Шамиль Тарпищев

– Шамиль Анвярович, этот спортивный год был очень насыщенным. Олимпийские игры, чемпионат Европы по футболу, другие соревнования... А какие события 2004 года оказались наиболее значимыми или запоминающимися лично для вас?

– Конечно, успехи тенниса – это родные успехи. Я, правда, прогнозировал, что эти результаты придут позже, но то, что задачу решили раньше, особенно приятно. Причем ребята как-то в тени девочек оказались, но у них этот год тоже лучший был. Сафин – четвертая ракетка мира, Южный впервые поднялся на 16-е место в рейтинге, на границе первой тридцатки Давыденко, Андреев из ниоткуда в число пятидесяти лучших теннисистов мира попал. Так что в теннисе у нас все нормально. А вот смотреть на то, что происходит в нашем хоккее и особенно футболе, мне как большому поклоннику этих видов спорта было очень обидно. Жаль, что две народные игры, которые очень сильно влияют на общий эмоциональный фон в стране, сейчас в загоне. Что касается Олимпиады... Я все-таки думал, что эти Игры мы выиграем. Неудовлетворение, разочарование вызвала не работа связки «тренер – спортсмен», которая сделала все, что могла, а большое количество внутренних организационных проблем. Мы проиграли в Афинах организационно. Если бы не это, опередили бы и американцев, и китайцев. Почему? США были не в порядке. Связано это было и с допинговыми скандалами, и со сменой руководства в их национальном олимпийском комитете. А Китай объективно еще не созрел для побед. Самое интересное, у нас многие удовлетворены третьим местом, а китайцы считают, что на сегодня мы сильнее их. Проблема в том, что нас ждет провал на зимней Олимпиаде в Турине, и пока мы абсолютно не готовы к Пекину. В общем, если подытожить этот год, я бы так сказал: для тенниса он был очень удачным, а наш спортивный мир весь в проблемах.

Сейчас теннис – народная игра

– О проблемах, с вашего позволения, поговорим немного позже. Давайте пока о более приятном – о теннисе. Интересно, сколько турниров вы посещаете за год?

– Честно говоря, за последние два года не съездил практически ни на один турнир «Большого шлема». Очень много работы было в России. Этого никто не знает. Все почему-то считают, что я постоянно за границей нахожусь. Был в Париже, на финале Мыскиной и Дементьевой, а потом Ельцин увез меня на «Уимблдон». Правда, только на первые дни. На финале я присутствовать не мог, потому что уже нужно было лететь в Аргентину на матч Кубка Федерации.

– А в Америку, где в финале Открытого чемпионата США играли Кузнецова и Дементьева, тоже не ездили?

– Нет, в Америку мне визу очень тяжело дают. Я туда не успевал. В основном езжу по России. Мы сейчас опережаем мир по методике подготовки теннисистов от 6 до 14 лет, и, для того чтобы через два года нас не накрыли, надо двигаться вперед. Моя задача эту методику передать в регионы. Если успеем это сделать, то сегодняшнее статус-кво сохраним. К сожалению, нужны еще и большие финансовые вложения. Потому что методику надо передавать в свои руки, а это значит, что необходимо строить свои академии. Нам сейчас где-то восьми центров не достает в регионах, чтобы не беспокоиться за наши позиции в мировом теннисе. Конкуренты не дремлют. Все-таки в Международной федерации тенниса 203 страны. В Международном олимпийском комитете – 202. Чуть зазеваемся, нас сомнут. Есть проблема с тренерами. Сегодня тренерами работают восемь с половиной тысяч человек, хотя официально наши учебные заведения за все время выпустили около восьмисот специалистов по теннису. Спрашивается, кто остальные? Значит, они не учат, а калечат детей.

– Феномен российского теннисного чуда исключительно в методике?

– Сейчас как-то все забыли, что в 70-х годах у нас был очень сильный теннис. Сотый игрок Советского Союза обыгрывал сотого игрока из любой другой страны. То есть средний уровень тенниса был очень высокий. С 77-го по 83-й год теннис в СССР ликвидировали. Как? Нам запретили в личных турнирах играть со спортсменами Южной Африки, а они играли везде. В 83-м году мы начинали практически с нуля. Тогда теннис был не нужен. Не советский вид спорта. Не олимпийский. К тому же камерный, как мы говорили. К 90-му году в стране было всего 94 крытых корта. Почему я это все помню – играть закончил рано, в 25 лет. По той же причине – не выпускали за границу, турниров не было и т.д. В общем, стал капитаном сборной и попал в аппарат Госкомспорта. Кстати, я туда пришел в один год с Колосковым (сейчас президент Российского футбольного союза. – «НИ»). Когда мы набирали детей в секции из школ, все думали, что речь идет о настольном теннисе. О существовании большого они не знали. Мы были поставлены в такие условия, что – в кавычках – из худших детей делали лучших. Научились работать в условиях хронического недостатка. Вот откуда взялась наша методика. Все научно-методическое обеспечение с 74-го года мы сохранили. Восстановили кафедру тенниса, потихоньку укрепили тренерские кадры, наладили преемственность поколений. У нас в теннисе ребенок с 6 до 14 лет находится фактически в одних руках – личного тренера и тренера сборной. Если этот коллектив нормальный, значит, будет результат. И дальше, в каких бы академиях мира наш воспитанник ни играл, он будет расти. Мы спокойно отпускаем 14-летних теннисистов, они уже сформировались, за них не боязно. Тем более что тем самым мы освобождаем место для следующих поколений – баз-то у нас не хватает. Поэтому, я думаю, неплохо, что мы весь мир заставили работать на нас. Это тоже наше достижение.

