Posted 14 февраля 2019, 07:51
Published 14 февраля 2019, 07:51
Modified 7 марта, 16:12
Updated 7 марта, 16:12
Сергей Баймухаметов
«Трофим Лысенко и Николай Вавилов. Так кто был прав?» Статья под таким громким названием недавно получила определенное распространение в социальных сетях.
Эта статья любопытна тем, что в ней без стеснения используется прием, который называется «вселенская смазь» Это означает: все смешать, все свалить в одну кучу, чтобы никто уже ничего не мог разобрать, тем более – массовый читатель. Встатье есть еще один примечательный прием – уравнивание. Это ловкий кульбит-утверждение, что и Вавилов, и Лысенко были генетиками, просто одному из них не повезло…, что никаких гонений на генетику не было. (На самом деле генетику в СССР уже со второй половины 30-х годов называли «буржуазной лженаукой».) Вот дословный пример:
«Проблема Вавилова была не в том, что он был генетиком (Лысенко тоже был генетиком, и это не помешало ему получить восемь орденов Ленина)... Фактически процессы против генетиков начались с того, что были не выполнены заявленные группой Серебровского-Вавилова планы по выведению новых сортов в пятилетку 1932 – 1937 года…. Если на вложенный рубль принес, грубо говоря, три – молодец, получи орден.У Лысенко с этим проблем не возникло, за то и ордена. Получил новые сорта, разработал технологии, внедрил, вполне понятный, подсчитанный экономический эффект… Беда Вавилова была в несвоевременности. В каких-нибудь 1970-х годах он бы прекрасно получал премии и звания. Но для того чтобы финансировать сугубо теоретическую науку, без практической отдачи, требуются исключительно благоприятные условия, это мало кому по карману. Ни в 1930-х, ни в 1940-х таких условий конечно не было… Вот такая история. Правы, конечно, были оба. Просто одна правда была совершенно не ко времени».
(О судьбе великого ученого см. подробней «НИ» от 14 апреля 2018 года: «Боль истины: вышла в свет полная биография Николая Вавилова.)
Об «экономическом эффекте» лысенковщины еще скажу, но сначала – о том, что не следует относиться к подобным материалам в соцсетях свысока: «Да стоит ли обращать внимание, мало ли что в интернете понапишут….» Во-первых, социальные сети давно уже не «мало ли что», они –явление, феномен современной жизни, фактор активного влияния на общественное мнение, формирования общественного мнения. Во-вторых, апология лысенковщины в последние десятилетия повсеместна и целенаправленна. Например, вспомним, нашумевшую несколько лет назад статью «Трофим Лысенко: гений или шарлатан?» Разумеется, вопрос о шарлатанстве был риторический.
Так совпало, что в те дни, когда немногочисленная общественность обсуждала эту статью, прославляющую одиозного академика Лысенко, я гостил в Ленинградской области у родственницы, Веры Викторовны Творцовой. И она, вспоминая те или иные эпизоды долгой жизни (она родилась в 1924 году), заговорила и о Лысенко. Ничего не зная о статье, где его назвали гением.
«Когда началась война, нас из Ленинграда эвакуировали в Красноярск. Мой отец работал там агрономом в краевом управлении. И я хорошо помню, как он дома ругался на Лысенко, жаловался маме. А потом надолго уезжал, мотался по районам, указывая колхозам, как надо сеять по тем дурацким приказам, чтобы и приказы эти выполнить, и дело сделать. Картошку надо было сажать не как всегда, а только верхнюю часть клубней, срезать их осенью и хранить до весны, пересыпав песком, раз в неделю перемешивать и проветривать - вот морока людям была! Пшеницу - сеять по прошлогодней стерне. Причем, не вспахивать и не рыхлить землю. Представь, какой драгоценностью в войну и после войны было семенное зерно. И сколько его пропадало, не давая урожая! А кто отвечать будет, если кому-то придет в голову завести «дело о вредительстве»? Отвечать будет отец, другие агрономы и председатели колхозов. «Разбазаривание семенного фонда!» - и 10 лет лагерей. Отец и другие агрономы так и ходили под этим страхом. И ничего нельзя было сказать».
