Posted 13 ноября 2014,, 21:00

Published 13 ноября 2014,, 21:00

Modified 8 марта, 04:09

Updated 8 марта, 04:09

«Просили убрать стену»

«Просили убрать стену»

13 ноября 2014, 21:00
На минувшей неделе в Германии шумно и с размахом отметили 25-летие падения Берлинской стены. 9 ноября небо над немецкой столицей озарилось огнями грандиозного фейерверка. Оторвавшись от опор, ввысь устремились тысячи подсвеченных воздушных шаров. Эта инсталляция длиной в 15 километров имитировала стену, некогда разделя

В начале ноября еженедельник «Шпигель» опубликовал заметку под заголовком «Должна ли была рухнуть стена уже в 1987 году?». Сенсационный материал начинается с утверждения, что именно тогда советский лидер Михаил Горбачев и глава МИДа Эдуард Шеварднадзе впервые предложили руководителю ГДР Эриху Хонеккеру ликвидировать стену. Далее говорится, что «это следует из записи соратника Шеварднадзе», которую обнаружил профессор Лондонской школы экономики Владислав Зубок.

Вот она, эта запись, сделанная конспективно в карманном блокноте: «30 мая 1987. Совещание у министра. Заседание ПКК (Политического консультативного комитета стран – участниц Варшавского Договора. – «НИ») совпало с 750-летием Берлина. Просили убрать стену. Рейган может выдвинуть идею объединения Германий. Острая реакция наших друзей на эту идею. Продумать долгосрочную программу работы в этом направлении».

Запись принадлежит моему покойному отцу Теймуразу Степанову, в 1985–1991 годах – помощнику и спичрайтеру министра иностранных дел СССР. Свидетель и участник переломных событий горбачевской эпохи, он в режиме реального времени фиксировал на бумаге все, что видел, слышал и чувствовал. В частности, он воспроизвел ту атмосферу эмоциональной стабильности, благодушия и нежелания смотреть правде в глаза, в которой пребывали вожди ГДР. 9 июня 1989 года Шеварднадзе провел переговоры в Берлине в рамках однодневного визита. До падения Берлинской стены, заметим, пять месяцев.

Сначала советскую делегацию принял глава восточногерманского МИДа Оскар Фишер. Затем в Госсовете состоялась встреча с Хонеккером, чьи высказывания мой отец зафиксировал в дневнике: «Мы глубоко убеждены в прогрессе перестройки, ее позитивном влиянии на мир... Положение в ГДР можно охарактеризовать сочетанием обновления и преемственности... За 10 лет мы достигли неожиданно больших успехов в производстве микросхем. Европа здесь очень зависит от Японии. Цены поднялись в 500 раз. У нас на конвейере схема в 1 мегабит, разработан проект схемы в 4 мегабит... Идем к съезду СЕПГ. У нас сильная социальная политика. Рост национального дохода – на 4% в год». Далее генсек СЕПГ затронул больную для себя тему: «Правительство ФРГ хотело бы восстановить германский рейх в границах 1937 года. Все три коалиционные партии утверждают, что сейчас есть хороший шанс поглотить ГДР. Как бы мы их не поглотили... О нас говорят: «Эта проклятая DDR. У всех перемены, только у них все неизменно». Но мы считаем своей исторической задачей строительство развитого социалистического общества... У нас хорошие кадры. Изменился социальный состав партии: 55% рабочих, 27% интеллигенции... Эта позитивная динамика очень плохо переваривается в ФРГ».

Но посмотрим, что же еще происходило в ту пору в ГДР. Итак, с начала 1989 года брожение в стране резко усиливается. Первые протестные акции приурочены к 15 января – 70-й годовщине гибели Карла Либкнехта и Розы Люксембург. К слову, в отличие от Польши или Чехословакии диссидентское движение в ГДР было в целом левоориентированным. Синдром родины марксизма сказался и в этом. Демократы Восточной Германии мечтали о «подлинной социалистической альтернативе». Они восставали против коррумпированности высшей номенклатуры и ее привилегий, включавших в себя зарплату в валюте, постоянные выезды на Запад, пользование охотничьими угодьями, закрытыми для простых смертных.

