Секретарь Совета национальной безопасности Грузии Гела Бежуашвили

– Как вы оцениваете нынешний этап российско-грузинских взаимоотношений? Согласны ли вы с тем, что они ухудшаются?

– Они нестабильны, со своими взлетами и падениями, но говорить о динамике ухудшения было бы неверно. Для нынешнего этапа российско-грузинских взаимоотношений характерен поиск взаимоприемлемых решений. После «революции роз» идет интенсивный поиск развязок всех тех проблем, которые копились на протяжении многих лет. Новое грузинское руководство начало с того, что вместе со своими российскими коллегами попыталось четко определить, что представляет собой сегодня южный фланг Европы (для России это Южный Кавказ, мы же считаем, что являемся частью Европы), каковы здесь интересы наших государств? Идет процесс понимания. Процесс сложный, но главное, что он идет. На примере решения о выводе российских военных баз с территории Грузии можно сказать, что сторонам удалось решить важную проблему с учетом взаимных интересов. Наши коллеги поняли, что военные базы в Грузии не представляют для России большого значения как с политической, так и с военной точек зрения. Для нас же их вывод является вопросом национальной безопасности. Мы пытаемся сейчас развязать весь клубок российско-грузинских проблем. Поэтому я считаю, что взлеты и падения в наших отношениях будут. Главное, чтобы они не были очень резкими. То есть наши взаимоотношения надо вывести в плавное, стабильное, прогнозируемое русло, в котором бы мы четко определили для себя – там, где интересы совпадают, стороны должны идти на компромиссы, где они разнятся – искать пути соприкосновения, сближения. Мы заинтересованы решать проблемы на уровне взаимного доверия и уважения, чего пока нет. Мы считаем, что интересы Грузии как маленького государства не уважаются, с ней разговаривают с позиции силы, основываясь на мышлении, которое не соответствует сегодняшним реалиям глобального мира. Между тем Грузия и Россия имеют много возможностей для строительства цивилизованных, равноправных, партнерских отношений. Руководство Грузии не раз заявляло, и я еще раз это подтверждаю, что мы готовы учитывать законные, жизненно важные интересы России в этом регионе. Но они не должны ущемлять наши жизненно важные интересы, и этот процесс должен быть взаимным.

– Как вы считаете, если Россия выйдет из переговорного процесса между Грузией и Абхазией, а также Южной Осетией, Тбилиси быстрее решит проблему реинтеграции мятежных регионов?

– О выходе России из переговорного процесса никогда речь не шла. Наоборот, наша цель состоит в вовлечении России в позитивное решение конфликтов на территории Грузии. Но сейчас Россия выполняет несколько функций, противоречащих друг другу. Функция медиатора в переговорном процессе предусматривает объективность, поэтому медиатор, у которого есть свои интересы в Абхазии и Южной Осетии, не может быть эффективным. Эти интересы не обязательно представлены на государственном уровне. Это интересы многих групп, которые, как видно, никак не контролируются. Медиатор должен быть заинтересован в разрешении конфликтов. А Россия сейчас заинтересована в том, чтобы они оставались замороженными. Конечная цель миротворческого процесса – сделать так, чтобы грузины, абхазы и осетины жили вместе. Пока нет понимания этого, процесс идет в никуда. А страдает население конфликтных регионов, которое стало заложником большой политической игры внутри самой России. Поэтому Россия должна стать активным, но позитивным участником мирного процесса. Она должна активно помогать Грузии как своему партнеру, чтобы она стала единой, демократичной, динамично развивающейся страной на южных границах России. Конфликты – это центральная тема российско-грузинских взаимоотношений. У России есть исторический шанс сыграть позитивную роль и стать региональным лидером. Но она должна быть лидером, а не гегемоном. Времена гегемонов ушли. Что касается Грузии, то она не уходит от ответственности и признает, что вооруженные конфликты на ее территории были ошибкой.

– В последнее время Тбилиси часто критикует российских миротворцев. Не потребует ли Грузия и их вывода вслед за эвакуацией российских военных баз?

– Наши претензии к выполнению своих функций российскими миротворцами как в Абхазии, так и в Южной Осетии обоснованны. Миротворческий мандат этих операций устарел. Фактически миротворцы превратились в пограничников, которые оберегают какую-то административную границу, в то время как должны содействовать миротворческому процессу, разрешению конфликта, чего не происходит. И не потому, что там плохие офицеры или солдаты, дело в том, что устарела политическая основа миссии, как и мандат МС. Он, как вы знаете, разный. В Абхазии это мандат СНГ, в Южной Осетии – непонятный для меня мандат так называемой трехсторонней комиссии, где миротворческие силы представлены российским, северо-осетинским (как будто это не Россия!) и грузинским контингентами. Очевидно, что баланс сил здесь явно не в нашу пользу. Тем более что российские миротворцы не только не помогают разрешить конфликт, но непосредственно участвуют в контрабанде, никак не реагируют на похищения людей, которые там происходят буквально каждую неделю. Закрывать на это глаза мы не будем. Если не будут приняты кардинальные меры и ситуация не изменится, мы будем настаивать на изменении мандата, структуры миротворческих контингентов.

– Как обстоит дело с созданием совместного с Россией антитеррористического центра? Известно, что идея эта родилась в Тбилиси и центр предлагался Москве как бы взамен военных баз…

– О центре мы договорились в принципе. Тем не мене, консультации продолжаются. Грузинская сторона сразу же заявила, что военная составляющая центра не имеет перспективы. В то же время объединение усилий в борьбе с терроризмом необходимо. На мой взгляд, борьба с терроризмом – это работа на опережение. Оперативное, даже эффективное реагирование уже поздно. А чтобы работать на перспективу, нужен очень высокий уровень доверия друг к другу.

– Президенты Украины и Грузии выступили с инициативой создания коалиции демократических государств Балтийско-Черноморско-Каспийского региона. Для чего необходимо это объединение?

– Любое политическое объединение государств создается ради чего-то, а не против. В данном случае государства стали строить свои отношения на основе иных ценностей – демократических. Я думаю, что эта инициатива найдет отклик у других государств. У стран ГУАМ есть шанс трансформироваться в новую организацию, сохранив объединяющую их экономическую составляющую. А в основе ГУАМ лежат именно экономические интересы, которые так и не реализовались в СНГ. Все три слона, на которых стояло Содружество – свобода передвижения, торговли и безопасность, – рухнули. СНГ сегодня не может предложить ничего стоящего. Это неэффективная организация без будущего. Сейчас раскручивается гуманитарная составляющая Содружества, но я смотрю на эту затею без оптимизма.

– Есть ли у вас друзья в России? Какую роль играет эта страна в вашей биографии?

– В моей биографии больше украинского, нежели российского. Я учился в Украине.

– Владеете украинским, как президент Саакашвили?

– К сожалению, не успел его выучить. Нужно сказать, что русская культура, русский язык всегда были частью моей жизни. Я учился в русской школе в Манглиси, закончил факультет университета на русском языке. Моя бабушка (с маминой стороны) – русская, а мама много лет была директором русской школы, недавно только ушла на пенсию. Мои два сына – 11 и 14 лет – хорошо говорят по-русски. Вместе со мной они жили и в США, поэтому владеют и английским. Не могу сказать, что у меня много друзей в России, но я всегда стараюсь обрести их там, где бываю и общаюсь. Однозначно могу сказать одно – антирусских настроений у меня никогда не было и не будет. Я не пророссийский, проукраинский или проамериканский, я – прогрузинский, что означает, что, как патриот своей страны, защищая интересы своего народа и государства, вместе с тем уважаю культуру других народов и интересы других государств.