Почему Дональд Трамп любит обедать в McDonald's и как соблазнял чужих жен

Книга журналиста Майкла Вулффа «Fire and Fury» («Огонь и ярость»), основанная на более чем 200 интервью с окружением американского президента, была обречена стать сенсацией. Когда журналист Майкл Вулфф попросил Дональда Трампа разрешить ему находиться в Белом доме и наблюдать за событиями, президент согласился: ему понравилась статья Вулффа о нем, вышедшая незадолго до этого. Постепенно Вуллфф стал в святая святых американской политики настолько «своиим», что записал более 200 интервью с сотрудниками Белого дома, обработал их и издал книгу «Fire and Fury» («Огонь и ярость»), которая произвела настоящий фурор: в ней Трамп предстает человеком, не умеющим читать и концентрировать внимание, ровным счетом ничего не понимающим в политике (и не читавшим даже Конституцию) и до самой своей победы совершенно не собиравшимся быть президентом. Герои Вуллфа спохватились, многие захотели взять свои слова назад, но было слишком поздно: книга «Огонь и ярость» стала безусловным бестеселлером, за первые 10 дней нового года распродано 700 тысяч экземпляров, а еще 1,4 млн заказано покупателями. Несколько сотен тысяч человек купили книгу в электронном варианте .

Права на перевод и публикацию этой книги в России на прошлой неделе купило издательство Corpus, так что на русском языке бестселлер появится скорее всего в начале весны этого года.

Сайт The Insider перевел и опубликовал несколько фрагментов текста, из которых «Новые Известия» выбрали самые интересные.

О том, как Трамп не собирался побеждать

Многие кандидаты в президенты преподносили как свое преимущество то, что они были в Вашингтоне чужаками; на практике, впрочем, эта стратегия всего лишь ставит губернаторов выше сенаторов. Каждый серьезный кандидат — неважно, насколько он или она не любит Вашингтон — все равно полагается на советы и поддержку его обитателей. Но в ближнем кругу Трампа вряд ли был хотя бы один человек с опытом политической работы на национальном уровне — его ближайшие советники вообще никогда не занимались политикой. За всю жизнь у Трампа было очень мало близких друзей, и когда он начал президентскую кампанию, оказалось, что в политических кругах друзей у него практически нет. Единственные два политика, с которыми Трамп был на дружеской ноге, — это Руди Джулиани и Крис Кристи, и оба были в некотором роде специфическими изолированными фигурами. И если сказать, что он ничего — в самом буквальном смысле ничего — не знал об интеллектуальных основах работы президента, то это было бы смехотворным преуменьшением. В самом начале его кампании случилась сцена, достойная классической комедии Мела Брукса «Продюсеры». Сэму Нанбергу <бывший сотрудник избирательного штаба Трампа. — The Insider> дали задание рассказать кандидату о Конституции. «Я успел добраться до четвертой поправки, когда он прижал палец к губам и закатил глаза», — вспоминает Нанберг.

Чуть ли не у каждого в команде Трампа был какой-то мутный конфликт интересов, который мог повредить президенту и его администрации. Друзья говорили будущему советнику по национальной безопасности Майку Флинну, который открывал предвыборные митинги Трампа и часто жаловался ему на ЦРУ и несчастную судьбу американских разведчиков, что получать от русских по $45 тыс. за произнесенную речь — не самая лучшая идея. На это он отвечал: «Ну, это будет проблемой только в том случае, если мы выиграем», — в полной уверенности, что до этого вряд ли дойдет.

