Эдуард Радзюкевич: "Бездарным говорю, что они - бездарны"

- Вы преподавали актерское мастерство в ГИТИСе. К вам поступали юные дарования. Можно разглядеть за 10-15 минут экзамена талант в абитуриенте?

- Практически невозможно. Если это не ярко выраженная фактура, как скажем, у Краморова или Вицына. Когда это острохарактерный актер. Да, абитуриент может смешно читать, но это ничего не значит. Потому что актер с комедийным дарованием - это трагик наоборот. Это серьезная очень глубина.

-Чаплин говорил, что человеческая жизнь - это комедия издали и трагедия, если посмотреть поближе.

- Он прав. С великим не поспоришь. Все ветви пошли от двух основных жанров- комедии и трагедии.

- Кто сегодня в России хорошо снимает трагикомедии?

- Я даже не знаю. Многие снимают комедии, но какого-то индивидуального почерка в сторону трагикомедии я не наблюдаю. Скорее, снимают замес буффонады и лирической комедии. Вообще, сейчас очень сложно говорить о чистоте жанра. Его практически нет. Все это такая мешанина! Все говорят, что это современно. Я считаю, что неумение выдержать жанр говорит о слабости художника. Если вместо портрета мне рисуют волны, это и не портрет, и не картина художника-марини ста. Выдержать жанр в чистом виде очень сложно. Для этого нужно иметь мужество. И мастерство.

- Вы хотите сказать, что комедия - нелегкий жанр?

- Конечно! Самый сложный. Человек, который может снимать комедию, с легкостью снимет и драму, и мелодраму, и детектив. Законы драматургии одни. Но задачи очень сложные. Донести весь трагизм, весь драматизм ситуации так, что мы без улыбки смотреть не можем, нелегко. Это очень по-русски, кстати, шутить на Титанике. Потому что смотреть без юмора на то, что с нами происходит, невозможно. Если бы не самоирония, столь присущая нашему народу, был бы массовый суицид.

- Как-то вы мрачно настроены.

- Нет. Просто вокруг столько горя, что, если бы люди не могли все это сбрасывать через юмор, жить было бы сложно. И в какой-то момент на телевидении решили заливать все юмором.

- Причем плохим…

- Нельзя говорить, хороший он или плохой. Это непрофессиональный подход. Юмор бывает ниже и выше пояса. Площадной, балаганный, английский, французский, утонченный, с подтекстами. Телевидение попробовало заливать все всяческим юмором. Что просто убило жанр сам по себе. Он девальвировался, стал раздражать и вызывать негатив и даже какую-то агрессию. Не улучшило ситуацию и количество цинизма. Пройти по грани и не свалиться в пошлость удается немногим. Многие пошли путем вымурыжавания одной и той же темы и использования уже потрепанных шуток.

- Эдуард Владимирович, я не профессионал, я зритель. И на мой взгляд, юмор в телевизоре часто просто неприличен.

- . Это плохое кино или неплохое, это хороший юмор или нет, это непрофессиональный подход. У юмора есть только две категории: смешно или не смешно. От этой шутки я смеюсь, а от этой меня бросает в дрожь от ужаса. И в том, и в другом случае шутка на меня воздействует. Но когда мне от шутки жутко или стыдно, то она перестает ею быть. В одном из московских театров в начале спектакля актриса мочится посреди сцены.. Конечно, театр – это площадка эксперимента. Экспериментаторы в этом театре решили, что самое главное - это не оставить меня равнодушным. Ну, конечно, я не остался равнодушен. Мне до такой степени было плохо, что меня тошнило. Желаемого воздействия они добились. Но цель искусства - это очищение души через смех и слезы. А не очищение желудка через рвоту. Ребята -экспериментаторы что-то перепутали.

- А чем это вызвано?

