказалось, что на деле их ровно столько, сколько было читателей их малотиражных газет. Правда, их отчасти заменил Жириновский, но он удовлетворил несколько иной сегмент политического спроса (точнее - три разных сегмента, сам проводил фокус-группы).
Вот и сейчас Шульман называет некоторые сегменты, опираясь на социологические опросы. Все верно, но какова будет их эластичность под воздействием конкурентной политической пропаганды? Ясно, что она будет разная. Но какая? Пока не берусь ответить на этот вопрос. И на какие сегменты разобьется политическое предложение, на что его субъекты будут делать ставку? Трудно сказать. Предполагаю, что будет какая-то каша.
Впрочем, судя по имеющимся данным, на первое место выйдет ностальгия по советскому прошлому. Но теперь уже никто не может сказать, в чем оно заключается, кроме банальных цен, зарплат и пенсий. Как она была устроена и как работала - уже никто не знает. Тем более, что поскольку субъектов политического предложения будет несколько, им придется как-то отдифференцироваться друг от друга, вот и возникнет каша.
Драка за ключевые места во власти сместит едва ли не единственного вменяемого человека - Набиуллину, возникнет инфляция, которая усугубит хаос. Здесь в игру вступят регионы - с непредсказуемым результатом.
С птичьего полета или из подворотни я смотрел - не знаю...»
***
Аналитик Дмитрий Милин тоже попытался представить, какие процессы начнутся в стране, если Путин по каким-то причинам уйдет со своего поста:
«На следующий же день кремлевские группировки начнут беспощадную войну «всех против всех» за деньги, собственность и власть со сливом компромата на друг друга в СМИ, соцсети и Навальному, со взаимными внезапными посадками и такими же внезапными освобождениями с другими посадками.
Есть конечно не нулевая вероятность установления диктатуры какой-нибудь хунты, но уровень взаимного недоверия и страха между противоборствующими группами, которых объединяет только Путин и его рейтинг, настолько велик, что эта вероятность стремится к нулю.
Общество в результате этой борьбы. будет иметь кучу привластных групп (и кланов, местами даже родственных) ни одна из которых не сможет получить монополию на власть, а вероятность образования сильной коалиции из-за высокого уровня недоверия к друг другу крайне мала.
Вот тут и потребуется этим группам обращение к обществу (народу). Для этого им надо будет изобразить какие-то привлекательные идеологии и видения будущего, что бы победить на выборах (вариант гражданской войны «Газпрома» против «Роснефти» и ФСБ против МВД не рассматриваем).
Если это произойдет до 2021 года велика вероятность того, что проснутся любимые Екатериной Шульман «спящие институты» вроде парламентских партий, которых с их аппаратом расхватают противоборствующие группировки. Причем ЕР в этом случае может быть разорвана на части по противоборствующим интересам, оживет ОНФ, а КПРФ, ЛДПР и СР из декораций превратятся в выразителей интересов каких-нибудь привластных групп и кланов.
В принципе уже сейчас можно прикинуть какие идеологии будут задействованы в борьбе за власть: либерализм, причем в двух вариантах суверенном и проевропейском, социалистический популизм, имперский фашизм (куда уж без него?) и русский национализм (не имперский!!!).
Вот тут и появляются вопросы к оппозиции. А что она сделает? Проведет митинг или шествие? Извините, но это будет смешно и не актуально.
В этой ситуации надо предлагать позитивный образ будущего и конструктивный план действий, что бы с этим выйти на выборы, которые из-за войны привластных групп рискуют стать самыми честными в современной истории РФ. Оппозиции надо будет только принять в них участие не набрав свои стабильные 1-2-5% голосов.
Есть у нас оппозиция с позитивным образом будущего и конструктивным планом действий на такой случай? Боюсь, что такой оппозиции у нас нет. В этом идеальном случае оппозиция переругавшись из-за «дележа портфелей» в будущей власти ничего привлекательного не сможет предложить обществу, кроме компромата на друг друга....»