Международный лоббист и политтехнолог Пол Манафорт, который стал вести кампанию Трампа после увольнения Левандовского и согласился работать бесплатно (тем самым усиливая подозрения в том, что за этим стояла некая договоренность типа «услуга за услугу»), тридцать лет представлял интересы диктаторов и коррумпированных деспотов и сколотил многомиллионное состояние, происхождением которого давно заинтересовались американские следователи. Более того, когда он присоединился к штабу Трампа, у него были проблемы с российским олигархом-миллиардером Олегом Дерипаской, утверждавшим, что Манафорт украл у него $17 млн в результате сомнительной сделки с недвижимостью, и клявшимся жестоко отомстить. По вполне очевидным причинам ни один президент до Трампа и очень мало политиков пришли из сферы бизнеса с недвижимостью: это не особенно регулируемый рынок, основанный на значительных долгах и чувствительный к частым рыночным флуктуациям; он часто зависит от благосклонности властей и нередко служит для отмывания проблемных денег. Зять Трампа Джаред Кушнер, отец Джареда Чарли, сыновья Трампа Дональд-младший и Эрик, его дочь Иванка, как и сам Трамп, в той или иной степени поддерживали свой бизнес, работая в сомнительной сфере международного потока наличных и «серых денег». Чарли Кушнер, с интересами которого в области недвижимости крепко связан зять и важнейший помощник Трампа, уже сидел в федеральной тюрьме за уклонение от налогов, лжесвидетельство и нелегальные пожертвования на кампанию.

Современные политики и члены их команды сами служат компроматом на себя. Если бы команда Трампа решила сначала тщательно проверить своего кандидата, они логично заключили бы, что его этическая сторона может поставить их в рискованную ситуацию. Но Трампа это явно не интересовало. Давний политический советник Трампа Роджер Стоун объяснял Стиву Бэннону, что психологические особенности бизнесмена мешают ему критически взглянуть на себя. И кроме того, он терпеть не может, если кто-то знает о нем слишком много и, следовательно, имеет какой-то компромат. Да и зачем пристально присматриваться к Трампу, рискуя нарваться на агрессию, ну какие у него есть шансы на победу...

Трамп не только не обращал никакого внимания на потенциальные конфликты интересов в своих сделках и в своих риэлторских компаниях — он еще и упорно отказывался публиковать информацию о своих налоговых вычетах: а какой смысл, если он не собирается побеждать?

Более того, Трамп отказывался тратить время на обсуждение — даже в гипотетическом ключе — процесса перехода власти. Он сказал, что это «плохая примета», но на самом деле имел в виду, что это пустая трата времени. И не мог даже подумать о проблеме, которую представляют его холдинги и конфликты интересов.

Он не собирался побеждать! Или, скажем так, проигрыш и был бы его победой.

Трамп должен был стать самым знаменитым человеком в мире — мучеником, жертвой коррумпированной Хиллари Клинтон. Его дочь Иванка и зять Джаред превратились бы из богатых детишек с довольно темным прошлым и настоящим в международных знаменитостей и представителей бренда.

Стив Бэннон стал бы фактическим главой «Чайной партии».

Райнс Прибус и Кэти Уолш вернули бы под свой контроль Республиканскую партию.

А Меланию Трамп снова оставили бы в покое.

Это был исход, которого они так ждали 8 ноября 2016 года. Исход, при котором у них не было бы никаких проблем. Поражение принесло бы пользу каждому из них. Вскоре после восьми вечера, когда неожиданный поворот — Трамп на самом деле может выиграть — казался уже подтвержденным, Дональд-младший сказал другу, что его отец, Д.Дж.Т., как он его называл, выглядел так, как будто увидел привидение. Мелания, которой Дональд Трамп обещал что победы не будет, была в слезах — и вовсе не от радости.

Как не без юмора заметил Бэннон, за час с небольшим озадаченный Трамп превратился в Трампа, не верящего в происходящее, а затем — в Трампа в совершенном ужасе. Но последняя трансформация была еще впереди: внезапно Дональд Трамп стал человеком, верящим, что он заслужил право и вполне способен стать президентом Соединенных Штатов.

О том, как Трамп соблазнял чужих жен

Трамп часто говорил, что одна из тех вещей, ради которых стоит жить, — это затаскивать в постель жен своих друзей. И в процессе соблазнения он старался убедить женщину в том, что ее муж — не совсем то, чем он ей казался. Потом он давал своему секретарю распоряжение пригласить друга в офис, а когда друг приезжал, заводил, казалось бы, более или менее обычный для него шутливый разговор на сексуальные темы: «А ты все еще спишь со своей женой? И часто? Должно быть, у тебя случался секс получше, чем с женой? Расскажи, как это было. Ко мне тут в три часа должны подъехать девочки из Лос-Анджелеса. Можем подняться в комнату наверху и отлично провести время, гарантирую». Все это время в кабинете был включен спикерфон, и это слушала жена друга.