-Бездарностью и скудоумием. Абсолютной серостью, которая прикрывается некой , якобы, тайной творца. Сегодня практически везде, во всех областях до власти дорвались «высокомотивированные низкоквалифицированные дилетанты», полуобразованная пена. Но очень агрессивная. Активная. Распирающиая локтями. И если человек говорит им, что король голый, то они это не прощают. И чтобы таких оправдать свою пустоту и бездарность, они обкладываются статуэтками, медальками, грамотами, большим количеством званий и ученых степеней. Чем-то надо защищаться. Вот вам большое поле для смеха. Но чаще не смешно, к сожалению.

-А вы уверены в себе как в комедиографе?

- Нет человека на земле, которого я не заставлю улыбнуться и рассмеяться, если захочу. Я знаю, как это делать. Потому что я профессионал.

- Желающих посвятить свою жизнь кино встречают у ВГИКа три фигуры: Шпаликов, убивший себя от нищеты и невостребованности, Шукшин, который умер молодым, и Тарковский, который эмигрировал, тоже, по-видимому, не от хорошей жизни. Я воспринимаю эти фигуры как предупреждение о том, что художника розы в этом мире не ждут. А вместе с тем количество платных киношкол растет как на дрожжах. Что не прибавляет процент талантливого кино на экране.

- Я вообще считаю преступлением введение платного образования что в театральных, что в кинематографических вузах. Этого делать нельзя. Люди должны туда поступать только на творческой основе. Говорили, что при таком подходе было много блатных. Конечно, если ты из этого мира, куда тебе еще поступать? Но ведь многие с громкими фамилиями просто получали образование, и из профессии уходили. Все вставало на свои места. Конечно, никому не пожелаешь такой судьбы, как у Шпаликова. Но Паганини тоже в яме похоронили. Я думаю, что памятник этим людям стоит не потому, чтобы кого- то предупреждать. Эти трое сделали серьезный прорыв в кинематографе. Революцию. И подняли уровень кино очень высоко. Сцена в картине «Калина красная», когда герой приезжает к матери, сделана на разрыв аорты. Или «Ностальгия» Тарковского, по моему мнению, великий фильм. Все трое рано сгорели, но успели сделать этот прорыв. Конечно, таланту нелегко. Но он все равно пробьется. Потому что талант - это еще трудолюбие и выживаемость. Диванный или кухонный талант - это талант говоруна. Сидеть за чашкой кофе или за рюмкой чего покрепче и жаловаться, что кругом бездарности, которые не дают тебе творить – смешно. Надо просто делать дело. И стараться делать его профессионально.

- Если бы вы начинали сегодня, и был выбор - заработать другой, нелюбимой профессией на кусок хлеба, или идти в творчество, обрекая себя на нищету, чтобы вы выбрали? Сегодня этот выбор встает перед абитуриентами творческих вузов, потому что художнику очень сложно заработать.

