Ярослав Рыбаков

– Ярослав, когда приходит долгожданная победа, реагируют на нее все по-разному. Что вы сейчас ощущаете?

– Самое главное – психологическую уверенность. Наконец-то она пришла ко мне.

– В Москве легко было прыгать?

– Подъем ощущал невероятный! Потому что трибуны меня поддерживали, почти вся моя семья в зале собралась. А я очень люблю, когда за меня зрители по-настоящему болеют. Когда от тебя ждут результата, это витает в воздухе, возбуждает, вдохновляет. Прыжки в высоту, на мой взгляд, это супершоу! Даже когда я смотрю на них со стороны, это настолько захватывает, такой адреналин выделяется, что порой руки дрожат. А когда на трибунах люди, пресыщенные зрелищами, то желания прыгать высоко нет никакого. Я однажды выступал в Москве на турнире по прыжкам в высоту под музыку. Хорошо прыгал, но, по-моему, кроме меня самого это никому не нужно было. Аура была не та. Спортсмен ведь прекрасно чувствует, как зал реагирует, и соответственно – заводится. Или наоборот.

– А для вас имеет значение – с первой или последней попытки брать решающую высоту?

– Стараюсь брать с первой, потому что потом это может сыграть огромную роль. Третья попытка – слишком большой стресс для организма.

– Это правда, что в легкой атлетике вы появились как многоборец и выступали за Белоруссию, хотя родом из России?

– Правда. Отец после окончания института физкультуры получил направление в Могилев. Там и отдал меня в группу к одному из своих учеников. Когда же мне 10 лет исполнилось, взял к себе, подобрал ребятишек на год-два старше, которым я постоянно проигрывал. Теперь понимаю: сделал это специально, чтобы я тянулся за ними. За Белоруссию я на Спартакиаде школьников и выступал. Но потом на стадион в Могилеве, где мы тренировались, пришел рынок. Торгаши, чтобы им ничего не мешало, сектор для прыжков с шестом сожгли… В общем, вскоре пришлось в Ярославль перебираться. Там в 2000 году я и переключился на прыжки в высоту. Прогресс в этом виде был у меня наиболее очевиден, но отец не торопился со специализацией, чтобы не травмировать суставы узконаправленной работой, чтобы я развивался как можно гармоничней.

– Ваше мнение при этом спрашивали?

– Мне высота всегда нравилась. Даже когда проигрывал, тянуло к планке, хотелось прыгать.

– Тренироваться у отца сложно?

– С одной стороны, сложно. А с другой – я ему полностью доверяю. Как в любой семье, можем и поругаться, никуда от этого не деться. Приходится мириться, немножечко свой характер усмирять. Но, конечно, авторитет отца непререкаем, и решающее слово за ним.

– В Москве для победы вам хватило прыжка на 2,37 метра. Рекорд России, установленный вами в зале, – 2,38. А какая высота для вас сегодня самая желанная?

– 2,40. Наверное, это какая-то космическая высота, она постоянно у всех на устах… Пока всего девять человек в истории легкой атлетики прыгали 2,40 и выше.

– Вы знаете, что очень многие специалисты считают вас эталоном прыгуна в высоту?

– По ряду показателей я действительно приближаюсь к идеалу. Например, по соотношению роста и веса (198 см и 80 кг. – «НИ»), запасу в скорости и силе. Тут я даже перегнал тех, которые прыгали 2,40–2,43. Дело осталось за малым – воплотить все это в результат.

– У вас очень спортивная семья. Младшая сестра в легкой атлетике надежды подает, родители – тренеры. Но вы не производите впечатление человека, живущего только тренировками. Чем-то еще увлекаетесь?

– Хорошую литературу почитать люблю. Набокова, Чехова… А вообще машинами очень интересуюсь. Это у меня, наверное, от деда, который полвека за рулем провел. Я в детстве с ним даже в рейсы ходил на огромном лесовозе в Переславле. Помню, я у деда на коленях сижу, и он мне порулить разрешает… Сегодня, когда на своей машине гоняю, часто его вспоминаю.