Posted 15 мая 2008,, 20:00

Published 15 мая 2008,, 20:00

Modified 8 марта, 07:59

Updated 8 марта, 07:59

Свобода выступать

Свобода выступать

15 мая 2008, 20:00
Майскую молодежную революции 1968 года и сегодня воспринимают по-разному. Президент Франции Николя Саркози говорит о «разрушении устоев», леваки всех мастей – об упущенных перспективах глобального социального переворота. Но мало кто отрицает тот факт, что бунтовавшие на баррикадах студенты бескровным путем изменили всю

Глобальный «пожар 68-го» запалили студенты Колумбийского университета в Нью-Йорке, еще 23 апреля выступившие против масштабной программы строительства нового кампуса и идеи административного слияния с Институтом аналитических исследований в области обороны (работавшим на Пентагон). К тому времени в американских университетах уже набирало силу движение против войны во Вьетнаме. Нью-йоркские студенты были солидарны с пацифистами, но при этом хотели «свободы наступать». Именно такими словами охарактеризовал «НИ» их порыв один из американских «ветеранов 68-го», член Социалистической рабочей партии США Джон Керн. Бои с полицией продолжались целую неделю, президент университета Грейсон Кирк вылетел в отставку, но в конечном итоге бунтари добились главного – был создан Совет университета, в котором студенты могли активно влиять на жизнь собственной альма-матер.

Однако признанным эпицентром событий 1968-го стал Париж. Молодые обитатели Латинского квартала были недовольны дисциплинарным уставом в студгородках, переполненностью аудиторий, бесправием перед администрацией. Правда, любые попытки выстроить стройную программу, а также развить ее в каком-либо идеологическом ключе оканчивались пшиком. «Наша левизна – доисторическая!» – утверждали учащиеся Сорбонны. Да и не в дисциплине по большому счету было дело. Вот конкретный пример: одна из манифестаций, предшествовавших майским столкновениям, была вызвана тем, что постояльцы мужских студенческих общежитий имели право приводить к себе знакомых девушек на ночь, а у тех, кто проживал в женских общежитиях, такого права не было.

Когда в студгородке Нантера арестовали шестерых активистов комитета защиты Вьетнама, молодежь пошла на захват административного корпуса университета. Все это происходило 22 марта, отсюда и название движения, активисты которого стали наиболее заметными зачинщиками майских событий. Главой «Движения 22 марта» был Даниэль Кон-Бендит. Ныне он депутат Европарламента, а в те годы – «Красный Дани».

Начались демонстрация за демонстрацией, митинг за митингом.

Ректор Сорбонны отменил занятия и вызвал полицию, которая атаковала студентов, применив дубинки и гранаты со слезоточивым газом. Студенты взялись за булыжники. Столкновения быстро распространялись по Парижу. В них участвовали тысячи полицейских и учащихся, сотни последних были арестованы или ранены.

4 мая Сорбонна – первый раз после нацистской оккупации – была закрыта. В ответ студенты создали «комитет защиты против репрессий». Они по-прежнему требовали то прекращения войны во Вьетнаме, то разрешения курить повсеместно, то ликвидации расовой дискриминации. Свобода понималась самым безграничным образом. И не только в Париже.

В Западном Берлине учащиеся забрасывали бутылками с зажигательной смесью штаб-квартиры газетных магнатов, в Риме их сверстники дрались с полицейскими. То же самое происходило в Мадриде, Бонне, Брюсселе, Оксфорде. Такого в Европе не было со времен революции 1848 года. Европейская молодежь пришла к заключению, что старшие поколения лгали ей. Молодежь отказывалась от традиционных ценностей, гарантировавших стабильность и процветание. Молодежи было скучно в обществе «серых пиджаков».

Правительство первым пошло на уступки. Сорбонной стали управлять студенческие революционные комитеты, прообраз молодежного самоуправления. Во дворе Сорбонны играли джаз-банды. Кон-Бендит призывал к революции. Что это означало, понять было сложно. И, наверное, не столь уж нужно. «Всю власть воображению! Будьте реалистами – требуйте невозможного!» – к таким выводам пришли студенты филфака Сорбонны. И воображение давало свои плоды. Примеру французских политиков, уступивших напору восставших студентов, последовали в Бонне, Брюсселе, Риме. На Старом континенте начиналась новая социальная эпоха.

"