- Это было всегда. В творческую профессию – любую, не только актера - идут не затем, чтобы зарабатывать, а потому что без этого не могут. Я вспоминаю себя в 20 лет. У меня все было хорошо. Я учился в МИРЭА на вечернем, работал на почтовом ящике и зарабатывал по советским временам очень приличные деньги. У меня была зарплата от 200 до 280 рублей в месяц, и была перспектива роста. Но в какой-то момент я понял, что я совершенно не люблю радиотехнику. И в ней не хочу оставаться, и диплом радиотехнический не хочу получать. А вокруг меня были люди, которые были талантливые в этом. И которым это было интересно. Которые любили связь, технику, радио. А я себя в этом не видел никаким образом. У меня транзистор или диод никаких чувств не вызывали. Я не понимал, что меня именно влечет, но мне хотелось другого. У меня было начальное музыкальное образование, я еще успевал играть в рок-группе. В юности все успеваешь совмещать. И еще я с детства очень любил театр. Артисты для меня были небожители. Для меня всегда существовала эта четвертая стена, я понимал, что для меня это недосягаемо. Но тем не менее я пошел в любительскую театральную студию. И там мне встретились очень хорошие люди. Многие из них тоже потом поступили в театральный, и сейчас работают актерами. Конечно, были иногда, когда особенно трудно приходилось, мысли: «Может быть, бросить все?» Особенно в 90-е. Мы выпустились из Щукинского училища в 90-е, театр был никому не нужен. Все и вся убивали. Мы сделали свой театр «Ученая обезьяна», поставили шесть спектаклей, сами вкладывались в декорации к ним. И, хотя на дворе были 90-е, и мне даже предлагали пойти в бандиты, я профессии не изменил. У нас был спектакль «Три сестры» Чехова , и люди ходили. Помню, Швыдкой тогда сделал о нас разворот хвалебный в «Литературной газете». Он тогда был театральным критиком. Играли спектакли три с половиной года, а потом нас в 24 часа выставили из помещения Дворца молодежи, в котором мы существовали, потому что сменился хозяин у этого Дворца, и мы ему были не нужны. И было искушение такое: «Может, бросить все?» Но ведь это означало предать свою профессию. Любимое дело. Этого делать нельзя. Я счастливый человек. Я выбрал это дело и ему верен. Хотя периоды бывают нелегкие, как и у всех. Я уверен, что предавать мечту нельзя! Если я предам мечту, я, наверное, умру очень скоро. Мужчину всегда держит его дело. У него могут быть сложности в семье, но он будет держаться на плаву, если он состоялся в профессии.

- Почему только мужчину? А женщину?

-Для женщины это не так важно.

-Вы уверены?

- Не буду говорить за всех, но мой опыт показывает, что женщина может воплотиться в других вещах. В первую очередь, раствориться в детях, в семье. Мужчине этого недостаточно. Мужчины меня поймут. Без любимого дела мужик не может чувствовать себя полноценным мужиком.

-Женщине тоже нужно состояться в деле.

-Не думаю. Женщине важно состояться как матери. Я видел столько несчастных актрис, которые как матери не состоялись. Это страшное дело. Это очень видно. Слава Богу, у нас на курсе все девчонки – матери. И некоторые – не по разу!

- Болеете Вы за свой курс, это видно. Однокурсники Ваши по Щукинскому остались в профессии?

- Да. Практически весь курс. И Дима Марьянов, и Наташа Щукина, и Александр Жигалкин, и Витя Бакин. Многие занялись режиссурой, кто-то стал продюсером, как Костя Плотников. Саша Карпов пишет замечательные детские книги и сценарии. Макс Разуваев организовал свой маленький театр, называется «Театр Жив». Александр Коручеков прекрасный актер, режиссер и педагог. Маша Антипова, Антон Алексеев, Слава Якушин и многие другие - все в театре. У нас очень хороший курс был! Кто-то уехал заграницу, но все равно там занимаются профессией. Не взирая ни на что. Все при деле. Увы, не смог на 20-летие выпуска приехать, был на съемках «Все включено-2» в Турции. Но на 30-летие надеюсь со всеми увидеться. Всех помню и люблю.

- Готовясь к интервью, я посмотрела ваш фильм «Все включено», легкую, веселую комедию для всех. Чаплин ведь тоже не снимал кино для узкой аудитории. Это дает прокат. А вот дает ли прокат возможность финансирования будущих проектов? Или каждую новую историю нужно начинать с нуля?

- У нас все равно есть разделение на мейнстрим и авторское кино. Просто у меня есть позиция по поводу авторского кино. А кто его снимает? Такой же автор. «Выживший» или «Джанго» это авторское кино??

- Нет.