Предыдущие президенты, не только Клинтон, тоже не были ангелами. Тех, кто хорошо знал Трампа, изумляло скорее другое: то, что он умудрился победить на выборах при полном отсутствии качества, которое считается необходимым для президентской должности, — того, что нейропсихологи называют исполнительной функцией. Он каким-то образом победил в президентской гонке, но его мозг, похоже, не в состоянии выполнять важнейшие для его новой работы задачи. Он не может планировать, организовывать, переключать внимание; он никогда не умел менять свое поведение, даже если это требовалось для достижения его целей. На самом примитивном уровне он просто не мог связать причину и следствие.

Обвинение в сговоре с русскими ради победы на выборах, над которым Трамп издевался, было, по мнению некоторых его друзей, идеальным примером его неспособности связывать причину и следствие. Даже если он лично и не договаривался с русскими о влиянии на результаты выборов, его попытки заискивать именно перед Владимиром Путиным не могли не привести к появлению дел и поступков, имевших огромные политические издержки.

Как обхаживают Трампа

Пока Бэннон подбивал Трампа развязать войну с прессой, с демократами и с вашингтонским «болотом», президента уже начинали обхаживать. В каком-то смысле он ничего так не хотел, как того, чтобы его обхаживали.

Владелец Amazon и Washington Post Джефф Безос, которого Трамп сделал одним из многочисленных козлов отпущения в мире прессы, несмотря ни на что старался подобраться не только к избранному президенту, но и к его дочери Иванке. Во время кампании Трамп заявил, что Amazon «сходят с рук убийства — в смысле налогов» и что «у них будут проблемы», если он станет президентом. Но теперь Трамп внезапно принялся хвалить Безоса — «гения высшего уровня». Илон Маск на встрече в Трамп-тауэр уговаривал Трампа, чтобы новая администрация присоединилась к его марсианской программе, и тот за это ухватился. Глава Blackstone Group, друг Кушнера Стивен Шварцман, предложил организовать совет предпринимателей при Трампе, и Трамп идею принял. Издатель Vogue, королева индустрии моды Анна Винтур при Обаме надеялась стать американским послом в Британии, а когда этого не случилось, стала близкой союзницей Хиллари Клинтон. Но теперь Винтур приехала в Трамп-тауэр (правда, высокомерно отказалась демонстративно входить туда перед камерами фотокорреспондентов) и с немалой долей наглости предложила Трампу свою кандидатуру на ту же должность посла. И Трампу идея показалась интересной («К счастью, между ними не случилось никакой „химии“», — заметил Бэннон).

14 декабря на встречу с избранным президентом в Трамп-тауэр явилась делегация на высшем уровне из Кремниевой долины, хотя Трамп во время кампании много раз критиковал индустрию высоких технологий. После этого в тот же день Трамп позвонил Руперту Мердоку и тот спросил у него, как прошла встреча.

— Прекрасно, просто прекрасно, — сказал Трамп. — На самом деле очень хорошо. Этим парням на самом деле нужна моя помощь. При Обаме им было непросто — их слишком регулировали. А я могу им по-настоящему помочь.

— Дональд, — ответил Мердок, — эти парни восемь лет думали, что Обама у них в кармане. Они практически управляли администрацией. Им не нужна твоя помощь.

— А как же вопрос с рабочими визами? Им же на самом деле нужны эти визы.

Мердок заметил, что либеральный подход к выдаче рабочих виз будет трудно увязать с предвыборными обещаниями Трампа ограничить иммиграцию. Но Трампа это, похоже, мало волновало.

— Мы с этим как-нибудь справимся, — заверил он Мердока.

«Что за чертов идиот!» — выдохнул Мердок, когда повесил трубку.

