Светлана Журова

– Света, когда идет турнир за турниром, с кем из наших чемпионок ни поговоришь – все о спокойной жизни мечтают. Чтобы вместо гостиничного номера был свой уютный дом, а в нем муж и ребенок. И в роли «хранительниц очага» все вы такими счастливыми кажетесь. А потом вдруг опять – «на каток, на лыжню, беговую дорожку хочу». У вас, например, две Олимпиады позади, десятки чемпионатов мира, а вы туда же...

– Амбиции, наверное. У меня ведь последняя Олимпиада (в Солт-Лейк-Сити. – «НИ») закончилась не так, как хотелось. Если бы хоть какая-нибудь медаль была – в голову бы не пришло возвращаться. А так... Я все думала, что вернусь раньше. Три месяца после родов прошло, а я уже рвалась тренироваться. Не получилось. Полгода – опять ничего не выходит. В конце концов начала с десяти. До этого все сына кормила. А осенью смотрю: до Турина-то всего полтора года осталось. Муж, сам бывший спортсмен, поначалу не хотел меня отпускать, а потом смирился. Потому что когда рождается ребенок, начинаешь понимать, что денег-то, как ни странно, не хватает. До этого как-то не задумываешься над такими вещами, а тут приходит мысль – пожалуй, надо еще подработать! А когда знаешь, что за плечами есть что-то проверенное, реальное, почему не вернуться и не использовать накопленный опыт? Тем более что мама и сестра помогают. Мы решили, что муж выступает в роли менеджера, а я – в обычной, привычной для себя. Попытаемся, посмотрим. Еще одна причина возвращения – в том, что у нас свой каток появился. Мы уже не верили и не надеялись. Еще лет пятнадцать назад все говорили: не будет катка, коньки – как вид спорта – у нас вниз покатятся. Прогнозы оправдались абсолютно. Теперь – другое дело. Дворец в Крылатском великолепен. Он лучшее из того, что я видела, и главное – мы там хозяева! Тренируемся, когда нам удобно и как удобно. Можно сказать, почти идеальное состояние. Живем в Новогорске и ездим в Крылатское. Только работай!

– Но в спринте пока все равно только на вас да на Диму Лобкова вся надежда. Понятно, что за год-два ситуация в наших коньках не изменится. Но когда хотя бы прежние результаты появятся?

– Думаю, к следующей Олимпиаде юниоры подтянутся. Сейчас и в Челябинске еще каток построили, а там очень много молодежи. В Коломне собираются строить. Вот если бы еще в нашем Питере такой же открылся... В последние годы проблема ведь в чем была? Мы позже всех в сезоне на коньки вставали. А раньше – наоборот. Помню, в Петербурге мы пусть и на нестандартной дорожке (33 метра. – «НИ»), но уже летом катались. А потом в Алма-Ату на Медео ехали. То есть практически круглый год на коньках. То, к чему иностранцы только сейчас пришли, мы практиковали уже, наверное, лет двадцать. За счет этого держались и как-то держимся. Глупо, конечно, сравнивать нас с иностранцами, но к своей последней Олимпиаде я в потрясающей форме подошла. До сих пор не понимаю, что там со мной случилось. Смотрела записи, консультировалась, анализировала – так ничего и не поняла.

– Может, просто везения, куража не хватило?

– Может... Вообще что угодно могло произойти. Вплоть до остановки секундомера. Я же бежала не одна – там еще девочка была не слабая, а результат тоже показала ужасный. Кто его знает?

– Ходили разговоры, что американцы в Солт-Лейк-Сити то ли с психотропными препаратами дело имели, то ли еще что-то...

– Разговоры эти продолжаются до сих пор, потому что было много просто поразительных примеров. Та же Крис Уитти в том сезоне пропускала Кубки мира, говорили, была больна неизлечимо. Только что не умирала и вообще должна была лежать в больнице. И вдруг она встает и выигрывает Олимпиаду. Да еще с мировым рекордом! Фантастическим! Потом я видела, как американцы, которые еще не выступали, а только наблюдали за своими, вели себя. Мягко говоря, вели неадекватно... Они прыгали на коньках, орали, бросались друг на друга. То ли это было настолько для них эмоционально – бежать в Америке, то ли еще что-то. Но обычно они болеют друг за друга очень сдержанно. У нас же не командный вид спорта. А тут из коньков выпрыгивали. Я так просто в шоке была. Не знаю... У них был кодовый замок на раздевалке, в отличие от остальных. Туда, естественно, попасть невозможно было. Предполагали, что у них там для подогрева лезвий какие-то аппараты стоят.