- А я четко вижу в этих фильмах авторский почерк. Если вы хотите, чтобы авторское кино было успешным в прокате, то нужны всего лишь две вещи: умение снимать и быть автором. Когда автору есть ЧТО сказать и он знает КАК это интересно сказать , тогда будет вам и удачный прокат, и талантливое авторское кино. Надо думать о зрителе, а не о себе. «Вот я такой весь из себя гениальный, но моего гения никто не понимает». Есть группочка творцов, которая считает, что народ не достоин их высокого искусства. Ребята, это вы не умеете с народом общаться. Вы не умеете интересно рассказывать истории. Вы не умеете снимать кино. Вы сначала заинтересуйте народ, а потом требуйте признания. Конечно, художник не должен понижать планку. ОН, наоборот, должен убедить, замотивировать людей так, чтобы они стали сами тянуть к пониманию и постижению высокого уровня. Я езжу по всей стране и общаюсь с народом, изучаю его. Да я и сам вышел из народа.

- Все–таки вы не ответили на вопрос, помогает ли успешность ваших комедий находить деньги на новый фильм?

- Каждый раз надо начинать с нуля. И все зависит от сценария. Да, конечно, если тебя считают успешным режиссером, гораздо проще . Но все равно приходится доказывать, что ты не верблюд. В этом и сложность профессии. На любом этапе своей жизни ты это доказываешь. И чем ты известнее, тем пристальнее взгляды. Сколько мы видели случаев, когда у известного человека вдруг пошли неудачи одна за одной, и толпа кричит: «Распни его!». И вчерашние победы не в счёт.

- Я посмотрела трейлер Вашей новой работы «Графомафии» и отрывок с песней. Я правильно понимаю, что мотив сюжета - до какой степени может человек упасть в погоне за славой?

- Ради того, чтобы издаваться, мои герои готовы на все.

- Таких людей много в писательской среде?

- Мало людей, которые владеют этой профессией. А не владеющих - много.

- Где можно посмотреть эту картину?

- Вообще, у «Графомафиии « непростая судьба. Я приступил к нему после того, как фильм был снят и смонтирован. Тогда были дописаны песни Сережей Плотовым и Ваней Замотаевым. Прокат был ограниченный. Но я буду пытаться сделать так, чтобы картина была показана на телевидении. Мне кажется, что он будет иметь более успешную жизнь на телеэкране, чем в кино.

-Переделывать картину сложнее, чем снимать свое?

-Да. Это ювелирная работа. Но у меня это не первый опыт. И теперь для меня вся технологическая линейка производства фильма закольцевалась. Нет такого, чего я не мог бы сделать в кино. Я знаю все по поводу постпродакшна.

- Почему в кино такой кризис сценариев?

- Кризис это общемировой. Сейчас у всех детей есть мобильные телефоны. В какой-то момент произошла научно-техническая революция. Мы живем в другом пространстве. Книги превращаются в предмет культуры, а не информации. Информацию взяли на себя гаджеты. Я еще из читающей жизни. Но они уже другие. Те, кто родился после нас. Привычка к поверхностной информации убивает культуру фундаментальных знаний.

- При такой привычке трудно заставить человека вникать в серьезную историю. У меня сакраментальный вопрос: судьба выбирает человека или человек - судьбу?

- Мы можем надувать щеки. Но вот прошел ураган - и восьмимиллионного города нет. В какой-то момент истории человек решил, что он не дитя природы, а её венец. «Ты возомнил, что ты венец, и тут пришел тебе конец».

- Вы сейчас ищете натуру в Королеве. Что в планах?

- Восьмисерийный сериал. Иронический детектив. Подробности пока освещать не могу, до момента подписания всех договоров.

- Вы жесткий человек?

-В профессии – да. Даже чересчур. Бездарным людям я говорю, что они бездарны. Людям, которым надо поменять профессию, я советую это сделать. Всегда говорю людям в лицо, что думаю. Из-за этого у меня возникают часто большие сложности. Но надо отстаивать свою позицию.

- У вас был суровый отец?

-У меня жизнь была суровая. А папа у меня замечательный. Ему 87 лет, и для меня он- идеал мужчины. Более порядочного, более сильного, честного и мудрого человека я в своей жизни не встречал.

- Ему нравится то, что вы делаете в кино?

- Ему я вообще нравлюсь! И в кино, и не в кино