Об образе жизни Трампа

В первые несколько недель президентства Трампа среди его друзей распространилась теория, объяснявшая, почему он ведет себя не по-президентски, не принимает во внимание свой новый статус и никак не ограничивает свое поведение — от ночных твитов до отказа следовать установленным сценариям и телефонных разговоров с друзьями, в которых он пытается вызвать жалость к себе, после чего подробности этих разговоров просачиваются в прессу. Все объяснялось тем, что он не пережил тот скачок, который довелось пережить его предшественникам. Большинство президентов попадало в Белый дом после более или менее обычной жизни политиков, и все кругом повергало их в ужас: переменившиеся обстоятельства стремительно вознесли их в дом, похожий на дворец, где они окружены слугами и агентами безопасности, их дожидался самолет в постоянной готовности, а на нижнем этаже ждала свита придворных и советников. Но все это мало чем отличалось о прежней жизни Трампа в Трамп-тауэр, которая была ему больше по вкусу и в которой было даже больше комфорта, чем в Белом доме. Слуги, охрана, придворные и советники всегда поблизости, самолет наготове — все это было для него привычно. И важность произошедшей перемены не была для него очевидна.

Но была и прямо противоположная теория: он был совершенно сбит с толку — в его упорядоченном мире все перевернулось с ног на голову. По этой версии, 70-летний Трамп был человеком привычки — в такой степени, которую вряд ли может представить себе человек, не склонный к деспотическому контролю над своим окружением. Он жил в одном и том же доме — в огромном пространстве на верхних этажах Трамп-тауэр — с 1983 года, когда это здание было построено. С тех пор он каждое утро спускался в свой офис, расположенный несколькими этажами ниже. Его угловой кабинет был своеобразной «капсулой времени», в которой застыли 80-е годы: все те же зеркала в золотой оправе, все те же обложки журнала Time, выцветающие на стенах, и единственным существенным изменением было то, что вместо мяча с автографом звезды американского футбола 60–70-х Джо Намата появился мяч с автографом футбольной звезды XXI века Тома Брэди. За дверями его офиса были все те же лица — слуги, телохранители, свита, «поддакивающие», — которые окружали его практически всегда.

«Можете представить себе, как это разрушительно — ты каждый день делал одно и то же, и вдруг ты в Белом доме?» — объяснял один из старых друзей Трампа, во весь рот улыбаясь этой шутке судьбы.

Белый дом — старое здание, лишь кое-где подремонтированное и реконструированное, с тараканами и грызунами — показался Трампу неприятным и даже немного пугающим. Друзья, восхищавшиеся его мастерством в гостиничном деле, удивлялись, почему он не обновляет дом, но казалось, что Трамп теряется перед постоянно следящими за ним глазами.

В Белом доме он обосновался в собственной спальне — впервые со времен Кеннеди президентская чета живет в раздельных комнатах, хотя Мелания вообще немного времени проводит в Белом доме. В первые дни он потребовал установить там два телеэкрана в дополнение к одному, который там уже был, и замок на двери. Последнее стало причиной короткой стычки с Секретной службой, настаивавшей на своем праве свободного доступа. Он отчитал обслуживающий персонал за то, что его рубашку подняли с пола: «Если моя рубашка на полу, это значит, что я хочу, чтобы она была на полу». Потом он ввел несколько новых правил: никто не должен касаться его вещей, в особенности его зубной щетки (он давно боится, что его могут отравить; одна из причин, по которой он любит обедать в McDonald's, — это то, что никто заранее не знает, когда он придет, а всю еду готовят заранее). Кроме того, он сам говорит персоналу, когда ему понадобится постельное белье, и сам застилает свою постель.

Если в полседьмого вечера у него не был назначен обед со Стивом Бэнноном, он обычно проводил это время так, как ему больше нравилось: на своей кровати с чизбургером, глядя в свои три телевизора и разговаривая по телефону (телефон — его главное средство контакта с миром) с немногочисленными друзьями: чаще всего — с Томом Барраком, который каждый вечер отмечал, насколько тот был взволнован, и затем сравнивал результаты.

