Михаил Беляев - о кризисе: "Вся философия рыночной экономики должна стать другой"

"Новые Известия" обсудили перспективы "зеленой" и цифровой экономики с аналитиком Российского института стратегических исследований, экономистом Михаилом Беляевым.

- Насколько вероятно наступление нового финансового кризиса, о котором сейчас говорят экономисты по всему миру?

- Кризисы - это не динозавры, они не вымерли, а ходят рядом с нами. Они могут появиться в любой момент. Мировая экономика развивается циклически. Есть и внутренние причины для кризисов, есть и внешние. Сейчас мы столкнулись если не с кризисом, то с очень большими затруднениями в экономике, в связи с внеэкономическими причинами, которые привносятся эндогенно. Я имею в виду пандемию. По отношению к экономике, эта причина имеет внешний характер, но воздействуют, пресекая сферу сбыта, транспортные артерии и артерии снабжения, затрудняя деятельность экономики и экономических механизмов. Некоторые отрасли пострадали, особенно те, которые связаны с потребительским спросом и пересечением границ.

Но, тем не менее, причин и факторов для финансового и экономического кризиса я бы не видел. Дело в том, что как только восстановились даже частично коммуникации, которые были нарушены пандемией, мы видим, что экономика в тех странах, которые проводят нормальную экономическую и денежно-кредитную политику, выходят из этой ситуации достаточно активно. Я говорю о Китае, США, странах Азии. Более медленно выходит Европа в силу того, что у неё экономика более медленная. Хоть европейская экономика и единая, но состоит из разных стран, и там есть некоторые сложности. Она менее динамична по сравнению с американской.

У нас тоже экономика восстанавливается, тоже со своеобразной окраской, но, тем не менее, кризиса мы не видим.

- Но сложности есть?

- Другое дело, что есть ограничения более серьёзного характера. Это те, которые показывают, что рыночная экономика достигла пределов своего развития, во всяком случае, на данном этапе, и требуются более серьёзные эволюционные решения. Это и разница в доходах между низкодоходными и высокодоходными слоями общества, это и проблемы развивающихся стран. Но намечаются пути выхода из этих цивилизационных сложностей на направлениях цифровой экономики, зелёного курса. Зелёный курс важен не только потому, что он экологически безопасен, а тем, что требует принципиально новых технологий, нового оборудования, принципиально новые заказы пойдут в промышленность. Они должны дать импульс для развития, вдохнуть новые жизненные силы в экономический механизм на новом технологическом цикле. Так что говорить о том, что просматривается новый финансовый и экономический кризис я бы стал говорить с очень и очень большой осторожностью. Во всяком случае, в нашем понимании, классические факторы кризиса, на мой взгляд, не просматриваются.

В глобальной экономике рыночного типа и каждой отдельной стране, которая исповедует рыночную экономику в чистом виде есть присущие этой системе достаточно серьёзные затруднения. Но есть намётки по их преодолению. Поэтому говорить, что кризис непременно будет сегодня-завтра и будет катастрофического масштаба, я бы относился с очень большой долей осторожности к такого рода прогнозам.

- Как Вы оцениваете нынешний этап? Это отскок или рост?

- Отскок есть отскок. Экономика развивается, восстанавливается в прежней парадигме, то есть, восстанавливается то, что было до пандемии. Потому что это не экономический кризис и не экономическое восстановление. Любой кризис, это когда накопленные противоречия в системе, в данном случае – экономической, достигают предела, решается это через кризис и решается на принципиально новой основе. Таким образом кризис решает те проблемы, которые накопились. Данный кризис был внешним по отношению к экономике – это насильственное воздействие на экономику, временное создание трудностей, они преодолены в известной мере. Восстанавливается то, что было до того, в тех рамках и той парадигме. Поэтому те противоречия, о которых я говорил, которые были, они никуда не ушли и должны решаться по-другому. Но наметились выходы. Во-первых, понимают, что нужны уступки в сторону социальных компонентов экономики, такое развитие капитализма, которое расслаивает общество и дело не в том, что растёт социально-экономическая напряжённость, а в том, что сужается слой потребителей. Рыночная экономика просто начинает буксовать и работать не может. Необходимо решать социальные проблемы для того, чтобы восстанавливать спрос, и колёса продолжали крутиться.

Второе это то, что цифровая экономика и зелёные технологии, речь же не просто идёт о том, что необходимы природосберегающие технологии и не просто цифровая экономика, которая позволяет получать документы в цифровом виде, дело в том, что весь производственный базис и вся философия экономики должна стать другой. Работать на принципиально иных условиях цифровизации. Это принципиально новая система управления экономическими процессами, бытовыми формами, связями между странами и так далее. Эти технологии – и цифровая, и зелёная – дают заказы промышленности на принципиально новую технологию, что служит оживляющим эликсиром для экономики. Пока делаются первые шаги, но существует консенсус по поводу того, что это надо делать. Есть понимание того как и в каком направлении надо двигаться. В Европе «Зелёный курс» не столько про экологию, сколько про новую технологическую основу, которая даст возможность консолидировать научно-технические силы, произвести принципиальные изменения в базисе экономики. Как это будет реально, жизнь покажет.

Но пока с точки зрения знания экономики нашего уровня мы видим, что это тот путь, который поможет выйти из данных затруднений. Есть фонарик, который горит в конце туннеля.

- Внеэкономический, пандемийный кризис отодвинул или приблизил следующий?