Рядовым агрономам нельзя. А большие ученые протестовали.
Академик Николай Васильевич Цицин писал Сталину:
«В 1944 году в семи учтенных районах Новосибирской области средний урожай озимой ржи по стерне был равен 3.6 ц/га. В этом же году по Челябинской области…— 1.8 ц/га. В том же году по всем совхозам Омского зернотреста Министерства совхозов… − 5.1 ц/га. В 1945 году, в одном из лучших совхозов Омской области «Лесном», с площади посевов озимой пшеницы в 91 га, посеянной по всем правилам, рекомендованным акад. Лысенко, собрали… в среднем по 7 клг. (килограммов! – С.Б.) с гектара, а также несколько огромных скирд бурьянов, кстати сказать, обсеменившихся в своей массе ко времени уборки. В том же году в соседнем совхозе «Боевом» все 67 га стерневых посевов озимой пшеницы полностью погибли. Наконец, в прошлом 1946 году, в том же Сибирском научно-исследовательском институте, которым руководит акад. Лысенко, из 150 га стерневых посевов было запахано 112 га, так как на них родился один бурьян».
Бесполезно. Если «Правда» еще в 1927 году объявила выпускника заочного отделения Киевского сельхозинститута Трофима Лысенко «босоногим профессором», к которому учиться «приезжают светила агрономии», если Сталин, а затем и Хрущев всячески поддерживали его «учение» о биологии как «истинно марксистское», то что могли сделать ученые?
Советская власть всегда возносила «народных профессоров» и «народных академиков». Из классовой солидарности и классовой неприязни к подлинным интеллигентам, «умникам». Чтобы понимать значение науки, надо обладать определенным уровнем мышления и образования. К тому же наука, тем более фундаментальная, сфера стратегическая, очень часто с отложенным эффектом – в будущем. А «народные академики» предлагали (и поныне предлагают) успех здесь и сейчас, «числом поболе – ценой подешевше». Поддерживая их, власть попадала в ловушку – и потому закрывала глаза на явные фальсификации, на высосанные из пальца рапорты об «успехах», сама поощряла и организовывала их. Кстати, и в статье«Трофим Лысенко: гений или шарлатан?»аргументация построена по тому же принципу:
«В 1920–1921 годах средняя урожайность пшеницы составляла всего 3-4 центнера с гектара, а через два десятилетия, в 1940-м – уже 7-8 центнеров. То есть эффективность земледелия выросла в два раза. И руководил этим процессом якобы безграмотный фантазер? Простите, но так не бывает».
Откуда взял автор 3-4 центнера? По данным статистики, в 1921 году урожайность пшеницы составляла 7,7 центнера.
В 1924 -1928 годах - 7,5 центнера.
И потому «7-8 центнеров» с гектара в 1940 году говорят лишь о том, что за «два десятилетия» урожайность не повысилась. Следовательно, эта аргументация – или ошибка, или примитивная манипуляция, подлог.
Тридцатилетняя деятельность Трофима Лысенко во главе советской агробиологии и генетики квалифицировалась отечественными учеными как шарлатанство вкупе с гонениями, травлей истинных специалистов. Оттуда и пошло зловещее - «лысенковщина». (С 1940 по 1965 год Институтом генетики руководил человек, отрицающий законы генетики.) Его доклад на сессии Всесоюзной академии сельского хозяйства имени Ленина (ВАСХНИЛ) в 1948 году считался и считается разгромом советской генетики как науки. Та же участь в те годы постигла кибернетику. Заголовки в газетах начала 50-х годов: «Кибернетика - «наука» мракобесов», «Кибернетика – американская лженаука», и т.д.
Трудно представить, на сколько десятилетий страна была отброшена в развитии. Там, где судьба науки решается с идеологических позиций, неизбежно возникает «лысенковщина». Ведь сам по себе Трофим Денисович и ему подобные значили немного. Но когда они сбиваются в стаю и действуют под лозунгом идеологической борьбы, то становятся страшной силой – страшной для прогресса, для общества. Разделы того доклада Лысенко назывались так: «История биологии - арена идеологической борьбы» и «Два мира - две идеологии в биологии».
