Posted 14 мая 2008,, 20:00

Published 14 мая 2008,, 20:00

Modified 8 марта, 08:00

Updated 8 марта, 08:00

Писатель Андре Глюксман

Писатель Андре Глюксман

14 мая 2008, 20:00
Париж отмечает 40-летний юбилей «красного мая» 1968 года, изменившего мировоззрение целой нации. Отмечает под шум манифестаций учащихся лицеев, недовольных решением правительства сократить число преподавателей. Один из «идеологов 1968-го», философ и писатель Андре ГЛЮКСМАН рассказал «НИ» о том, чем принципиально отлича

– Почему 1968 год стал временем бурных событий в самых разных частях мира: парижский «красный май», массовые антивоенные и антирасистские выступления в США, «пражская весна» в Чехословакии, пик «культурной революции» в Китае?

– Во всем мире это был момент вступления во взрослую жизнь нового поколения, людей, родившихся во время и сразу после Второй мировой войны. Они искали свое место в политике и обществе и смотрели на многие вещи не так, как их родители. Конечно, в каждой стране был свой предмет протеста. Но везде происходила либерализация нравов, взаимоотношений полов («сексуальная революция»). Во Франции в отличие от других стран это была не только антиавторитарная революция – оспаривание роли полиции, правительства, преподавателей. Она была еще и антикоммунистической, что почти уникально для Запада. Может быть, еще чуть-чуть это проявилось в Италии.

– Ваше движение было левым, но не коммунистическим?

– Мы отказались от революции в духе Ленина или Робеспьера, революции этатистской, террористической, якобинской, при которой рубят головы. Хотя, правда, начинали с марксизма. Но быстро поняли, что это было заблуждением. Потом подобное явление мы увидели в Восточной Европе: «бархатные» и другие «цветные» революции – антикоммунистические, антиноменклатурные.

– Парижский май 68-го принято называть «студенческой революцией»...

– И сейчас многие продолжают разделять и противопоставлять «мелкую студенческую смуту в Латинском квартале» и «великую забастовку рабочих». Она была самой большой в истории Франции и в Европе ХХ века. 12 миллионов прекратили работу. Началось как раз с восстания студентов, затем забастовали предприятия. Я сам много раз ходил к воротам «Рено» в Булонь-Биянкуре. Студенты, которых официальная коммунистическая ВКТ (Всеобщая конфедерация профсоюзов) старалась не пускать на заводы, подняли рабочих на забастовку, потому что были независимы от ФКП, от ее профсоюзов, ясно называли себя антикоммунистами. Рабочие не пойдут бастовать из-за покроя штанов, рок-музыки и права ходить в общежитие к девушкам. Они знали, что коммунистическая ВКТ и сама ФКП не хотели организовать движение, а вопросы к обществу назрели. Поэтому рабочие пошли за студентами. Мы были самостоятельны, нами не манипулировала никакая партия, которая, в свою очередь, прислушивалась бы к политбюро в Москве.

– Парадоксально, что компартия испугалась «красного мая» 68-го во Франции даже больше, чем правительство и президент де Голль.

– Лидеры ФКП назвали это «голлистским заговором», происками ЦРУ. Они боялись движения, потому что не смогли его предвидеть, организовать, спланировать. Потому что теряли контроль над рабочими.

– На недавних выборах вы поддержали кандидата от правых Николя Саркози, а не социалистку Сеголен Руаяль, чем вызвали гнев левого фланга. Но Саркози в своей предвыборной речи в Берси яростно набросился на «красный май» 68-го, усмотрев в нем «подрыв устоев» и причины нынешних проблем Франции.