Майкл Флинн и санкции против России

В среду 8 февраля Карен Де Янг из Washington Post пришла к Флинну, чтобы взять интервью, которое по договоренности не предназначалось для печати. Они встретились не в его кабинете, а в самой витиевато украшенной комнате в Административном здании Эйзенхауэра — в той самой комнате, где японские дипломаты когда-то дожидались встречи с госсекретарем Корделлом Халлом, только что узнавшим об атаке на Перл-Харбор.

По всем внешним признакам это было рядовое интервью, и Де Янг, подобно сыщику Коломбо из телесериала, не вызвала никаких подозрений, когда вежливо задала вопрос: «Мои коллеги попросили меня спросить вот о чем: говорили ли вы с русскими о санкциях?»

Флинн заявил, что никаких таких разговоров у него никогда не было. Абсолютно никаких, снова подтвердил он. Вскоре интервью, на котором присутствовал высокопоставленный сотрудник Совета национальной безопасности, пресс-секретарь Майкл Энтон, закончилось.

Но в тот же день Де Янг позвонила Энтону и спросила, может ли она использовать это заявление Флинна в печати. Энтон ответил, что никаких проблем с этим нет, — в конце концов, Белый дом хотел от Флинна ясного опровержения, — и известил об этом Флинна.

Через несколько часов Флинн перезвонил Энтону, несколько беспокоясь по поводу заявления. Энтон задал очевидный вопрос: «Если бы вы знали, что может существовать запись того разговора, которая, вероятно, всплывет на поверхность, были бы вы на сто процентов уверены»?

Флинн ответил уклончиво, и Энтон, внезапно обеспокоившись, посоветовал ему, если он не вполне уверен, «отыграть назад».

На следующий день в Post появилась статья, подписанная четырьмя соавторами, —это подчеркивало, что интервью, взятое Де Янг не было в ней главным. В ней были новые подробности разговора с Кисляком, и теперь Post с уверенностью утверждала, что он касался санкций. В статье было и заявление Флинна — «он дважды сказал нет», — и его последующий «отыгрыш назад»: «В четверг Флинн через своего пресс-секретаря опроверг свое заявление. Пресс-секретарь сказал, что Флинн „отметил, что при том что не помнит никакого обсуждения санкций, не может быть уверен, что эта тема никогда не поднималась”».

После статьи в Post Прибус и Бэннон снова задали вопросы Флинну. Тот делал вид, будто не помнит, что говорил. Если тема санкций и поднималась, заявил он им, то вскользь. Любопытно, что никто из них, по-видимому, не слышал запись разговора с Кисляком и не читал расшифровку.

Тем временем команда вице-президента, до последнего момента не знавшая о противоречивых заявлениях Флинна, затаила обиду — не столько из-за возможной лжи Флинна, сколько из-за того что их не посвятили в суть дела. Но президент выглядел невозмутимым (по другой версии, «агрессивно защищающимся»). И при том что весь Белый дом уже смотрел на Флинна косо, решил взять его с собой в Мар-а-Лаго на запланированный уикенд с премьер-министром Японии Синдзо Абэ. <...>

На совещании в Белом доме в то утро убедить Трампа уволить Флинна не удалось. Его беспокоило, как это будет выглядеть со стороны — лишиться советника по национальной безопасности после всего 24 дней работы. И он упорно не хотел обвинять Флинна в разговорах с русскими — даже о санкциях. С точки зрения Трампа, осудить своего советника означало бы связать его с заговором, хотя никакого заговора не было. Он разозлился не на Флинна, а на тех, кто «случайно» подслушал его разговор. Дав понять, что доверяет своему советнику, Трамп настаивал на присутствии Флинна на ланче с премьер-министром Канады Джастином Трюдо в понедельник.