– Неужели в коньках можно еще что-то придумать? Комбинезоны из чудо-тканей уже были, коньки с отрывающимися пятками тоже. Теперь, значит, с подогревом?

– А о каком-то компьютерном, чуть ли не спутниковом, отключении секундомеров вы не слышали? На доли секунды. Так, что не заметишь. Тормознет или ускорит – кому что надо. А о подогреве лезвий давно известно. В Голландии уже якобы специальную методику разрабатывают. У нас же в правилах по поводу коньков ничего конкретного не сказано. Мол, это можно, а то нельзя. Но с подогревом дело очень тонкое. Если сильно лезвия подогреть – лед потопится, если мало – смысла нет. Вот и не могут найти золотую середину. Но самое смешное в другом – новинки зачастую больше психологическую роль играют. Когда мы с Сергеем Клевченей выиграли чемпионат мира, то бежали в комбинезонах «Рибок», которые напоминали тряпочку. А все остальные – в навороченной экипировке, на современных коньках. Там было много нюансов, которые работали против нас. Значит – дело в тебе самом. Как ты тренируешься, как настроился, ну и случай еще играет роль, везение… Потому и удивительно, что в Солт-Лейк-Сити у меня что-то не сложилось, почему вдруг и пропала скорость.

– Кстати, падать на современных скоростях очень больно?

– У нас иногда смеются: если спортсмен упал на соревнованиях, его по телевизору будут показывать даже больше, чем того, кто выиграл. А вообще страшнее падать на тренировках. Когда народу много, все сбивают друг друга, падают головой... Канадцы на своем знаменитом катке в Калгари даже запретили всем остальным сборным кататься одновременно с собой. Мол, мы хозяева и имеем право кататься безопасно. Почему мне так нравится сейчас в Крылатском тренироваться? Надо тебе скоростную работу сделать – все спокойно расходятся, на лавочках сидят. Потом возвращаются. А ты бежишь спокойно и не боишься, что кого-то собьешь.

– Какие бы условия ни были, психологически на сборах, вдали от мужа и сынишки, наверное, тяжело сидеть?

– Мне – нет. Я настроилась, а настрой очень многое значит. У меня был случай на чемпионате мира, когда я во время первой пятисотки разрезала себе ногу около ахилла. Шесть швов наложили, но я на следующий день на дорожку вышла. Все спрашивали, зачем, а я понимала, что если не закончу соревнования, то на следующий год от нас будет выступать только один участник. А если закончу, то три. Значит, надо было любым способом чемпионат докатать. К тому же билеты на тот турнир мне принц Альберт покупал. И мне было стыдно: как это я сама напросилась, поехала, а человека подвожу. И через неделю после этого выиграла Кубок мира, а еще через две недели почти с падением стала второй. Лишь шесть сотых уступила первому месту.

– Принц Альберт – это тот, что из Монако?

– Ну да.

– Помню, слухи ходили про вашу с ним большую любовь, чуть ли не каток он хотел для вас построить. Значит, правда?

– Да неправда! Мы с ним на Олимпиаде познакомились. Фотографировались в олимпийской деревне (принц Альберт принимал участие в соревнованиях по бобслею. – «НИ»), и я пошла к нему автограф взять. По внутридеревенской связи спросила, где можно его найти. Он ответил, что будет во столько-то завтракать. Вот и все. Мы и сидели-то в деревенской столовой минут пятнадцать, разговаривали. А из этого выросли слухи про мои с ним походы в рестораны и большую любовь. Причем я совершенно не понимаю, как эта информация могла в газеты просочиться из деревни? Видимо, с легкой руки кого-то из нашей команды. Договорились до того, что и к Олимпиаде я, оказывается, как следует не готовилась – была увлечена совсем другим. А самое интересное, что когда мы с ним действительно какое-то время общались – каждый год он присылал мне открытку на Рождество, пару раз виделись на соревнованиях, – газеты промолчали.

– А билеты?

– У меня был его мобильный телефон, и я знала, что когда проблема какая-то будет, могу к нему обратиться. И вдруг ситуация: денег нет, на чемпионат мира не хотят нас отправлять. Ну, я и позвонила. Кстати, в первый и, наверное, последний раз в жизни я тогда первым классом летела...