Третий лишний? Россия оказалась между молотом ислама и наковальней буддизма

Кажется, будто трудно найти такие далёкие друг от друга темы, как Мьянма и Северный Кавказ, но сообщения о преследованиях мусульман из народности рохинджа в далекой стране вдруг взбудоражило северокавказские республики: на митинги в поддержку единоверцев вышли сотни тысяч человек. И это при том, что конфликт в Мьянме длится уже много лет. Так почему же именно сейчас?

Автор полагает, что в начиная с 2014 года ситуация на Северном Кавказе ушла в тень Крыма, Донбасса и Сирии. Считалось, что в этом регионе более или менее все наладилось и угрозы со стороны незаконных бандформирований больше нет. Не случайно, по данным Левада-Центра, 41% опрошенных респондентов на вопрос о ситуации на Северном Кавказе ответили, что считают ее «спокойной и благополучной», и только 4% – «взрывоопасной».

Однако, нынешний всплеск активности сюрпризом отнюдь не является, поскольку «замирение Чечни наряду с ее возвращением под российскую юрисдикцию, стабилизацией общественно-политической обстановки и снижением террористических угроз предполагало в одном пакете и управленческий партикуляризм. Дело в данном случае не только в автономии при принятии тех или иных решений и невмешательстве центра во многие чеченские дела, но и в свободе идеологического, а также до определенной степени внешнеполитического выбора».

К примеру, в 2015–2017 годах Рамзан Кадыров побывал в Саудовской Аравии, ОАЭ, Бахрейне, а среди его гостей отметился известный афганский политик генерал Абдул-Рашид Дустум. То есть, этот регион, не имеющий своего представительства в ООН, стал приобретать определенную внешнеполитическую субъектность.

Да и подобные акции случаются там не впервые. Автор напоминает слова Кадырова: «Собравшись в центре Грозного, народ покажет всему миру, что мы не позволим шутить с исламом, не позволим оскорблять чувства мусульман». Они из выступления 19 января 2015 года на акции, посвященной журналу Charlie Hebdo...

По наблюдению Маркедонова, Кадыров за время нахождения у власти приобрел опыт публичного политика, обладающего быстрой реакцией и способного озвучивать не только свои интересы, но и позиции той части российского общества, которая отстаивает последовательную антизападническую позицию. То есть тех людей, кто не просто готов оппонировать курсу США и ЕС, но и выступает за жесткую мобилизацию внутри страны и «особый цивилизационный выбор». И это – одно из последствий особого статуса отдельно взятой республики в составе России.

При этом все же, нельзя не отметить, что такой подход часто противоречит общегосударственным интересам. К примеру. укрепление отношений с Пекином требует от Москвы сдержанной реакции по Мьянме.

То есть, «Россия не может отождествить свои подходы с подходом, популярным в Чечне или в Дагестане, ей требуется большая гибкость и многосложность. Поэтому возникает непраздный вопрос: как не потерять доверие не просто у своих сограждан, но и у региональных лидеров, сделавших определенные ставки на политизацию религии...»

Однако и это ещё не всё, поскольку религиозная идентичность Северного Кавказа не сводится к Кадырову. В этом регионе хватает и других проблем, причём практически во всех частях от Дагестана до Адыгеи и Ставропольского края. И если изначально они не носили религиозного характера, то теперь ситуация изменилась. По мнению автора в начале 2000-х годов на всем Северном Кавказе произошла «реисламизация», затронувшая и те его части, где традиционно роль религии была меньшей.

«Укоренение религиозной идентичности в разных вариациях, начиная от лояльности властям и заканчивая экстремистскими формами, происходило не само по себе, а на фоне упадка светских институтов (правоохранительные органы, судебные инстанции) и кризиса общегосударственной идеологии... - пишет Маркедонов. - Провозгласив многократно идею «российской политической нации», на практике Москва мало что предприняла для ее реализации. Напротив, центр сделал ставку прежде всего на лояльность, не утруждая себя выстраиванием грамотного соотношения светского и религиозного начала. Следствием такого подхода на Северном Кавказе стало стремительное сжатие светского дискурса в общественно-политической, информационной, образовательной сфере...»

В результате, новое поколение в этом регионе оказалось в гораздо большей степени интегрировано в исламский мир, чем их отцы и деды и переживает события в нём, как свои собственные.

И в этом явлении множество противоречивых элементов. Да, Россия должна себя позиционировать не только как государство русского, но и, скажем, тюркского, и исламского мира, но ведь и буддистского тоже. И именно поэтому опасна для страны мусульманская реакция на события в Мьянме.

А ведь на акциях протеста звучали лозунги «Буддисты – террористы», а по соцсетям гуляли призывы «начать с Калмыкии»...

«Таким образом, - подводит итог автор, - ситуация в Мьянме и ее отражение на Северном Кавказе – это не проблема отдельно взятого региона России. Северокавказские республики – это не гетто и не этнографический заповедник, а территория, где особенно ярко проявляются проблемы, которые переживает вся страна. Пробуждение российских мусульман – это серьезный сигнал для Москвы. Не став эффективным арбитром и посредником между разными народами и регионами страны, не обозначив четкие правила игры и границы дозволенного, сильного государства не построить. Пока мы так и не услышали от российских официальных лиц внятных заявлений о том, чем чреват конфликт в Юго-Восточной Азии и подключение к нему нашей страны или отдельных ее частей, в чем там состоят российские интересы. Такое молчание создает вакуум, который быстро заполняют другие идеологи. Призрак Мьянмы на российском Кавказе стал напоминанием о том, что Москве, помимо пикировок с Вашингтоном и Брюсселем, пора уже начать уделять внимание внутриполитическим проблемам. Причем уделять содержательно, а не только в контексте подготовок к выборам и распределения голосов на «прямых линиях».

Полностью здесь