Алексей Цветков: "Нельзя считать негодяем человека, запуганного КГБ"

Одним из самых обсуждаемых в Сети событий последних дней стало обнародование латвийскими властями личных дел людей, сотрудничавших с КГБ. «Новые Известия» уже писали о реакции общества и самих фигурантов этих списков на эту акцию. А вот как прокомментировал ее в ФБ замечательный русский поэт Алексей Цветков, живущий сегодня в США и знающий о чекистах не понаслышке:

«Решил было написать пару абзацев по поводу открытия Латвией картотеки КГБ, но быстро понял, что парой ограничиться трудно. Вот что получилось в конечном счете. Прежде всего расскажу в двух словах о моем опыте контактов с этой организацией, чтобы было понятно, что я рассуждаю не как чистый теоретик. Наши отношения развивались по восходящей кривой и неизвестно, чем бы закончились, не получи я вовремя разрешение на выезд.

Началось все с «дружеской» встречи в номере запорожской гостиницы — я тогда работал техническим переводчиком в НИИ, и нас прощупывали на предмет возможной пользы. Во мне, видимо, пользы не усмотрели, и ничего дружеского в дальнейшем уже не предлагали. Затем был фельетон в областной газете, инспирированный органами, и меня, явно в соответствии с присланной телегой, стали выгонять с журфака МГУ, хотя я временно решил проблему путем перевода на заочный.

Следующим этапом стал прямой вызов в штаб-квартиру, где меня четыре часа допрашивали по всей форме. Дружба увенчалась арестом и высылкой из Москвы по месту проживания родителей — не знаю, как бы все повернулось дальше, если бы не пришло вышеупомянутое разрешение. Эти отношения, естественно, выстраивались не без помощи нештатных пособников — подозрения в те годы носились в воздухе, но только об одном человеке я узнал точно, что он на меня стучал: как раз о том, который подарил мне четырехчасовой допрос.

Каким образом можно было выжить в этой атмосфере подозрений, причем без всякой склонности к конспирации (ни в каких антирежимных организациях я никогда не состоял)? В какой-то момент я просто решил для себя, что если у меня нет серьезных доводов подозревать того или иного близкого человека, я буду вести себя с ним так, словно этих подозрений и не было. В противном случае жизнь, и без того непростая, стала бы адом. С некоторыми эта тактика давалась довольно просто: иным из однокурсников, в т. ч. моих постоянных собутыльников, сильно выкручивали руки в деканате, и я понимал, что там они могли сболтнуть лишнего, но это было по-человечески понятно и простительно. Других иногда останавливали на улице и расспрашивали про меня, но об этом я узнавал как раз от них самих. К третьим, наверное, инстанции повыше применяли более жесткие меры в кабинетах, но и они, на мой взгляд, заслуживали известного снисхождения — никогда ведь не знаешь, как поведешь себя под достаточно сильным давлением.

Как ни смешно звучит, но анекдот тут кстати: «время было такое». И наверное были и такие, кто стучал по зову сердца, но мне из моей позиции различить было трудно.

К чему, я, собственно, веду? Латвия публикует картотеку предполагаемых нештатных сотрудников, составленную вербовщиками. К репутации некоторых это, на мой взгляд, добавляет лишь уточняющие штрихи — по поводу иерархов РПЦ у меня и без того сомнений не было. Беда в том, что помимо этих карточек у нас нет никакого компромата на большинство из разоблаченных. Как признает эксперт в интервью радио «Свобода», контекст почти полностью отсутствует — сами досье были вывезены в Россию.

О чем можно судить по карточке, составленной на произвольное лицо? Только о том, что она была заполнена и запущена в дело. Но сотрудники КГБ были такими же совслужащими, как и все: боролись за перевыполнение плана и гнали туфту. Совести у этих людей не было просто по долгу службы, да и не могли они себе вообразить, что когда-нибудь их крючкотворство станет достоянием гласности.

Тут я могу вспомнить и о собственном первом свидании: хотя мой тогдашний собеседник явно счел меня профнепригодным, наверняка простился он со мной традиционным способом: «Если что услышите, обязательно сообщите». И я наверняка ответил «конечно», а не спел ему «срать хотел я на вашего Ленина». И что мешало ему заполнить на меня такую же карточку и дать мне звучную кличку? Карточки вынуждают некоторых оправдываться и закапывать себя еще глубже ввиду маловероятных версий и все того же отсутствующего контекста. У многих из нас есть вещи, в которых стыдно признаваться, но среди них случаются и такие, признаваться в которых надо еще до того, когда тебе выведут на чистую воду, иначе только глубже себя закопаешь — пардон за смешанную метафору.

Веду я к тому, что латвийский жест был, на мой взгляд, ошибочным, по крайней мере по широте. Я не согласен считать человека негодяем только потому, что ему, может быть, сделали привод и насмерть его запугали. Мне, если угодно, нужны факты повторных визитов и прямых доносов. Мы не сделаем нашу жизнь проще, рассчитавшись на жертв и стукачей — хотя бы потому, что некоторым не будем понятно, к какой из этих двух шеренг пристраиваться.

И в заключение — еще одна любопытная личная подробность. Человек, заложивший меня в КГБ, не исчез без следа, потому что есть с одной стороны интернет, а с другой — честолюбие. Человек этот сочинял стихи, что и привело к нашему знакомству, и на сайте стихи.ру по сей день есть его страница с фотографией. Поскольку в его причастности я не сомневаюсь ни на секунду, я вполне мог бы вывесить ее под этим постом. Но не стану — последние стихи помечены 2007 г., он был старше меня, и наверное уже покинул нынешнее пространство и время. Загробно мстить бессмысленно — тем более, что я все-таки выкарабкался. Все вышесказанное — сугубо мое мнение.

Я не сомневаюсь и даже уверен, что некоторые из тех, кого все это задело сильнее меня, думают иначе. Но мне все же кажется, что суд над другими требует от нас, чтобы мы отвлеклись от собственных обстоятельств...»