Теперь они делают то, что им скажут какие-то неизвестные люди не то из РАНХиГС, не то из аппарата Сергей Кириенко, не то из обслуги этого аппарата. И эти таинственные незнакомцы отбирают из числа столь же таинственных незнакомцев людей, поразительно похожих друг на друга. И на Сергея Кириенко. А электорат…
Какой электорат? Нет никакого электората. Есть население, которое спокойно и радостно пережило происшедшую с ним трансформацию и которое про прыжки со скалы ничего не знает и знать не хочет. Так что все на месте и все при деле. И вот что это за место и что за дело – стоит разобраться. Потому стоит, что есть люди, которым это интересно. Причем интерес этот совершенно бескорыстный – ни у кого и в мыслях нет что-либо менять. И невозможно это, и ненужно. Но интересно же.
Ну хорошо, ответственность за новые кадры берёт на себя не бывший электорат, а РАНХиГС. Тренинги с прыжками в воду и гонками на лодках, напоминающими коллективный заплыв васюкинских шахматистов в погоне за гроссмейстером О. Бендером и Кисой, не единственное испытание. В той же академии экзамены по проектному управлению должны сдавать чиновники и представители госкорпораций (существенное дополнение), занятые в приоритетных проектах. Об этом говорится давно, а сейчас первый заместитель руководителя администрации президента объявил о масштабном конкурсе управленческих кадров, названном им "масштабным вертикальным лифтом".
И все бы хорошо, но…
Но вот что. В истории был пример многовековой системы формирования чиновничества путем специальных экзаменов. Она существовала в Китае до 1905 года. Экзамены подобного рода были и в России, но что они из себя представляли, можно узнать по рассказу Чехова «Экзамен на чин». Никогда в нашей стране не было единой системы планомерного обновления правящей элиты, да и не могло быть. Самодержавие для этого слишком динамично, слишком тревожно по отношению к правящему классу. И столь же настороженно к нему относилась и относится советская и нынешняя власть.
Если глянуть на последние губернаторские перестановки, то видно, что сочинские купания не обязательны для всех. Как я понял, чаша сия миновала Владимира Васильева. И никто пока не пробует сместить Амана Тулеева, а тем более сбросить со скалы.
А насчёт лифтов… Так ведь уже сколько лет прослеживается иная тенденция. В своей книге «Русский тоталитаризм» я напомнил, как в нулевые годы такими лифтами обещали сделать провластные молодежные движения, которые на пике своей активности превратились в личную гвардию «дяди Славы», сиречь Владислава Юрьевича Суркова. Однако всё это происходило на фоне социальных процессов, сильно отличавшихся от того, что было обещано детям спальных районов и предместий.
В 2010 году Центр развития ВШЭ провёл исследование и изумился: как это так получилось, что 450 миллиардов рублей из 1,2 триллиона выделенных на борьбу с кризисом, правительство потратило зря. В основном передав в уставные капиталы нескольких банков. Среди них был и четвертый по капитализации в России Россельхозбанк (РСХБ), где председателем правления трудился Дмитрий Патрушев – сын Николая Патрушева, руководителя ФСБ. И не он один такой. В то время дети больших начальников более всего предпочитали банки – самые крупные, связанные с госбюджетом, а значит, с огромными, не слишком прозрачными и не шибко контролируемыми финпотоками. Среди банков, названных в исследовании Центра развития ВШЭ, был, само собой, и Внешэкономбанк, членом правления которого являлся Петр Фрадков – сын тогдашнего руководителя СВР. Банковским делом были увлечены и сыновья Сергея Иванова, Сергея Кириенко, Валентины Матвиенко.
К 2017 году дети высших чиновников еще надежнее закрепились в финансовом и инвестиционном бизнесе, стали скупать акции Газпрома, освоили финпотоки от иностранных инвесторов. Весьма показательно, что возглавляемые ими банки порой убыточны, что не мешает кремлевским детям получать благодарности и награды от государства. Списки этих детей, их должностей и наград неоднократно публиковались и постоянно обновляются.
У детей российской элиты появилась задача интеграции в элиту мировую, понимаемая как легализация за рубежом того, что нажито непосильным трудом по освоению российского бюджета. Но это идет параллельно с продвижением их в государственных и окологосударственных корпорациях. Все разговоры о «национализации элит» (совершенно безграмотный термин) так разговорами и остались. При этом прогрессивная общественность не понимает, что появление номенклатурных династий не повод для возмущения. Совсем наоборот – причина порадоваться.
Это очевидный признак стабильности, консолидации и консенсуса новых элит, избежавших большого террора, то есть уничтожения поколения победителей вместе с семьями и огромным числом людей, становившихся жертвами вертикально организованного убийства. Пока это существенное отличие нынешнего политического режима не только от советской модели, но и от всей русской традиции. И знаете, не так уж это мало и не так уж это плохо. Иное дело, что традиция эта проявляется в другом – наследуются не семейные бизнесы, а властные статусы, не частные предприятия, а целые отрасли и государственное кураторство над ними. Никакого свободного рынка, конкуренции, демократии нет и не будет. Ну, значит, такова русская модель, остается только с этим смириться и не ждать невозможного.
Напоминание обо всем этом необходимо, поскольку речь идет о реальности, а планы, озвученные Сергеем Кириенко… Нет, я не говорю, что это пустые обещания, это весьма серьезное дело. Это часть общей политики консолидации социума по сегментам вокруг власти. Элиты Путин консолидировал давно, без точечных репрессий не обошлось, как не избежал он дистанцирования от тех, с кем начинал. Массы были консолидированы внешней экспансией, которая в России всегда была важнейшим средством внутреннего управления. Теперь идет переключение образованных городских слоев, которые могли сформировать свободный средний класс, на государственные карьеры. Ничего случайного нет, поскольку одновременно идет деприватизация банков и свертывание среднего и малого бизнеса, что аналогично свертыванию нэпа в конце двадцатых.
Государство становится единственным гарантом социального роста. Но это уже не совсем государство, а корпорация, которая консолидируется теми же средствами, что и прочие корпорации. Сочинский тренинг полностью копирует технологии корпоративного сплочения, создания иллюзии общего дела. Первый шаг, о котором не принято говорить, это создание чувства избранности и глубочайшего презрения к биомассе вне корпорации. Удостоенный принятия в нее должен быть счастлив и горд, исключение из корпорации для него хуже смерти. При этом культ первого лица не позволяет обсуждать существенные отличия его статуса от положения рядовых членов корпорации, для которых существуют границы роста. В данном случае все понимают (но тоже – никто об этом не говорит), что никакой вертикальный лифт не поднимет до уровня, на котором возможен контроль над доходами первого лица и его ближнего круга.
И никогда этот путь наверх не будет единственным, никогда высшая власть не допустит, чтобы элита формировалась сама, без ее вмешательства. Взлеты и падения по именному повелению останутся важнейшей частью вертикальной социальной мобильности. Да и не они одни. Но главная задача именно этого проекта, повторю, в другом. И она не позитивна, поскольку сводится к дискредитации самой идеи о возможности социального роста без причастности к власти, к низведению статуса частного лица до социального ничтожества.