После ланча было еще одно совещание по поводу скандала. Появилось еще больше подробностей телефонного разговора, а также информации о деньгах, выплаченных Флинну различными российскими организациями. В центре внимания оказалась версия о том, что утечки из разведывательного сообщества, то есть весь российский скандал, направлены против Флинна. Наконец, появилось новое решение: Флинн должен быть уволен не из-за его российских контактов, а из-за того что он солгал о них вице-президенту. Это было лишь удобным предлогом, искажающим реальную иерархию: в действительности Флинн не отчитывался об этом Пенсу да и, по мнению многих, был фигурой куда более влиятельной, чем Пенс.

Трампу сообщили о новом варианте решения, и он наконец согласился, что Флинн должен уйти.

Но даже и тогда президент не потерял веру в Флинна. Своим врагами он считал скорее врагов Флинна. А Россию — пистолетом, приставленным к его виску. Ему пришлось с сожалением уволить Флинна, но Флинн все равно был его человеком.

Изгнанный из Белого дома Флинн стал первым установленным прямым связующим звеном между Трампом и Россией. А так как многое зависело от того, что и кому он скажет, Флинн теперь был потенциально самым могущественным человеком в Вашингтоне.

О том как Трамп ничего не читает

Трамп ничего не читает. Даже не просматривает бегло. Напечатанные тексты для него все равно что вообще не существуют. Некоторые считали, что он вообще практически полуграмотен. Об этом были некоторые споры, так как он может читать газетные заголовки и статьи о себе (или по меньшей мере заголовки статей о себе), а также сплетни на шестой полосе New York Post. Некоторые считают, что у него дислексия; его возможности явно ограничены. Другие заключают, что если он не читает, то, значит, это ему не нужно и это одна из его ключевых черт как популиста. Он принадлежит к миру «постграмотности» — тотального телевидения.

Но он не только не читает — он и не слушает. Он предпочитает говорить. И доверяет своим собственным выводам — неважно, насколько жалким или неуместным, — больше, чем чьим-либо еще. К тому же он не может долго концентрировать внимание на чем-то одном, даже если он считает, что это заслуживает внимания. Поэтому организации нужна была система внутренних логических обоснований, которые позволили бы доверять человеку, мало знающему и полностью полагающемуся на свои инстинкты и бессознательно складывающееся мнение, которое, впрочем, может часто меняться.

И вот ключевое для трамповского Белого дома логическое основание: компетентность — эту либеральную добродетель — сильно переоценивают. В конце концов, многие, усердно работая, в результате понимают, что их решения были ошибочны. Так может быть, чутье ничуть не хуже, а то и лучше помогает вникнуть в суть дела, чем подход зубрил-аналитиков, не видящих леса за деревьями, который, похоже, стал чумой американской политики. Может быть. Есть надежда.

Разумеется, в это не верит. Никто, кроме самого президента.

Бэннон, Кушнер, Прибус: как манипулируют Трампом

Уолш, кабинет которой был в пределах прямой видимости из Овального кабинета, находилась в своего рода стартовой точке информационного потока между президентом и его сотрудниками. Она отвечала за расписание Трампа, ее задачей была рационализация времени президента и организация потока попадающей к нему информации в соответствии с установленными Белым домом приоритетами. Уолш стала практически посредницей между тремя людьми, изо всех сил старавшимися манипулировать президентом, — Бэнноном, Кушнером и Прибусом.

Каждый из них видел в президенте что-то вроде чистого листа — или нечитаемого текста. И у всех троих, как с нарастающим недоверием убеждалась Уолш, были совершенно разные идеи о том, чем заполнять или как изменять эту страницу. Бэннон был воинствующим представителем «альтернативных правых» (alt-right), Кушнер — нью-йоркским демократом, а Прибус — представителем республиканского истеблишмента. «Стив хочет выгнать миллион человек из страны, отменить закон о национальном здравоохранении и ввести кучу тарифов, которые полностью уничтожат нашу торговлю, а Джареда интересует торговля людьми и защита федерации планирования семьи». А Прибус вообще хотел, чтобы Дональд Трамп стал республиканцем совершенно другого типа.

По мнению Уолш, Стив Бэннон управлял Белым домом Стива Бэннона, Джаред Кушнер — Белым домом Майкла Блумберга, а Райнс Прибус — Белым домом Пола Райана. Была в 1970-х такая видеоигра — белый шарик метался туда-сюда в черном треугольнике.

