«Меня пять раз возвращали с того света»

– Ваша опекун из Мюнхена?

– Нет, она из Траунштайна, где проходил начальный этап лечения, когда я была нетранспортабельна. У нее двойное гражданство – российское и немецкое.

– А как вы с ней познакомились?

– Она встречала маму с братом в аэропорту, когда они прилетали. И сразу предложила нам свои услуги в качестве моего опекуна. У них существует такое положение, когда человек попадает в беспомощное положение, сразу назначается опекун. Эта дама сказала, что можно сделать так, чтобы было два опекуна. Мама – автоматически, но так как она законов не знает, ходить самостоятельно никуда не может, то эта дама, по совместительству координатор сборной России по бобслею, может представлять наши интересы.

– Как ее зовут?

– Нина Грефенштайн.

– Если не секрет, в чем ваши претензии к ней?

– Ну, во-первых, она не хотела продлевать маме визу. Сначала она говорила, что она все сделает, чтобы мы не беспокоились. Что все формальности – ее забота. Как мы сейчас понимаем, она очень хотела, чтобы мама улетела. Зачем? Иного объяснения, чем для того, чтобы прокручивать здесь наши деньги, мы не видим. Потом она очень странно комментировала для журналистов мое состояние здоровья. Она озвучивала такие диагнозы, которые врачи не ставили. А доктор ей рассказывает все подробно. Когда я прочитала в Интернете со ссылкой на нее сведения об ампутации моей ноги, о том, что у меня паралич, я чуть сознание не потеряла. Я попросила повернуть мою кровать вертикально, чтобы увидеть свои ступни... Мама ей тогда сказала: «Нина, давай все, что касается здоровья Ирины, ты озвучиваешь при мне или вообще не озвучиваешь». А тут как раз надо было продлевать маме визу и мой паспорт закончился, но она этим заниматься не стала.

– А вы не могли напрямую выйти на консула?

– Она просила не обращаться самим к консулу. Она вообще сказала – с журналистами не общайтесь, ни с кем не общайтесь, всех отшивайте. К послу тоже не обращайтесь, он будет вас обрабатывать. Если посол вам сделает визу еще хоть на месяц, то вы попадете в черный список и в Европу в течение пяти лет больше не въедете. Она брала нас на испуг. Мы оформили на нее генеральную доверенность. Теперь она начала давить на то, что мы невменяемы. Мама позвонила в консульство: «Андрей Юрьевич, это вице-консул, я остаюсь без визы, осталось десять дней». Он попросил привезти мой паспорт, но он тоже был у этой женщины. Мама попросила ее отдать паспорт... Она спросила – для чего? И не привезла. Нам нужно подавать иск на возмещение ущерба, нанесенного здоровью. Адвокат, знакомая нашей опекунши, тоже оказалась крайне недобросовестной. Они обе зачем-то тянули время.

– Правительство Москвы выделило нам деньги, мы очень благодарны, – это говорит уже Галина Викторовна. – Адвокат же никаких документов о поступлении денег на счет, несмотря на наши просьбы, не показывает, мы сами проверить ничего не можем. О том, что правительство Москвы выделило 400 тыс. евро, мы узнали в середине января, но от адвоката и опекуна мы слышали только, что деньги не перечислены. Мы сказали об этом публично на встрече, где присутствовали генеральный консул Грозов, адвокат, телевидение и другие люди. И тогда начался шум. Забегала страховая компания. Ирине сообщили, что приходил страховщик, показал документ о том, что деньги (30 тысяч) давно перечислены, не знать об этом они не могли.

– Вы задавали опекуну и адвокату прямой вопрос, почему они говорили, что денег на счетах нет?

– Мы не можем с ними встретиться. В бюро у адвоката отвечает автоответчик. Я просила Нину дать сотовый телефон адвоката, она обещала скинуть эсэмэску. Не сделала. Когда я обратилась к ней снова, она сказала, что не может давать номер телефона абы кому. Тогда я сказала: если документов о начислении денег завтра не будет, я иду в коллегию адвокатов. Я потребовала, чтобы она привезла паспорт, нашу доверенность на нее, по которой она может действовать от Ириного имени и распоряжаться ее средствами, и еще 5 тысяч евро. Эти деньги нам привез представитель от Москвы, то, что собрали спортшколы. Нина предложила положить эти деньги на Ирин счет, потому что нам хранить их негде, и, как она объяснила нам, будут идти проценты. На той же встрече я спросила: «Нина, где деньги, которые мы тебе давали и которые должны лежать на Ирином счете?» Она сказала: «Они на моем счете». А еще сказала, что снять их не может. Мы настаивали, и она наконец пообещала привезти их в понедельник. Не привезла… Сейчас она в Москве. Зачем ей нужен мой российский паспорт и может ли она при наличии доверенности снимать с российского счета деньги, мы не знаем.

– В общем, мы попали, – в разговор снова вступила Ирина. – Она сейчас начала возмущаться, почему мама интересуется этими делами. Она пытается нас выставить сумасшедшими, ей это выгодно, чтобы безраздельно вести дела от нашего имени...

Тут я попыталась сменить тему разговора – слишком безысходно звучали сетования двух и без того много перенесших женщин.

– Ира, если так получится, что не удастся вернуться в большой спорт, чем ты будешь заниматься?

– Я не хочу ставить крест на спортивной карьере. Но вообще-то я учусь на педагога. Сейчас приеду, надо будет закрывать две сессии. Хотя тренером не хочу быть. У меня нервов не хватит. Если честно, даже не представляю, что делать вне спорта.

– А доктор что говорит?

– Он прогнозов не делает, потому что я – уникальный случай. Меня пять раз с того света возвращали. Я опровергала все их прогнозы. Все будет ясно через два месяца. Буду очень стараться. А то, что болит, – в этом есть и положительный момент. Значит, живая.