Posted 15 декабря 2004,, 21:00
Published 15 декабря 2004,, 21:00
Modified 8 марта, 09:38
Updated 8 марта, 09:38
Татьяна Тотьмянина и Максим Маринин
– Между тем злополучным падением в Америке и вашим последним визитом в Москву прошло немного времени – месяц. Неужели стоило рисковать и выступать на Кубке России, пусть и в показательной программе?
Татьяна: Ну наш приезд носил своего рода символический характер. В первую очередь мы хотели показать своим зрителям, что мы живы и здоровы. И, конечно же, для нас было очень важно выйти на лед и перед зрителями прокатать программу.
– Вы не только в программе, но и на бис исполняли поддержки. Какие сейчас вы испытываете ощущения при выполнении этого элемента?
Татьяна: У меня впечатления точно такие же, как и раньше. Потому что я ничего не помню.
Максим: Мне было немного тяжелее, чем Татьяне. Потому что после того, как это случилось, я очень сильно испугался. Никогда не знаешь, насколько это серьезно и чем все это может обернуться. Мелькнула даже мысль, что все может закончиться в одну секунду. Поэтому было очень страшно. Но все негативное мы стараемся оставлять в прошлом и хорошо понимаем, что трудности нам даются для того, чтобы учиться их преодолевать. Через эти преодоления мы становимся сильнее. Единственное, о чем я думаю сейчас, что это моя работа. А что я должен делать? Эту поддержку мы исполняли летом. Долго ее учили. И так получилось, что мы очень хорошо подготовились к первым соревнованиям. Из-за этого появились расслабленность, потеря контроля. И в этот момент кто-то там сверху как дал мне по голове, чтобы не расслаблялся.
– А если рассуждать с технической точки зрения?
Максим: В каждой поддержке существует определенный ритм. Тогда в Питтсбурге мы его не выдержали.
Татьяна: Потеряли синхронность.
Максим: Да. Я где-то наклонился вперед вместо того, чтобы стоять ровно, и в результате законы физики сделали свое дело.
– Как скоро вы начали исполнять поддержки на тренировках?
Татьяна: Первый раз – дней через двадцать после падения. Причем я абсолютно не боялась. Потому что, повторюсь, ничего не помню.
– Татьяна, а когда вы очнулись, о чем подумали?
– Помню, что спросила у Олега Васильева, нашего тренера: есть ли у нас время для подготовки к Кубку России? А он сказал: давай мы сначала отсюда, из больницы, выйдем, а там посмотрим.
– Не обидно, что не удалось до конца довести серию «Гран-при»?
– Да я рада, что катаюсь сейчас, а не сижу в инвалидном кресле.
– Основную часть подготовки к чемпионату России вы провели в Чикаго. Нельзя ли найти такой выход, чтобы к российским стартам готовиться на родном, питерском катке?
Татьяна: К сожалению, нет. Потому что в Питере катастрофически не хватает льда. Когда мы туда приезжаем, нам предлагают 50 минут утром и столько же вечером. При этом на льду шесть пар. Нет никакой возможности даже программу прокатать, не говоря уже об изучении новых элементов. К тому же мы вытесним со льда юных фигуристов.
– А в каких условиях вы тренируетесь в Чикаго?
Татьяна: Там мы на льду одни. Катаемся столько, сколько хотим. Где-то по 4–5 часов в день.
– На этом катке снимался фильм под названием «Заливщик льда», в котором вы исполнили одну из ролей?
Татьяна: Да. Съемки проходили в Чикаго, на том же катке, где мы тренируемся. По сценарию главная героиня фильма – глухонемая фигуристка. Сниматься в фильме мне очень понравилось. Делать по миллиону раз одно и то же на съемочной площадке очень легко. Гораздо легче того, что я обычно делаю на льду. Имя режиссера фильма, правда, я не помню. Знаю лишь, что «Заливщик льда» – его первая киноработа. До этого он снимал рекламу.
– Какие у вас впечатления от новой системы судейства в фигурном катании?
Татьяна: Система вроде та же, но теперь все более четко расписано. Не могу сказать, что она понятная, но в то же время в ней появилась какая-то конкретика – что и сколько стоит. На мой взгляд, есть и недостатки. К привычному набору элементов, например, поддержек, хочется что-то еще «навернуть», а нельзя. Так что на смену творчеству пришла математика, а это может сильно ударить по нашим ребятам.
Максим: Спортсмены на перепутье. Либо гнаться за сложностью, либо чисто исполнять простые элементы. Сейчас проходит процесс становления, и каждый в силу индивидуальных способностей выбирает приемлемый для себя путь к вершине.
– Как новая система отразилась на программах фигуристов?
Татьяна: Программы особенно не изменились. Изменилось отношение к простым элементам. Раньше сделал вращение, хорошо. И не важно – как. А сейчас нужно следить за всем сразу – с какого захода сделано вращение, сколько оборотов, как из него выйти...
Максим: Приходится обращать внимание на мелочи.
– Это хорошо?
Татьяна: Наверное, да. Но уж очень много изменений в один год. Мы оказались подопытными кроликами. К сожалению, Олимпийские игры совсем близко, поэтому очень тяжело.
– Можно ли благодаря этой системе сделать фигурное катание объективным?
Максим: Система изначально была разработана очень хорошо. Но никакая система не может быть идеальной. В любой можно найти лазейки. В конце прошлого сезона руководство нашей федерации раздавало нам анкеты, в которых мы могли высказаться за или против нововведений и объяснить почему. На мой взгляд, один из недостатков в том, что судьи не несут никакой ответственности. И у спортсмена нет возможности, как раньше, подойти к арбитру и спросить, почему его так оценили. Сейчас все зависит от двух технических контролеров, которые определяют элемент и присваивают ему уровень сложности. Но человек не машина. И один и тот же элемент на разных соревнованиях могут оценить по-разному.