Ночь, улица, фонарь, музей

На улице промозгло, леденящий ветер и моросящий дождь, как в ноябре. Под козырьком Третьяковки на Крымском Валу в три раза свернулась очередь-змея. Хвост все же торчит наружу. Ждать входа минут двадцать: пока охрана проверит всех на металлоискателях, обсудит содержимое термосов и протолкнет детей в колясках. Дальше небольшая очередь в кассы (за бесплатным билетом – кассирши смотрят сычом) и еще одна очередь в гардероб. Для согрева тем, кто не пьет кофе, предлагается «травяной чай»: юноша бодро раскладывает в бумажные стаканы ветки мяты и можжевельника, заливает это кипятком, стоимостью 150 рублей.

Всякий раз говорю себе, что «Ночь в музее» – не для меня: ну что я не видел на Крымском Валу или на Остоженке? Тем более это и не ночь никакая, а так – максимум часов до одиннадцати. Толпы людей, неразбериха на входе и концерты, заглушаемые криками, внутри. Но каждый год покорно иду: вот нынешний директор Третьяковки Зельфира Трегулова объявляет, что их «ночь» будет посвящена «Черному квадрату» Малевича, с оркестрами, перфомансами и мэппингом (когда световые картины изменяют архитектуру) во внутреннем дворе, и у арт-критика, как у собаки Павлова, начинается слюноотделение.

Еще в очереди юная пара между поцелуями взасос громко вскрикивала: «Представляешь, он ведь первым это сделал!» Это про Малевича. До этого они вслух читали сведения о группе «Бубновый валет»: «Смотри, среди них и поэты были» (попутали художника Рождественского с поэтом). Говорят, что именно для таких – молодых и девственно чистых – была придумана «Ночь в музее». Чтобы под звуки диджейских сетов они чувствовали себя в своей тарелке. Впрочем, Москва эту западную затею скорректировала под себя. Моя подруга объяснила назначение фестиваля совсем по-другому: нормальный человек работает до 18.00, а то и позже, отчего же хоть раз в год не воспользоваться возможностью, если музей открыт допоздна? В этом есть резон: так повелось, что все музеи мира больше похожи не на досуговые учреждения (типа театров или концертных залов), а на банки. У них и распорядок банковский: хочешь увидеть ценности – приходи днем. В выходные среди кричащих детей и экскурсий к прекрасному приобщаться очень сложно. И хотя последнее время некоторые столичные хранилища по четвергам работают до 21.00, но еще надо знать – какие, и не всегда четверг самое удобное время.

Так или иначе, внутри Третьяковки народ перетекал из фойе, где с потолков спускались супрематистские сталактиты, на второй этаж, где перед красным роялем очень достойно выступил квартет с композициями Пуленка. Столько людей, сколько на этот раз толпилось около «Черного квадрата», музей не видал никогда. Обычно залы с искусством ХХ века полупусты. Поэтому галерея затеяла в этом году тотальный ребрендинг именно этой экспозиции. Уже появилось новое кафе, возникнут модные навигаторы и, наконец, откроют внутренний двор с выходом на набережную. Этот самый двор экспериментально открыли на «Ночь в музее» – здесь показали проекции на стенах, ставшие итогом гуляний. Новомодный мэппинг был вполне профессиональный, но скромный по масштабам. Промерзшим зрителям хотелось большего драйва. Расходились тихо, перебежками.

Наш путь дальше лежал через мост к Музею Москвы. Под мостом в это время происходило некое кислотно-клубное действо, зрителями которого были около десятка человек. Обидно, конечно, за мастеров гэриджа и бростепа.

В бывших Провиантских складах людей было на порядок меньше, но тоже невероятно много для этого места и для этих выставок. История московского транспорта от трамваев до такси (одна из экспозиций) могла бы стать хитом гуляний, если бы не была сделана так провинциально – с мутными фотографиями, без мультимедиа, с одним единственным аттракционом – автомобилем 1930-х годов. Но в голове все равно вертелась мысль: ну и хорошо, что зашел, в другое время «руки бы не дошли».

Вот так, собственно, и проходит «Ночь в музее»: нанизываешь одно место на другое, понимая, что и днем осмотрел бы это спокойно (правда, стоимость билетов нынче изрядно повысилась), но народное воодушевление и какие-то тайные ожидания чуда подстегивают.

Промокшие и недоуменные мы возвращались домой.

Автор – арт-обозреватель «НИ»