Posted 11 апреля 2007,, 20:00
Published 11 апреля 2007,, 20:00
Modified 8 марта, 08:41
Updated 8 марта, 08:41
Большинство современных оперных штампов когда-то были режиссерскими открытиями. Чтобы прослыть здесь авангардистом, грамотному европейскому режиссеру достаточно воспроизвести то, что из года в год делают его коллеги. Именно так поступил с «Балом-маскарадом» режиссер Уве Шварц. Первым шагом стал перенос действия из XIX века в XXI и создание собственной версии либретто. В оригинале Риккардо – губернатор одного из американских штатов, влюбленный в жену своего лучшего друга, идет к негритянской колдунье, чтобы она предсказала ему судьбу. В новой версии негритянская колдунья превратилась в шоу-диву, заговорщики, угрожающие жизни Риккардо, – в его собственных телохранителей, а мальчик-паж – в элегантную секретаршу, которая пела о себе в мужском лице.
В имении сенатора устроили стадион с трибуной, похожий на постройки советского образца. Сенатору вдумчиво подпевал хор мафиози в черных очках. Шоу-дива тоже принимала клиентов на стадионе (для нее здесь установили ярко-красный диван). Беседы шли в прямом эфире, транслируясь на огромный телеэкран. Риккардо, переодевшийся в ковбойскую шляпу и пеструю рубашку, подслушал, что его любимая Амелия ночью собирается на кладбище. И устроил ей сюрприз: стоило женщине прийти на кладбище, Риккардо вылез из гроба, стоящего на сцене, держа в руках открытую бутылку шампанского и два бокала. Влюбленные, скинув пальто, улеглись прямо на авансцене. Секретарша-паж несколько раз переодевалась. Все происходившее напоминало современный вариант оперной вампуки.
Гроб маячил на сцене вплоть до финала. И помог создать картину беспросветной мужской депрессии. Риккардо, решивший расстаться с Амелией, в старом халате и с небритыми щеками, покрытыми мыльной пеной, сидел на гробу и опускал письма в почтовый ящик с номером 69. Гроб и ящик оказались в ванной. Почему – загадка.
С музыкальной составляющей тоже вышел казус. Опера «Бал-маскарад» редко идет в России – не каждый театр может подобрать подходящий для «Бала» вокальный состав. Не удалось это и уфимцам. К тому же дирижер Роберт Лютер акцентировал маршевые ритмы, отчего опера приобрела военно-патриотический оттенок. А певцы то сосредоточивались на музыкальных партиях, забывая о мизансценах, то вспоминали о мизансценах, и тогда страдало пение.
Стремление догнать Европу – похвальная цель. Но хочется, чтобы желания руководства театра соответствовали возможностям творческого коллектива.