Прибус, которого считали слабым звеном, позволявшим быть фактическим главой аппарата то ли Бэннону, то ли Кушнеру (на этот счет были разные мнения), оказался настоящим боевым псом, пусть и не самой крупной породы. И в мире Бэннона, и в мире Кушнера трампизм представлялся политикой, никак не связанной с республиканским мейнстримом: Бэннон ненавидел этот мейнстрим, а Кушнер действовал как демократ. Но Прибус показал себя преданным терьером мейнстрима.

Поэтому и Бэннон, и Кушнер были изрядно раздражены, обнаружив, что у невзрачного Прибуса своя собственная повестка дня: он действовал согласно рецепту сенатского лидера Митча Макконнелла — «этот президент подпишет все, что перед ним положат», — и попутно, пользуясь отсутствием в Белом доме политического и законодательного опыта, отдавал как можно больше политики на аутсорсинг Капитолийскому холму.

***

Пожалуй, наиболее наглядным примером оппонента Бэннона был Пол Райан. Сущность бэннонизма — радикальный изоляционизм, протекционизм в разных формах и непреклонное кейнсианство. Бэннон приписывал эти принципы трампизму, и они были совершенно противоположны республиканским идеям. Более того, Бэннон находил Райана, по общему мнению, главного политического умника Палаты представителей, человеком недалеким, если не совершенно некомпетентным, и легкой постоянной мишенью для своих скрытых насмешек. И если президент инстинктивно доверял Прибусу и Райану, то и без Бэннона обходиться тоже не мог.

Уникальная способность Бэннона — отчасти потому что он знал, что говорил президент, лучше самого президента, отчасти потому что он виртуозно умел оставаться в тени, что, впрочем, иногда сменялось вспышками саморекламы, — заключалась в умении подстрекать президента или убеждать его в том, что взгляды Бэннона полностью вытекают из взглядов Трампа. Бэннон не устраивал внутренние обсуждения, не приводил политические обоснования, не демонстрировал компьютерные презентации. Вместо всего этого он был персональным радио Трампа. Трамп в любой момент мог его выключить, и кроме того ему нравилось, что идеи и взгляды Бэннона были последовательны, прекрасно сформулированы и представляли собой связную единую картину мира. Но выключить его Трамп мог, и Бэннон в тактических целях замолкал, чтобы потом снова включиться.

У Кушнера не было ни политического воображения Бэннона, ни институциональных связей Прибуса. Зато у него был статус члена семьи, обладающий своим собственным авторитетом. Да еще и статус миллиардера. Он имел дело с разнообразными нью-йоркскими и международными денежными людьми, знакомыми и приятелями Трампа, а часто и с людьми, которые относились к Трампу хуже, чем ему хотелось бы. Таким образом Кушнер стал в Белом доме представителем либерального статус-кво. Он был кем-то вроде тех, кого когда-то называли «рокфеллеровскими республиканцами», а теперь могли бы еще точнее именоваться «голдман-саксовскими демократами». Он (и, возможно, в еще большей степени Иванка) был полной противоположностью и Прибусу — убежденному правому несколько в духе «солнечного пояса» <южные штаты от Флориды до Калифорнии. — The Insider>, республиканцу и приверженцу евангелической церкви, — и Бэннону — «альтернативному правому», популисту и антипартийному разрушителю.

Каждый из них из своего угла проводил свою собственную стратегию. Бэннон делал что мог, чтобы свергнуть Прибуса и Кушнера, стараясь как можно скорее развязать войну за трампизм-бэннонизм. Прибус, уже жаловавшийся на «политических неофитов и родственников босса», привлек на свою сторону Райана и Капитолийский холм. А Кушнер на одной из самых крутых кривых в истории политики (нельзя сказать, что все в Белом доме были на такой крутой траектории, но у Кушнера она, пожалуй, была самая крутая) часто демонстрировавший болезненную наивность в своем желании стать одним из самых хитроумных игроков в мире, выступал за то, чтобы никогда не спешить и во всем соблюдать умеренность. У каждого была своя группа сторонников, противостоящая двум другим: «бэннониты» преследовали свою цель — как можно скорее все разрушить, фракция Прибуса в Национальном комитете республиканцев сосредоточилась на возможности проведения традиционно республиканской политики, а Кушнер с женой делали все, чтобы их непредсказуемый родственник выглядел умеренным и рациональным.