- Циклы рассматривались в рамках стационарной модели, которая не менялась. То есть, в рыночной. Она могла технологически усовершенствоваться, но принципиальных изменений не было. Под влиянием научно-технического прогресса все процессы ускоряются. В том числе, сокращается периодизация циклов. Называли чуть ли не шесть лет, периодичность мировых кризисов.

Что касается пандемического кризиса, то он, конечно, провёл в известной мере очистительную работу как каждый кризис. Несмотря на то, что он внешний, он внёс серьёзные изменения. Но повторю, поскольку там были накоплены противоречия, но, если и не первый раз в истории, то такое случается нечасто, когда выход находится не стихийным путём, через кризис, а здесь мировое сообщество осознало, что мы должны экономике предложить новый путь развития и мы выводим экономику на новый путь развития через цифровую и зелёную калитку, тем самым снимаем перепроизводство, тупики и так далее.

То есть, выход рождается не стихийно, а предлагается волевым путём, управленческая модель встраивается в рыночные экономики. С этим связываются надежды, что, конечно, кризис будет, но не здесь и не сейчас. То есть, кризис, который должен был произойти через 6 – 10 лет, считая от предыдущего, таким образом отодвигается. Если пойдёт развитие этих технологий (цифровой и зелёной) успешно, то кризис отодвинется достаточно существенно, откроются ворота для пути, хватит работы надолго.

Единственное, что надо сказать: и в цифровой, и в зелёной экономике есть то, что сторонники этих курсов не учитывают - небольшой нюанс, который может помешать. Оба эти направления роднит то, что для их реализации, для их оборудования требуется в разы больше материалов, особенно это касается редкоземельных металлов, например металл неодим. Из него делают магниты, без которых не может обойтись ни один ветряк, ни одна солнечная станция. Этого металла требовалось считанное количество, но при переходе на зелёную энергетику потребуется в разы больше. Этого металла и так не много, кроме того, для его добычи требуется гигантское количество энергии. Кроме того, его добыча и производство является экологически опасным. Есть такое технологическое препятствие. То же самое можно сказать и о литии, который добывают только семь стран. И так далее. Понадобится кобальт, который добывают только в Конго. Сейчас этого хватает, но через год – два – три его хватать не будет.

- Насколько опасен печатный станок и инфляция?

- Печатный станок совершенно не опасен. Надо чётко понимать, что такое «включённый печатный станок». И понимать, в каких странах и для чего запускается. То, что допущена дополнительная денежная масса и денежные вливания, наоборот, позволяют экономике преодолеть те сложности, которые связаны с сокращение потребительского и промышленного спроса, дополнительно вброшенные в экономику деньги увеличивают заказ со стороны определённых отраслей промышленности и населения. А раз существует спрос, экономика всегда готова включить реальные производственные мощности, чтобы его удовлетворить. Конечно, когда инфляция срывается в галоп и переходит в неконтролируемые рамки, это действительно опасно, она ломает производственные пропорции и ломает воспроизводственные циклы. А когда инфляция находится в пределах до 10%, а сейчас она в развитых странах 5%-6%, она ничем не угрожает. Надо следить за ней, надо держать под контролем, но пытаться подавлять её и заодно зажимать производство и затягивать удавку на шее промышленности – самый неразумный вариант, который можно выбрать.

- Чему учит энергетический кризис в Европе?

- Влияет на ситуацию с точки зрения отрезвления и реальной оценки. Все трудности заставляют более реалистично мыслить и более реалистично оценивать ситуацию. Европейцы поняли, что у них энергетические ресурсы достаточно ограничены, взять их негде. Нужно убрать политические вопросы с арены и включить экономические. Я говорю о Северном потоке, который решит эти проблемы. Я думаю, что наступающие холода дадут возможность экономике взять вверх над политическими играми.

- Как ситуация в мире и Европе влияет на Россию?

- Как любая турбулентность, на российской экономике это сказывается не лучшим образом. Мы включены мировое производство, но не так сильно, как европейские страны и США. Мы достаточно автономны, как и Америка, и это – наша сильная сторона. Нас, конечно, это затрагивает. С импортом могут быть трудности, цены скачут, и есть неопределённость, которая экономике не помогает.

Но у нас наконец-то обратили взоры на внутреннюю экономику, поняли, что надо заниматься внутренними проблемами. Мы занимаемся этими проблемами. У нас есть и энергообеспеченность, и сбытовая, если мы будем развивать промышленность и реальный сектор экономики. Это должно закрутить внутренний механизм. Нас это затрагивает, но не самым сильным образом. Мы преодолеваем достаточно спокойно.

- Какова главная защита от кризиса?

- Для России самая главная мера защиты от кризиса – стимулирование развития собственной внутренней экономики в направлении повышения её эффективности. Это идёт на пользу социально-экономическому развитию и защищает нас от внешних кризисов.

Самый главный тормоз для реализации этой идеи – то, что у нас пытаются спрогнозировать финансовый кризис, а с финансовым кризисом пытаются бороться денежно-кредитными методами. А денежно-кредитный метод видят в том, что надо подавить инфляцию, а вместе с инфляцией задушить собственное внутреннее производство. Речь должна идти о том, чтобы создать такие условия, чтобы у нас развивался не только государственный сектор, а он сейчас необходим – о приватизации речи быть не должно. Мы можем преодолеть кризис только с помощью государственного сектора, который целенаправленно должен двигаться по восходящей. Но одновременно мы должны на обширном участке экономики дать свободно развиваться бизнесу. Экономику движет бизнес точно так же, как государственная экономика. Государственная экономика выступает как несущая волна, которая поддерживает частный бизнес. Но действовать в условиях жёсткой денежно-кредитной политики им крайне затруднительно. Нужно найти баланс.