Шеварднадзе и Хонеккер не разрушали Берлинскую стену – это сделала стихия перемен.
Фото: ИЗ АРХИВА АВТОРА

Но главными центрами оппозиционной консолидации становятся церкви. Проповеди звучат все откровеннее. Наибольшую известность получают «понедельничные» молитвы-демонстрации в Лейпциге, которые каждый раз завершаются стычками с полицией. Общая напряженность нарастает. «Штази» сигнализирует о выходах людей из «Боевых групп рабочего класса» – одной из силовых опор правящей партии. Активизируются нелегальные гражданские инициативы за мир, права человека, реальную многопартийность.

7 мая 1989 года по графику проходят выборы в местные органы власти. Впервые подсчет голосов контролируют общественные группы, которые вскрывают откровенно грубые фальсификации в пользу СЕПГ.

К августу, согласно докладу министерства госбезопасности, жителями ГДР подано 120 тысяч заявлений о выезде на Запад. В этом месяце диппредставительства ФРГ в Берлине, Будапеште и Праге вынуждены прекратить прием посетителей из-за наплыва восточных немцев, добивающихся въезда в западногерманское государство. Сотни их (а затем десятки тысяч) бегут на Запад через Венгрию, чье правительство 11 сентября объявляет о полном открытии границ.

В результате массовых протестов руководство СЕПГ подает в отставку: 24 октября – Эрих Хонеккер, 7 ноября – премьер Вилли Штоф, 13 ноября – президент Народной палаты Хорст Зиндерман.

4 ноября в центре Берлина на Александерплац на митинг собираются до полумиллиона человек. Многие – с флагами ФРГ. Раздаются голоса в защиту реформ по советскому образцу. Люди не хотят более оставаться заключенными в собственной стране, отгороженной от Западной Германии и Западного Берлина непреодолимой преградой.

9 ноября в 19 часов 34 минуты на пресс-конференции, транслировавшейся в прямом эфире, представитель Политбюро ЦК СЕПГ Гюнтер Шабовски зачитывает проект закона о свободном выезде граждан за пределы страны. На вопрос журналистов о том, когда закон вступает в силу, Шабовски отвечает: «Немедленно». Это слово, что называется, открыло шлюзы.

12 ноября 1989 года мой отец пишет в дневнике: «Не стало Берлинской стены. То есть она цела, не снесена пока, но ее как бы уже и нет: Восточный Берлин и вся ГДР свободно и беспрепятственно проходят через нее и сквозь нее в Берлин Западный, в Федеративную Республику Германию. Кадры телевидения: оседлав стену, люди пьют шампанское. Несказанно счастливые лица. Длинные очереди восточных немцев у пропускных ворот на Запад... Эту метаморфозу связывают с нами. Справедливо связывают с нами все превращения в стане социалистического содружества».

С 5 мая 1990 года в Бонне начались переговоры по формуле «четыре плюс два» (СССР, США, Франция, Великобритания, а также ФРГ и ГДР). Михаил Горбачев, Джордж Буш-старший, Франсуа Миттеран, Маргарет Тэтчер, Гельмут Коль, Ханс Модров что-то еще просчитывали, вписывали новую ГДР в систему отношений элит Запада и Востока, выдвигали идею конфедерации двух Германий. Но жизнь и немцы распорядились иначе: Германская Демократическая Республика оказалась не нужна вообще. Зачем, если нет стены?

Эту стену обрушила стихия перемен. Может, в мае 1987 года советское руководство и попросило «друзей» убрать ее, как отметил мой отец. Однако плана ликвидации Берлинской стены не существовало – ни оперативного, ни долгосрочного. Никакого. Горбачев никак не мог последовать призыву Рейгана, который в своей речи 12 июня 1987-го у Бранденбургских ворот в честь 750-летия Берлина заявил: «Генеральный секретарь Горбачев, если вы стремитесь к миру, к процветанию для Советского Союза и Восточной Европы, к либерализации, приезжайте сюда! Господин Горбачев, откройте эти ворота! Разрушьте эту стену!»

"