Естественно возникает вопрос: почему именно сейчас пытаются поднять на щит одиозное имя? Наверно, есть закономерности. Как только начинаются идеологически-политические заклинания об «особом пути», почему-то противопоставляемом всем другим, логически неумолимо следует оправдание «лысенковщины», прорастают ее семена в науке. И в других областях.
И еще о «вселенской смази». Повторю рассказ моей родственницы Веры Викторовны Творцовой (мир ее памяти):
«Надо сеять по тем дурацким приказам… Пшеницу - сеять по прошлогодней стерне. Причем, не вспахивать и не рыхлить землю. Представь, какой драгоценностью в войну и после войны было семенное зерно. И сколько его пропадало, не давая урожая! А кто отвечать будет, если кому-то придет в голову завести «дело о вредительстве»? Отвечать будет отец, другие агрономы и председатели колхозов. «Разбазаривание семенного фонда!» - и 10 лет лагерей. Отец и другие агрономы так и ходили под этим страхом. И ничего нельзя было сказать».
А сейчас даже в некоторых справочниках пишут: «В настоящее время посев по стерне признан прогрессивным и широко распространен во множестве стран… применяется в засушливых районах, где используют почвозащитную систему земледелия».
Это как раз тот случай, который в народе называют «слышали звон».
Во времена, когда земледельческую науку и практику определяли Лысенко и его покровитель Хрущев, почвозащитную, противоэрозийную систему с риском для карьеры пробивали сквозь бюрократические рогатки казахстанские агрономы и ученые во главе с Александром Ивановичем Бараевым. Он с 1957 года возглавлял Казахстанский (с 1961 года - Всесоюзный) научно-исследовательский институт зернового хозяйства в Целиноградской области, ныне - Научно-производственный центр имени А.И. Бараева. Центральная власть вынужденно (буквально) обратила внимание на его идеи только после экологических бедствий – пыльных, «черных» бурь начала 60-х годов, унесших плодородный слой с полей Башкирии, Калмыкии, Поволжья, целинного Казахстана и целинной Сибири, а затем Украины, Кубани, Ставрополья. Бараев и его единомышленники предлагали отказаться от лемешных плугов, от традиционной вспашки с оборотом пласта, при которой влага испаряется быстрее, поверхностный иссушенный слой выдувается. В Институте зерноводства разработали плуги-плоскорезы, которые вспахивают землю, не выворачивая пласт, оставляя стерню. Посев ведется с заделыванием семян на глубину, одновременным рыхлением почвы и срезанием сорняков культиваторами. Да, стерня оставалась, нотолько на поверхности, как заслон от солнца, сохраняла влагу в почве, защищала ее от ветровой эрозии.
Иначе говоря, лысенковский сев по стерне и бараевская почвозащитная система земледелия соотносятся так же, как алхимия и химия, астрология и астрономия.
Александр Иванович Бараев был уникальный человек. В 1964 году, отстаивая «чистые парЫ», паровую систему, он вдрызг разругался с Хрущевым, когда тот приехал в Институт. Хрущев разозлился и велел снять его с должности директора. И уехал. Пока готовили приказ о снятии, выжидали, а вдруг да одумается, сняли самого Хрущева.
Потом была история с Горбачевым. Вскоре после избрания Генеральным секретарем ЦК КПСС, в сентябре 1985 года, он прилетел в Казахстан и на партактиве по сельскому хозяйству начал разнос: и то не так, и это не эдак. И тут на трибуну вышел Александр Иванович… Сказал: вы первый раз в Казахстане, ничего не знаете, а критикуете… А мы годами пробивали в ЦК почвозащитную систему, и многое другое предлагали, и всегда встречали полное наплевательство и непонимание, в том числе и тогда, когда вы были секретарем ЦК по сельскому хозяйству.
Сошел с трибуны – и инфаркт. На следующий день умер. Понятно, что это значило для человека его лет (1908 г.р.) и опыта его жизни, да для любого человека в те времена – публично выступить ПРОТИВ Генерального секретаря ЦК КПСС!
Александр Иванович ни перед кем не склонял головы, отстаивая истину.