Премьер-министр Эстонии Андрус Ансип

– Почему так непросто складываются сегодня отношения между Эстонией и Россией?

– Всем ясно, что эти отношения могли бы быть лучше. На уровне бизнеса они довольно неплохие. Здесь у нас проблем нет. Если посмотреть шире, то этот год в ЕС был для Эстонии очень удачным. Экономический рост в среднем – 7%. В последнем квартале – даже 10%. А рост экспорта в Россию – 70, даже 80%. Как говорится, грех жаловаться. Это потому, что у нас исчезли таможенные барьеры, благодаря членству в Евросоюзе. Отношения между людьми? На мой взгляд, они тоже улучшаются. Например, 7 лет назад я был в Пскове, и не скажу, что на нас псковичи смотрели как на врагов, но и особой дружбы с их стороны замечено не было. А сегодня предубеждений нет. Мы общаемся как нормальные люди. Когда я был мэром Тарту, к нам постоянно приезжали из горуправления Пскова, смотрели, как и что мы делаем. Это нормально. Такие отношения у нас с финскими и немецкими городами. Наш диалог – о делах.

–Экономика примиряет, создает основу для нормальных отношений?

– Это так. Тем более что мы – соседи. Но если говорить об отношениях на самом высоком уровне, то мы делали со своей стороны все, что надо было делать. Подписали все, что надо, без задержки. И у нас нет никаких претензий, в том числе и территориальных, к России. Мы надеемся, что Россия поймет, что нет никакой основы, чтобы не ратифицировать пограничный договор.

– Но в преамбуле к ратификационному закону договора эстонские парламентарии сделали ссылку на Тартуский мирный договор от 1920 года, после чего многие в России решили, что эта небольшая поправка позволит в будущем оспорить некоторые российские территории.

– Не позволит, это ложь. Преамбула – это для нашего внутреннего пользования. И не более того. В преамбуле – ссылка на Тартуский мирный договор, в 1920-м в соответствии с ним была проведена граница между нашими странами. Теперь в новом договоре говорится, что будет новая граница и – навсегда. Там нет того, о чем говорят руководители России.

– Существует версия, что за срывом договора стоят не эстонцы и не россияне, а какая-то третья сторона. Скажем, НАТО, которому выгодны неурегулированные пограничные проблемы, в частности, на границе ЕС и России: в случае чего – можно вмешаться.

– Это в советские годы говорили, что там где-то существует злой блок НАТО. Но для Эстонии НАТО не где-то далеко, а здесь, у нас. НАТО – это мы. И для нас это защита. Когда нам понадобится помощь, наши партнеры помогут. А к российской границе НАТО не имеет никакого отношения. Более того, альянс заинтересован в урегулировании приграничных конфликтов.

– После вступления в ЕС Эстония чувствует себя более защищенной – экономически?

– Не только экономически, но и в плане безопасности. ЕС – не НАТО, не оборонный союз, но все равно. Все чувствуют себя уверенно из-за членства в ЕС, потому что там есть солидарность. Мы это чувствуем не только через фонды, откуда получаем деньги.

– Существует ли на самом деле проблема народа сету, который разделен сегодня границей?

– Сету почти все переехали в Эстонию, причем не вчера и не сегодня. Поселки сетовские в России пустуют. И вообще там живет очень небольшое число представителей этого народа. Так что особой проблемы нет.

– Но сами эстонцы жалуются, что сету разделены по вине русских. Об этом писала эстонская пресса…

– В печати это было. Тем не менее за ратификацию нового договора о границе в нашем парламенте голосовали 78 депутатов. И всего 4 «против». Что касается мнения народа, то общественный опрос показал: 80% населения понимает, что пограничный договор с Россией необходимо подписать. Есть, конечно, люди, которые думают иначе, только их меньше. Но вернемся к сету. В России живут пожилые люди этого народа, которые не знают русского. Им надо помочь в получении визы, в других вопросах. Мы это делаем. Существуют и другие моменты, которые следует решать. Например, если кто-то из сету, живущих на российской территории, хочет, чтобы дети учились на эстонском, то мы должны предоставить им такую возможность в Эстонии. Опять же если есть необходимость. Но все это – решаемые вопросы, но никак не огромные проблемы.

– Тем не менее ссылка в договоре на Тартуский мир может быть воспринята как призыв к России: отдайте нам Печору!

– Спасибо, не надо. Да и нет в преамбуле такого. Потому я не вижу причин для проведения новых пограничных переговоров. Общаться надо, но новые переговоры не нужны.

– Каково положение так называемых неграждан в Эстонии?

– У нас нет такого термина – «неграждане». Это Путин использует его, а мы нет. Есть люди, которые еще не определились с гражданством. Но они пользуются такими же правами, как и граждане, кроме участия в республиканских выборах. Но те жители, которые имеют вид на жительство и живут в стране 5 лет, имеют право участвовать в местных выборах. Кстати, в эстонских паспортах не указана национальность. Никто не делит граждан по этому принципу.

– Вы говорили, что отношения с Россией стали лучше. Это потому, что ЕС гарантирует невозврат Эстонии на Восток, в Россию, и теперь ваша страна не боится потерять свой суверенитет?

