Свобода слова у большого уха

Первое, что бросается в глаза в центре Сеула, это обилие митингов на улицах города. Вроде бы ничем не примечательный будний день, а местная поговорка «Где два корейца – там три политические партии», как кажется, имеет зримое воплощение. Достаточно пройти пару улиц в центре столицы, чтобы поразиться тому, как политически активны корейцы.

Вот протестуют против правительства. Вот – за него. На соседней улице митинг за легализацию однополых браков. Рядом – митинг против этой легализации, где протестующие держат плакаты с надписью на английском: «Гомосексуализм – грех перед господом». Вот вырезанное из фанеры изображение местного олигарха в тюремной одежде: несколько человек добиваются суда над ним. А тут митингуют за несбыточное: за объединение двух Корей, Северной и Южной. Выступающие клеймят позором тех, кто этому объединению препятствует.

Невольно сравниваешь здешние реалии с российскими – точнее, прикидываешь, сколько бы продержались аналогичные акции в центре Москвы. Приходишь к выводу, что недолго, наверное, до приезда ОМОНа.

Прежде всего большинство митингов в корейской столице проходят если не вблизи проезжей части, то у зданий госучреждений. Излюбленное место массовых акций – площадь у мэрии Сеула, занимающей весьма оригинальное здание, украшением которого является нарисованное на стене большое ухо. Как объясняет охрана, так власть демонстрирует, что внимательно прислушивается к мнению граждан.

Вопрос корреспондента «НИ» о том, согласованы ли властями все эти многочисленные акции, ставит их участников в тупик. Один из митингующих – молодой человек по фамилии Пак, бойко говорящий по-английски, чтобы найти ответ на мой вопрос, даже полез в электронный словарь. Покопавшись в нем и уяснив все-таки, что российский журналист имеет в виду, растолковал иностранцу, что не очень понимает, почему кто-то должен разрешать или запрещать ему пользоваться его конституционным правом на свободу собраний...

А вот и вовсе преступление по версии российского Уголовного кодекса: в Сеуле проходит митинг, огороженный бордюром с надписью: «Полиции проход воспрещен».

А что полиция, кстати? Стражи порядка, как кажется, вовсе не интересуются митингующими. Ни оцеплений, ни автобусов с решетками на окнах рядом с протестующими. И то, и другое (правда, не столь угрожающего вида, как в России) я обнаружил только возле одного здания – у посольства США. Здесь, как говорят, время от времени происходят самые шумные протесты, участники коих, бывает, пытаются прорваться через оцепление.

Но в тот день здесь никакой массовой акции не было. Разве что на близлежащем бульваре полиция и местный аналог Федеральной службы охраны, отмечая юбилей создания правоохранительных органов, развлекали почтенную публику, прогуливавшуюся рядом: демонстрировали умения дрессированной полицейской овчарки, дарили прохожим леденцы и памятки, гласившие, что «человек в форме – друг гражданина».

Легче всего, конечно, объяснить разницу российских и южнокорейских реалий культурными различиями (благо они действительно велики), из-за чего ценности современного Запада почему-то скорее приживаются в Азии, а не в европейской России. Правда, для этого надо позабыть о существовании Северной Кореи или не знать, что, собственно, демократия на юге Корейского полуострова и утвердилась примерно лет 25–30 назад.

Еще в 1970-е годы немногие иностранцы, бывавшие в двух Кореях, затруднялись сказать, чем одна из них по сути отличается от другой. На Севере – идеология чучхэ, на Юге – идеология чучхэсон, но практические следствия обеих идеологий одинаковые: тюрьмы для всех, кто имеет «невосторженный образ мыслей».

Нынешний президент страны Пак Кын Хе – дочь правившего в шестидесятых-семидесятых диктатора Пак Чжон Хи. Как минимум два митинга в Сеуле посвящены ее недавней инициативе – единому учебнику по истории, в котором, как уверены критики президента, она решила немного приукрасить биографию своего папы.

В самой Южной Корее, по крайней мере в академических кругах, часто объясняют местные успехи в строительстве демократии экономикой. Была страна бедной – была диктатура, стала богатой – пришло народовластие. Кстати, это малоизвестно, но за нынешнее экономическое процветание в Южной Корее говорят спасибо в том числе и нашей стране, искупившей в некотором роде свою вину за раскол Корейского полуострова. «В конце восьмидесятых – начале девяностых СССР и затем Россия очень способствовали росту экономики нашей страны, – говорит профессор университета «Кукмин» Ли Сан Чжун. – СССР получил кредит от Южной Кореи, многие наши бренды попали на мировой рынок именно благодаря открывшемуся российскому рынку. Правда, потом в 1997–1998 годах в наших странах произошел экономический кризис, и отношения потеряли прежнюю динамику».

Кстати, на организованной университетом «Кукмин» российско-корейской конференции, посвященной 25-летию установления дипломатических отношений между двумя странами, ее корейские участники выражали осторожную надежду, что прежние хорошие для их страны времена скоро восстановятся и впереди – множество совместных проектов. Ведь Россия после введения Западом санкций объявила о «повороте на Восток».

Российские участники конференции были настроены более скептично.

По моему же мнению, сложившемуся после общения с местными митингующими и другими жителями этой далекой страны, секрет демократического настоящего Южной Кореи не в экономике и не в политике, а в том, что слова «родина» и «демократия» не оказались здесь изначально разведены. Здешние митинги, против чего бы они ни были направлены, объединяет одно: их участники прежде всего ощущают себя корейцами. Можно быть против правительства, но нельзя быть против своей страны – эта позиция, как кажется, является для местных протестующих аксиомой.

Такой подход рождает поддержку в обществе и убивает на корню рассуждения о том, кто является меньшим злом – неправедная власть или чужая для твоей страны оппозиция. Рассуждения, которые много где на Земном шаре сводили на нет протесты даже против самых одиозных диктаторов.