И посреди всего этого был Трамп.

<...>

Каждый из них нашел свой собственный хитроумный способ подобраться к президенту и общаться с ним. Бэннон предлагал возбуждающую демонстрацию силы, приправленную крепкими выражениями, Прибус — лесть лидеров Конгресса, Кушнер — поддержку бизнес-элиты. И все три обращения к нему были так сильны, что Трамп предпочитал не видеть между ними разницы. Это было как раз то, чего он хотел от своей должности, и он не понимал, почему не может получить все это одновременно. Он хотел разрушать существующие порядки, он хотел, чтобы республиканский Конгресс присылал ему законопроекты на подпись, и он хотел любви и уважения нью-йоркских дельцов и столпов общества. Кое-кому в Белом доме было ясно, что люди Бэннона должны были действовать в обход Прибуса, через которого президента обхаживала партия, а кушнеровские топ-менеджеры были в ужасе от «бэннонитов» и сопротивлялись большей части республиканских затей. Но даже если президент это и понимал, это его не особенно беспокоило.

***

Достигнув за первые несколько месяцев работы администрации чего-то вроде исполнительного паралича, — каждый из трех джентльменов был так же силен в своем влиянии на президента, как и остальные, и все они в какие-то моменты одинаково его раздражали, — Бэннон, Прибус и Кушнер выстроили свои механизмы воздействия на Трампа и создания помех соперникам.

Анализ и компьютерные презентации не работали. Но зато было важно, кто и что скажет Трампу. Если ему по просьбе Бэннона звонила Ребекка Мерсер, это давало эффект. Прибус мог рассчитывать на авторитет Пола Райана. Если Кушнер договаривался с Мердоком о звонке Трампу, это срабатывало. В то же время каждый удачный звонок отменял результаты предыдущих.

Этот паралич привел к тому, что три советника стали полагаться еще на один особо эффективный способ воздействовать на президента — использовать прессу. С этого момента каждый из них превратился в неиссякаемый источник утечек. Бэннон и Кушнер вовсю старались не засветиться в прессе; два из трех самых влиятельных людей в администрации в основном хранили полное молчание, избегая практически любых интервью и даже традиционных политических теледискуссий по утрам в воскресенье. Любопытно, впрочем, что оба они практически во всех статьях о Белом доме, появлявшихся в прессе, выступали в качестве голосов на заднем плане. Раньше, пока они не сошлись в клинче, Бэннон и Кушнер были союзниками — каждый сам по себе нападал на Прибуса. Кушнер предпочитал одно из любимых утренних телешоу Трампа — «Утренний Джо» с Джо Скарборо и Микой Бжезински. Для Бэннона первым портом захода были ультраправые СМИ («бэнноно-брайтбартовские делишки», по выражению Уолш). К концу первого месяца в Белом доме и Бэннон, и Кушнер построили свои сети «первичных» СМИ и «вторичных», преломляющих очевидные утечки, распространенные «первичными», и в результат Белый дом одновременно проявлял крайнюю враждебность по отношению к прессе и такую же огромную готовность подбрасывать ей утечки, и таким образом администрация Трампа достигла выдающейся прозрачности.

Постоянные утечки часто списывали на обслуживающий персонал и постоянных сотрудников исполнительной власти. Кульминация наступила в феврале, когда Шон Спайсер созвал общее совещание сотрудников — телефоны были оставлены за дверью, — во время которого пресс-секретарь грозил случайными проверками телефонов и предупреждал, чтобы пользовались только приложениями, шифрующими текст. Потенциальным источником утечек был каждый, и каждый каждого в этом обвинял.

Утечки шли отовсюду.