– Шарапова – это исключение?

– Единственное. Ее вывезли в семь лет. И то мы ей помогли выехать в Америку. Я позвонил тренеру Маши Юдкину, спросил, что это за девочка такая. Он сказал: в семь лет она играет как молодой мастер. И мы решили помочь. Родители Маши это помнят и до сих пор благодарны. А если вернуться к вопросу о российском теннисном чуде... Когда Ельцин на людях появился в шортах и с ракеткой, он фактически открыл теннис, но это легло на благодатную почву. В результате сейчас мы проводим в 127 городах России больше тысячи турниров в год. В нынешнем году в соревнованиях для детей до 14 лет участвовали более 12 тысяч зарегистрированных игроков. Так что сейчас теннис уже народная игра.

– То есть система заработала в середине – конце 90-х годов?

– Нет, отдачу мы стали получать еще в 80-х. Чесноков, Зверева, Ольховский, Савченко, Волков уже тогда стали показывать неплохие результаты. А когда заметно возросли наши возможности, пошел вал.

– Вы сказали, что вала этого ожидали чуть позже. Когда?

– Я думал, что мы выйдем на лидирующие позиции во второй половине следующего года или в 2006-м. Но нам немножко повезло, потому что в этом году лихорадило Энен-Арденн, Клийстерс, Дэвенпорт, Моресмо, сестер Уильямс. На фоне их сбоя у нас и появился результат.

Лагман на уши народу

– Вас ставят в пример другим федерациям. А почему многим вашим коллегам не удается добиваться таких же успехов? Работаете вроде в одной стране, в одних и тех же условиях...

– Мы в худших работали всю жизнь. Нам мало кто помогал. Наверное, поэтому мы и выжили. Теннис – это такой вид спорта, в котором спортсмен практически каждый день, выходя на корт, бьется за свою жизнь. Сегодня отыграл, завтра играешь по новой. Когда мне говорят про футбол – мол, три матча в неделю это много, – мне смешно. А как же теннисисты играют пятичасовой матч, а на следующий день опять выходят на корт? И ничего – каждую неделю играют. Одиннадцать месяцев в году. Не знаю, в каком из игровых видов спорта предлагают подобную нагрузку. К тому же теннис предъявляет организму много разных требований. Ты можешь физически тянуть, но по мячу не попадаешь – и ты никто. У нас сформировался особый тип выживаемости. Человек, научившийся бороться на корте от А до Я, так же будет вести себя и в жизни. Со мной что делали в 96-м году? Я же не сломался. Так что характер теннис воспитывает очень здорово. Но наши успехи в первую очередь связаны с тем, что нам удалось создать эффективную систему управления. В принципе она проста. Есть деньги – ты делаешь сто чемпионов. Нет денег – одного. Но в любом варианте – «есть деньги» или «нет денег» – система дает плоды. Я не хочу лезть в футбольные дела. Но когда во многих командах премьер-лиги одни иностранцы и на всю страну пять защитников, естественно, к виду спорта возникает масса вопросов.

– Беда нашего футбола в отсутствии управления?

– Это беда всего спорта. У нас по закону о спорте государство почему-то оказалось вспомогательной структурой при общественных организациях, коими являются спортивные федерации. Хотя это противоречит олимпийской Хартии. Во всех странах именно государство разрабатывает стратегию развития спорта и ее исполняет. Но у нашего государственного органа – Федерального агентства по физической культуре и спорту – по нашим законам таких полномочий нет. Я считаю, порядок в спорте можно навести за три месяца. Будь на то воля государства.

– А как же международные спортивные организации, которые запрещают государству вмешиваться в дела федераций?

– Это игра. То, что говорят отдельные представители обиженных федераций, редкостная ерунда.

