Posted 22 сентября 2004,, 20:00
Published 22 сентября 2004,, 20:00
Modified 8 марта, 09:47
Updated 8 марта, 09:47
Определение «нонконформист», которым обозначают художников, не принявших соцреализм во времена хрущевской оттепели – слишком условно, размыто, причем с годами определение становится все более условным. Еще недавно нонконформистов изображали эдакими борцами с режимом, бросавшимися под колеса бульдозеров, чтобы отстоять свободу слова и творчества. Недавнее 30-летие «Бульдозерной выставки» дало повод для возрождения этого мятежного образа. Между тем стоит взглянуть на недавно открытую в Третьяковке на Крымском валу ретроспективу Эдуарда Штейнберга, чтобы избавиться от всех этих революционных штампов. Штейнберг, которого также причисляют к нонконформистам, откровенно цитирует большевистский авангард Малевича, но переводит его в другую плоскость: в мистику, в христианство или в интеллигентское созерцание. И если в брежневское время кресты и квадраты Штейнберга воспринимались как «искусство против», сейчас это почти уже салонные красоты (не случайно же художника в Париже представляют респектабельные галереи).
Советские нонконформисты изначально и по определению были внутренними эмигрантами. Это духовное эмигрантство началось после Московского международного фестиваля молодежи 1957 года с открытием абстрактной живописи и перфомансов. Ко времени горбачевской перестройки общественная неприкаянность переросла в массовые отъезды за границу. Сейчас же пришло время собирать камни, эмигранты возвращаются на родину, где их причисляют к лику классиков.
Все эти этапы счастливо прошел Дмитрий Плавинский. В 60-е годы полотна Плавинского, сочетающие разные техники и фактуры, выступали знаками тайного знания «шестидесятников». Тут и Вечность, и Время, и Судьба, и Земля, и Миф, и Слово (все с большой буквы и с большим смыслом). Примерно также Андрей Тарковский зашифровывал в своих фильмах идеалы постсталинского поколения. Дмитрий Плавинский так и остался в пределах изобретенного им «структурного символизма». Уехав в Америку в 1991 году, он увидел Нью-Йорк и весь остров Манхэттен в виде огромной Рыбы. Москва же оказалась Большой Черепахой. С первой ретроспективой в Третьяковке художник приобрел уже статус музейного мастера и официально объявил о своем переезде в черепашью Москву.
Вслед за Плавинским приезжает другой нонконформист, апологет мейл-арта и создатель композиций на денежных знаках Владимир Котляров (псевдоним – Толстый). Он представит свои лучшие работы в Музее современной истории (бывший Музей революции). В 1979-м, покидая Россию и не надеясь возвратиться, Толстый поместил урну «с собственным духом» в семейную нишу Донского монастыря и написал: «Толстый. 1937–1979». Но дух оказался сильнее плоти, и родина вновь будет созерцать Толстого во всей его полноте.