Мечтатель или реалист? Кто такой кандидат в президенты США Берни Сандерс

Михаил Берг, публицист ( США)

Соды мне, соды... Аргументы понятны: мы наелись переперченным коммунизмом до отрыжки еще при совке, мы уехали от коммунизма и его клевретов, возвращаться к нему на американских просторах желания нет совсем, а тех, кто пытается встретить нас колхозными вилами, сами на них и поставим (фигурально, конечно).

На самом деле большинство уехавших не уезжали от коммунизма, скорее, наоборот, самая массовая эмиграция за последние полвека началась после объявления перестройки и ее попытки построить более вменяемое социальное пространство на одной шестой: большая часть советских эмигрантов вполне уютно чувствовала себя при совке, так как умела играть по партийным правилами лицемерия лучше многих, менее циничных. А уехали, когда Россия стала на неверную тропу демократизации, вот тогда-то и прозвучал горн: надо спасать детей, как себя самого!

Хорошо, пусть аргумент с мотивацией отъезда был другой, практически с той же опаской смотрят на потенциальную победу (бабка надвое сказала) Берни и вполне интеллигентные люди в России, они никуда уезжать пока не собираются, но строем и порядком аргументации мало чем отличаются от жестоковыйных эмигрантов. Российские либералы (вне зависимости от наличия ума и вменяемости) – правые, как стенка, все левое ненавидящие, словно запах пыточного подвала в аудиториях Лубянки (так как наши убеждения – это по большей части оправдания, здесь есть пространство для размышлений). Поэтому кандидату Сандерсу припоминают все прегрешения: ездил на Кубу и поддержал улучшение с ней отношений, ездил в 1988 году в СССР в порядке обмена городов-побратимов (как мэр Берлингтона), защищает от Трампа Иран и ядерную сделку с ним в период Обамы, критикует глобализм и вообще: социалист, блин. О критике Израиля я не говорю, о ней все сказано.

Помедлим в этой струе грез, выбрав главный поток. Социалистом Берни Сандерс называет себя с тем избыточным перехлестом, который должен – по его расчетам – собрать всю левостороннюю жатву на контркультурном пространстве.

И действительно, даже такой левый-левый, как Ноем Хомский (великий лингвист и великое недоумение у его российских почитателей), поддерживает его кандидатуру, как и многие из политиков или интеллектуалов, которых прилагательное социалистический не пугает, а напротив. Но они все в скобках замечают, что Берни – никакой не социалист, скорее социал-демократ, а разница здесь не менее существенна чем между бабушкой и дедушкой, по версии кремлевского мечтателя.

Социалист, если очень грубо приземлять это существительное на понятийном аэродроме XIX века, это тот, кто призывает к слому капитализма и замене его социализмом, и, прежде всего, частную собственность заменить общественной. Ничего этого у Берни Сандерса нет и в помине, даже в самых радикальных, студенческих аудиториях, которые поняли бы все, или почти все. Он ни разу не призывал к отмене капитализма, а лишь к улучшению его и видоизменению по собственному лекалу.

По сути все изменения капитализма, по Сандерсу, сводятся к его улучшению, то есть устранению опасной неуравновешенности в социальной плоскости, когда полюс богатых все больше удаляется от полюса бедных, опасно увеличивая социальную напряженность, чреватую взрывом, отнюдь не белым. Сандерс ратует за такое законодательное (и ни в коей мере не революционное, хотя точно так же любит пожонглировать и термином революция тоже) изменение налоговой, финансовой и социальной (в широком смысле) системы, дабы американский капитализм обрел большую устойчивость, как, скажем, в столь нравящейся ему Дании. Принц Датский, короче.

То есть Берни классический социал-демократ, полагающий, что капиталистической системе для выживания нужно избегать острых углов социального дисбаланса, что можно добиться изменениями налогового и прочего законодательства без изменения системы собственности. Ни на какой национализации он не настаивает, хотя многие социал-демократы в Европе пошли в эту сторону куда глубже, забравшись в закрома своей родины.

Понятно, почему его политические оппоненты, как среди сторонников Трампа, так и со стороны более умеренных и традиционных демократов вроде Байдена, мэра Пита или поддерживающего их Уолл стрита, не замечая очевидного, продолжают настаивать на опасности Сандерса как социалиста. Обыкновенный пропагандистский прием, как всегда не очень чистоплотный, хотя сам Сандерс дает для его использования основания, не очень твердо выбирая смысловые границы для собственной политической идентификации.

Но он это делает, скорее всего, сознательно, так как Америка сегодня – репрезентация одного из самых архаических представлений о капитализме, где апелляция к идеям свободы должна закамуфлировать очевидные диспропорции между интересами богатых и бедных: таких низких налогов для богатых практически давно нет в Европе. И не потому, что Европа более социалистическая, а потому что более продвинутая и осторожная.

Именно поэтому Сандерс не боится представлять свои предпочтения с перехлестом сверкающих радугой брызг, он прекрасно понимает, что, даже если он выиграет демократическую номинацию, а потом победит Трампа (не говори гоп) и станет президентом, сложившаяся система будет всячески демпфировать его радикальность, оставив от нее огрызок. Какой именно, об этом и происходит торг, как было и у Обамы, которого очень быстро обкорнали партийными маникюрными ножницами, превратив хиповый хаер во вполне солидный причесон по меркам вашингтонских политических модников.

Но даже в укороченном формате идеи Сандерса представляются опасными для слоя сверхбогатых, которых здесь принято называть по старинке Wall Street. Речь идет о перераспределении миллиардов долларов за счет увеличения налоговой ставки в пользу здравоохранения и образования, которые должны выровнять социальный дисбаланс. Понятна страусиная политика богатых, которые прячутся за либертарианские уловки, подменяя нежелание исправлять социальное напряжение за свой счет, но рано или поздно, если не улучшать капитализм, вместо социал-демократа Берни придут настоящие социалисты и будут иметь шанс для победы.

Ведь мы живем в мире, из которого прошлое не исчезает: оно кажется побежденным, но это не так, оно просто мимикрирует, убирает слишком яркие цвета оперения, почти сливаясь с фоном, но ждет возможности для активации и редко когда пропускает повестку о мобилизационном призыве. Прошлое - это инструменты, спрятанные в долгий или ближний ящик стола: они вынимаются, когда появляется достаточное число желающих поработать с ними, добившись улучшения своей прописки в этом мире. Там лежат грабли, вилы, топоры, Берни предлагает воспользоваться конституцией, это не самый острый нож из возможных.