– Но почему? ФИФА и УЕФА сказали же: руки прочь от Колоскова. И сколько было прецедентов, когда эти организации наказывали ослушников...

– А что ж не наказывают Китай?

– Там консенсус.

– А почему не наказывают скандинавские страны? У них спорт имеет государственно-общественный статус. Если мы пойдем по этому пути, все встанет на свои места. Я как член МОК гарантирую – никакого нарушения в том, что государство участвует в жизнедеятельности федераций, нет. И не надо вешать лагман на уши народу.

– То есть государство совершенно спокойно может назначать президентов спортивных федераций?

– Нет. Это нарушение. Но если привести уставы федераций в соответствии с нормами спортивного права, эта проблема будет устранена. Да, тогда если ты плохо работаешь, тебя очень легко отправить в отставку. Но что в этом несправедливого? Зато у нас устав Национального олимпийского комитета не соответствует Хартии МОК. И МОК попросил нас исправить это недоразумение. Что касается Фетисова, он – человек идеи, он хочет, чтобы наш спорт был первым. И я хочу. Из 114 федераций, которые у нас функционируют, подавляющее большинство за него. Выступают только коммерческие виды, потому что наступают на их интересы. Остальные-то – нищие на пляже.

Колосков не выиграл, Фетисов не проиграл

– Считается, что в этом противостоянии с федерациями главная цель Фетисова – футбол и хоккей...

– Я не могу назвать это противостоянием. Просто у людей разные идеологические платформы. Перед Фетисовым поставлена задача – сделать российский спорт непобедимым. Он предлагает ряд моделей, идеи. Против его идеи в принципе никто не возражает. Полемика идет на уровне «на меня наехали, я обиделся». А на что обижаться? Только на себя. Тебе дали деньги на подготовку к Олимпиаде, ты не дал результата, ответь. Никто отвечать не хочет. Где конструкция? Фетисов говорит, что договорился с Колосковым о том, что тот уйдет. Колосков говорит, что такой договоренности не было. Значит, кто-то из них врет. На этом началась игра...

– ... которую выиграл Колосков.

– Да ни черта не выиграл! Колосков наглядно показал, что государству действительно пора навести порядок в федерациях. Вот чего он добился. Фетисов же показал: смотрите, я пытаюсь что-то сделать, но федерации так распустили, что сделать ничего нельзя. Вот вам пример с футболом. Это неправильные отношения между государством и федерацией. Так кто здесь проиграл?

– Колосков заявил, что получил поддержку на самом верху.

– Заявлять можно все что угодно. Да и в чем поддержка? Представьте себе, что государство сейчас еще год простоит, ничего не решая. Ну давайте похороним Пекин. С Турином уже беда.

– Вся проблема нашего спорта в отсутствии законодательной базы и финансовой поддержки?

– Государство выбирает модель развития отрасли на основании того, на какой экономической ступени оно находится. Есть французская модель. Там спорт полностью бюджетируется. Есть американская модель. Тягачев (президент Олимпийского комитета России. – «НИ») тут говорил: вот, мол, Америка дает больше миллиарда долларов на спорт. Да не дает государство в Америке ни цента на спорт. Но американские законы позволяют спортивным общественным организациям заработать деньги самим. В Германии спорт курирует МВД. Они увязывают здоровье нации с обороноспособностью страны. У скандинавов смешанная модель. Шведы вообще говорят: нам медали не нужны, мы развиваем массовый спорт. Теперь надо ответить на вопрос – чего хотим мы?

– А федерация тенниса какую модель использует?

– Бюджетные средства тратим на подготовку резервов. Что касается своих заработков... 50 % средств, вырученных от участия в Кубке Дэвиса и Кубке Федерации, идут на команду, а 50 % – в федерацию. На сегодня нам не хватает порядка 6 млн. долларов в год, чтобы работать в оптимальных условиях. Сейчас наш бюджет без Кубка Кремля, расходная часть которого 6,25 млн. долларов в год, составляет всего четыре с половиной миллиона. Годовой бюджет многих хоккейных клубов за 20 миллионов. Этих денег нам бы хватило на четыре года.

– А почему в нашем спорте так много скандалов, конфронтации, хотя кого ни послушай – все радеют за дело?

– Нет четкой системы управления. Что получилось на Олимпиаде? Агентство по физкультуре и спорту попало под Минздрав и стало конторой по проведению соревнований. Олимпийский комитет России превратился в туристическое бюро. В законе прописано – Олимпийский комитет ведет спорт высших достижений, хотя, повторюсь, это противоречит Хартии МОК. Но все равно – за восемь лет Федерация тенниса не получила от нашего Олимпийского комитета ни копейки. Это он так управляет развитием тенниса в стране? Вопрос скандалов – это вопрос того, кто чем занимается и кто за что несет ответственность.