– Я думаю, что жить стало лучше, чем, скажем, 50 лет назад. Мы можем посещать все государства. Жизненный уровень поднялся. Причем не только у нас, но и в России. У нас сегодня отношения ясные и честные. А экономические связи – прозрачные, добровольные. В былые времена говорили одно, делали другое. Было недоверие. Теперь оно уходит.

– Вхождение в ЕС стало для Эстонии своеобразной берлинской стеной, которая наконец-то рухнула?

– Можно и так сказать. Раньше на уровне простого человека что было: дефицит. У нас были хорошие показатели в сельском хозяйстве, но колбасы все равно не было. Теперь этого нет. И у нас, и в России. Плановая экономика плохо влияла и на отношения между людьми.

– Бытие определяет сознание?

– Да, бытие…

– Какая отрасль приносит основной доход в бюджет Эстонии?

– Машиностроение. А точнее – приборостроение. Это экспортная отрасль. Затем идет экспорт древесины и мебельная промышленность.

– А туризм?

– Туризм развивается, но за счет него мы не живем. Хотя он мог бы давать и побольше. Количество туристов в последний год выросло на 30%.

– В советские времена у вас, помнится, были хорошие молочные продукты. Где они сейчас?

– Если говорить о сельском хозяйстве, то оно у нас развито и сегодня. Но что касается объемов, то они сегодня значительно меньше. Только четверть осталась. Но в былые времена через эстонские фермы пропускали нефтяные рубли,

– А сегодня есть дотации ЕС?

– Да, но тогда, в советские времена, продукция шла в Россию, а для покупки кормов использовались нефтедоллары. Сейчас у Эстонии нет такого рынка. Но у нас конкурентоспособное сельское хозяйство.

– И в странах Евросоюза продается, например, эстонское масло рядом с голландским?

– Продается, но на нем не написано, что оно сделано в Эстонии. Главным артикулом нашего экспорта в Евросоюз является молочный порошок.

– Каковы российские инвестиции в Эстонию?

– Они незначительны. Но из-за благоприятного налогового климата мы получили много инвестиций из Евросоюза, Норвегии и и США. 40% всех инвестиций – из Финляндии. Финны когда-то начали у нас со средних предприятий, а потом укрепились. Еще 40% – за Швецией. Это банки и эстонский Телеком, ставший шведским. Остальные 20% делятся на всех других партнеров. Российские инвестиции присутствуют у нас в сфере транзита, в основном нефтяного.

– А порт, который буквально через неделю сдается в Силламяе?

– Там долю в 50% имеют граждане России, двое питерцев.

– В Эстонию пришли питерские?

– Ну, так получилось. А вообще инвестиции российские невелики, и тенденции к их росту нет. У Швеции и Финляндии – есть.

– У вас в школах проводятся уроки религии. Какой именно?

– Это госпрограмма, но добровольная. В Эстонии нет государственной Церкви. И эти уроки не связаны ни с какой конфессией. На них дети получают знания о том, какие бывают религии, о мусульманах, лютеранах…

– А вы верующий?

– Я – член лютеранской церкви. Уважаю эти традиции. Церковь дает сердцу покой. И очень многое для понимания того, кто мы, откуда и куда идем. Трудно жить, если не знаешь, для чего мы здесь? Хочется продолжать работу, начатую нашими отцами, а мы хотим, чтобы кто-то продолжал нашу работу. Именно поэтому мы в Тарту восстановили храм, который был в руинах 50 лет, и люди давали на это свои деньги.

– В Тарту, если не ошибаюсь, есть улица имени Дудаева.

– Улицы такой нет. А вот мемориальная доска есть.

–А в честь чего доска?

– Джохар Дудаев был в Тарту комендантом военного гарнизона, и когда случился путч (1991 год. – «НИ»), он не допустил того, что произошло в Вильнюсе и Латвии. Так что мемориальную доску ему установили не за то, что он сделал, а за то, что не захотел делать.

– Вы любите Тарту?

– Это мой родной город. У меня там семья. Или, точнее, часть семьи. У меня три дочери. Две взрослые, работают здесь, в Таллине. Одна – зубной врач, а вторая – журналистка. Живут они здесь же. Когда я говорю о семье, которая осталась в Тарту, то имею в виду жену и младшую дочь. Она еще маленькая, ей 8 лет. Разница между младшей и старшей дочерью – 20 лет. Многие могут подумать, что это второй брак, второй круг, но это не так.

– Далеко ли Тарту от Таллина?

– 186 километров. Два с половиной часа езды.

– Значит, домой ночевать вы не ездите?

– Нет. Потому я фактически живу с журналистом. Средней дочерью.

– Как к этому относятся ваши тартуские женщины?

– Они понимают, что работать премьер-министром – большая честь. К тому же знают, что это не будет длиться всю жизнь. Хотя кроме обязанностей премьера у меня есть дела в Реформистской партии. Я был мэром Тарту 6 лет, после чего меня избрали лидером реформистов. Чтобы быть в большой политике, надо постоянно находиться в столице, а не в муниципальном городе.




Оккупант? Депортировать!