Духовные скрепы в склепе

Не прошло и месяца с тех пор, как с Ирана сняли санкции. Скорее всего, там теперь появятся нормальные кредитные карточки, и не надо будет бегать по тайным кассам, чтобы обменять сто долларов на три с половиной миллиона риалов. На внешние рынки польется иранская нефть, и проезд внутри страны резко подорожает (сейчас тарифы такси в любую сторону дешевле чашки кофе). В каждом городе лавиной откроются американские фастфуды (благо иранцы бесконечно едят собственные гамбургеры), и, глядишь, в Тегеране модницы наденут на головы (без этого в любом случае никак) платки знаменитых брендов, купленные не на китайских развалах, а в бутиках.

Не мне судить о политических и экономических пертурбациях, какие ожидают Ближний Восток от иранского выхода на мировую арену. Когда я путешествовал по стране, мне было интересней не столько то, что будет, а то, что есть. Я постоянно переносил нынешнее состояние Ирана на нас, на Россию. Для такого сравнения имеются все основания: с одной стороны, мы отгораживаемся от западного мира, с другой – пытаемся культивировать традиционные ценности. Наконец, судя по последним сводкам, Ирану окно открыли, а нам прикрывают. Конечно, до шиитского изоляционизма пока не доходит – но слишком уж много примет, намекающих на иранский путь.

В силу личного и профессионального интереса я постоянно ходил по иранским музеям и музейным местам: Национальный музей и Музей ковров в Тегеране, древние мечети и армянские храмы Исфахана, Музей воды и зороастрийские святилища в Йезде, древние города-памятники Пасаргады, Персеполь и Бишапур около Шираза… Посмотреть, конечно, есть на что. Но вот в чем проблема: в иранских музеях вообще нет выставок. В отсутствие культурного обмена отсутствует и какое-либо движение экспонатов. Все иранские музеи – это чисто хранилища (не случайно один из самых богатых музеев Тегерана – золотая кладовая – находится прямо в здании банка). Такого радостного ажиотажа, что мы с удивлением наблюдали на выставке Серова в Третьяковке, Иран вообще не знает – граждане приходят в музей один раз в жизни, чтобы приобщиться к сокровищам, показать их детям. Говорить о каких-то трендах, идеях, новых формах, гастролях мировых шедевров, само собой, не приходится. Не сказать, чтобы и недвижимое наследие как-то тщательно охранялось: отсутствие широкого интереса к вещам на периферии туристических маршрутов приводит к тому, что почти все старые дома рушатся, покрываются пылью и плесенью.

Речь не только о музеях. Примерно такая же ситуация с кино (кинотеатры пестрят афишами доморощенных мелодрам с одним и тем же семейным сюжетом, а Махмальбаф, режиссер с мировым именем – под запретом), театр отсутствует (либо надо долго и упорно искать), музыка – народная или страшный поп. Про литературу ничего сказать не могу – хотя к могиле Хафиза (персидского Пушкина) народная тропа, и правда, не зарастает. За исключением небольших вспышек (религиозные праздники или демонстрации в поддержку лидеров) культурный ландшафт Ирана – это такой мертвый город, опрокинутый в прошлое. Волшебные мечети и базары, конечно, поражают взор, но живого, актуального искусства тут нет.

Многие скажут, что в этом нет ничего плохого, что нация сохраняет корни и не дает разлагать себя скороспелым продуктом. Что Иран – это территория подлинной, исконной, незамутненной культуры. Что древность куда глубже и важнее современности. В какие-то моменты я готов с этим согласиться. Но вот в чем дело: я объехал фактически весь Иран, увидел главные достопримечательности, все отснял и запомнил. Но возвращаться сюда в ближайшее время и уж тем более жить в этой стране мне что-то не хочется.

Автор – арт-обозреватель «НИ»