Госминистр реинтеграции Грузии Теймураз Якобашвили

– Каких конкретно действий вы ожидаете от Совета Безопасности ООН?

– Я думаю, что международному сообществу лучше всего было бы начать реальный процесс урегулирования конфликтов на территории Грузии, начать реальное возвращение беженцев и временно перемещенных лиц на территорию Абхазии и в реальном процессе решать все необходимые проблемы, не откладывая их в долгий ящик.

– Представители грузинского руководства не раз говорили, что одним из этих конкретных шагов может быть пересмотр формата миротворцев.

– Обязательно должен быть пересмотр. Роль миротворцев и так была рудиментарной, а сейчас после заявления Российской Федерации (речь идет о решении Москвы выйти из санкций против Абхазии и установить прямые связи с непризнанными республиками. – «НИ»), которое в принципе разломало статус-кво, нахождение миротворцев в их прежнем формате просто смехотворно.

– Вы считаете, что у Запада есть еще ресурсы воздействия на Россию?

– Я думаю, что у международных организаций и западных стран имеется очень много рычагов давления. Я очень сожалею, что нам приходится говорить о рычагах, я все же надеюсь, что Россия и без того отменит свои решения по Абхазии и Южной Осетии.

– Вы думаете, отменит?

– Я надеюсь. Эти решения по большому счету приносят России только вред.

– Тбилиси ищет международной поддержки. Министр иностранных дел Грузии Давид Бакрадзе находится с визитом в США, потом едет в Германию, госминистр по евроатлантической интеграции Георгий Барамидзе проводит встречи в Брюсселе, Лондоне и Париже. Но ведутся ли какие-либо консультации на эту тему с Россией?

– В понедельник, как вы знаете, нам наконец-то удалось организовать телефонный разговор нашего президента Михаила Саакашвили с президентом России Владимиром Путиным. Беседа состоялась по инициативе грузинской стороны. Ответа на нашу инициативу мы ждали неделю. Разговор длился 45 минут и, насколько мне известно, был непростым. Мы пытаемся решать эти вопросы на высшем уровне. Мы хорошо понимаем, что сейчас в России ситуация такова, что из-за смены власти никто не берет на себя ответственность делать какие-то шаги. Поэтому, исходя из внутренних обстоятельств в Российской Федерации, нам кажется, что повлиять на ситуацию может только президент. Поэтому был разговор президента с президентом.

– Вы присутствовали при этом?

– При таких разговорах не присутствуют. Это был обмен информацией. Я думаю, важно, чтобы президент Путин услышал от первоисточника, о чем идет речь. Мы хорошо понимаем интересы Российской Федерации, но не понимаем, как подобные шаги (имеется в виду недавний инцидент с грузинским летательным аппаратом в Абхазии. – «НИ») эти интересы отражают. И вообще я сторонник того, чтобы был прямой диалог с абхазами, – на данном этапе лучше, чтобы мы и абхазы разбирались между собой на двустороннем уровне, а потом при надобности могут вмешаться и русские.

– Вы недавно говорили о готовности ехать в Сухуми на переговоры, были отклики из Абхазии?

– Я и сейчас готов. Отклики были только по радио и телевидению. Но это несерьезно.

– Сухуми и Цхинвали отказываются от моделей, предлагаемых Тбилиси. Как вы намерены их уговорить?

– Для этого существует Россия. Если Россия им скажет: «ребята, договаривайтесь», тогда будут договариваться, если нет – такого желания не будет. Мне очень жаль, что абхазы отказываются от переговоров. Потому что вооружают людей, которые думают, что у этих конфликтов есть военное решение. Но они должны осознавать, что риск очень большой. Мы же имеем дело с очень маленькими нациями, а для малых наций, включая самих грузин, война – это катастрофа. Так что лидеры, которые адекватно воспринимают реальность, должны искать исключительно мирные пути решения конфликта, они должны понимать, что сепаратизм закончился, умер.

– Какова ситуация в зоне безопасности, насколько велик риск войны?

– Риск достаточно велик, потому что наращивать там военную мощь большого труда не составляет, она то наращивается, то идет на убыль. В регионе очень много вооружения – спасибо русским, – очень много горячих голов, все может вспыхнуть в любой момент. Поэтому мы должны договариваться в политическом аспекте, чтобы не давать возможности ситуации деградировать. Война не в интересах ни грузин, ни абхазов, ни осетин, ни русских.

– Связываете ли вы обострение отношений с Россией со стремлением Грузии в НАТО?

– Обязательно. Связь самая непосредственная. В нынешнем декабре все решится. 2008 год для Грузии критический. Тем более для конфликтных регионов. Но я оптимист по натуре и не думаю, что дойдет до войны, если, конечно, политики не перестараются. Я думаю, что рано или поздно Россия и Грузия договорятся. Лучше, конечно, рано. Потому что у нас есть общие интересы, общие вызовы. Один из конкретных интересов России мирно провести Олимпийские игры. Мне не совсем понятно, как они хотят сделать это при такой политике. С помощью аннексии грузинских территорий? Это не получится.

– В мае в Грузии парламентские выборы. Некоторые оппозиционные политики уже говорят о том, что напряженная ситуация в конфликтных регионах на руку ослабевшей власти.

– Оппозиция говорит то, что она должна говорить. А реальность такова, что, если кому и нужно провести нормальные выборы, так это власти. У правящей партии есть реальные шансы победить на выборах, и в этой ситуации устраивать какие-то провокации просто нелепо.

– Каким образом вы, по образованию физик, уже много лет серьезно занимаетесь дипломатической карьерой?

– Спасибо развалу Советского Союза. Я планировал ехать в Дубну и работать там по физике плазмы. Но в этот момент СССР развалился.

– И нынешний министр иностранных дел Грузии Давид Бакрадзе тоже физик по образованию. Это что, поветрие такое в грузинской дипломатии?

– Все правильно. Это потому что физики иначе думают, «инакомыслящие», можно сказать.