– Я сидел на том митинге в Берси, но не знал, что Саркози заговорит про 68-й. Я поддержал его, потому что он поставил лучший диагноз сегодняшней Франции. И очень удивился произнесенной им речи, с которой, конечно, не согласен. По-моему, это был тактический прием, чтобы расколоть левый лагерь. Ведь нет ничего общего в оценке 68-го, например, троцкистом, который думает, что это было генеральной репетицией большой революции, и центристом из соцпартии, увидевшим во всем случившемся всего лишь шалость детей-переростков. Что касается нынешних проблем, то они уходят корнями во времена до 68-го. Я думаю, что Саркози не согласен с самим собой, потому что он сам продукт майских событий сорокалетней давности. Не будь того перелома, Франция никогда бы не выбрала президентом человека разведенного, женившегося на разведенной и опять разведенного... Прежние французы просто не могли проголосовать за кандидата со свежими иностранными корнями: дедушка – еврей из Салоник, отец – венгр. Невообразимая религиозно-этническая смесь. К тому же он стал первым президентом, который взял в правительство выходцев из неправительственных организаций, назначил шестидесятника Бернара Кушнера министром иностранных дел.

– Осенью 2005 года Францию потрясли молодежные бунты в городских предместьях, в которых участвовали в основном дети иммигрантов. Они имеют право на свой «красный май»?

– Прежде всего, хочу вам сказать, что речь никак не идет о «Чечне в пяти километрах от Парижа», как это старались представить в целом ряде российских СМИ. Это абсолютная глупость. Нам во Франции это очевидно, об этом говорят и данные полиции. То, что случилось в предместьях, ни в коей мере не религиозное восстание и совсем не националистическое движение выходцев из Африки. Да, там много иммигрантов и их детей. Но на одной лестничной клетке, в одном дворе с ними живут и дети коренных французов. Бунтовщики предместий выражали себя не как иностранцы, а совершенно по-французски. Достаточно вспомнить, как недовольные французские крестьяне крушили все подряд. Но это и не 68-й. Не только потому, что там было слово, а тут – бессловесный отчаянный бунт без лозунгов и политических требований. Они переступили порог, который не переступали мы в 68-м. Поджигали автобусы прямо с пассажирами. Не много, но все же. У нас был девиз: «Крушим предметы, но не людей». А тут – тяжелое молчание, угроза смерти и преступлений. Политическое значение этих событий для Франции еще предстоит осознать.

– Есть старый анекдот: трое русских, собравшихся вместе – это спонтанный банкет, а трое французов – революция. Сейчас по Парижу опять ходят шумные колонны молодежи, причем на их транспарантах начертаны цифры 68. Это новая «молодежная революция»?

– Прежде всего, это весна. А во Франции национальная традиция устраивать демонстрации весной. Лицеисты хотят выйти на простор из душных классов, потусоваться с учащимися других лицеев, мальчики с девочками, увидеть больше людей, расширить круг выбора. Как у нас говорят, «весной классы закрываются, а улицы открываются». По разным причинам, но это уже часть фольклора. Полиция старается вести себя как можно спокойнее. В этом году разве что из-за юбилея все происходит под знаком 68-го, а конкретный повод – поддержка требований преподавателей. Правительство хочет сократить штаты в лицеях, потому что по демографическим причинам ряды учащихся редеют, и налогоплательщикам нет смысла давать лишние деньги. Преподаватели сказали ученикам, что в классах скоро будет по 45 человек. Но это скорее повод для массовой весенней тусовки, и социально-политической тектоники, как в 68-м, здесь нет.

Французский писатель и философ

Андре ГЛЮКСМАН родился в 1937 году в Париже. Был активным участником студенческих волнений конца 60-х – начала 70-х годов прошлого века, членом маоистского Союза марксистско-ленинской молодежи, затем Пролетарской левой партии. Радикальный критик действий российских властей в Чечне, одним из последствий которых, по его мнению, стала трагедия 11 сентября 2001 года. Автор книг «Рассуждение о войне» (1967), «Кухарка и людоед» (1975), «Господа мыслители» (1977), «Европа 2004» (1980), «Цинизм и страсть» (1981), «Сила головокружения» (1983), «Глупость» (1985), «Декарт – это Франция» (1987), «Достоевский на Манхэттене» (2006).

"