Ирина Скворцова

– Ирина, о чем вы написали госпоже Меркель?

– Письмо писала мама, давайте я вам лучше его прочитаю... «Обратиться к Вам за помощью меня вынудили обстоятельства, в которые не по нашей воле мы с Ириной оказались поставлены. Немецкие врачи сделали все возможное, чтобы сохранить моей дочери ногу, за это им огромная благодарность. По инициативе немецкой федерации бобслея для Ирины был открыт благотворительный счет, куда немецкие граждане вносили добровольные пожертвования. Однако деньги с этого счета без нашего ведома (последняя сумма 20 тысяч евро) были сняты и присвоены адвокатом Анной Винтер в день расторжения с ней договора. Все наши попытки добиться того, чтобы деньги были возвращены, оказались тщетны. Мы даже не имеем возможности узнать, сколько же всего денег было пожертвовано на лечение Ирины теми, кто посочувствовал нашему горю. Этот вопиющий по цинизму случай может заставить людей как в России, так и в Германии усомниться в целесообразности бескорыстной помощи людям, попавшим в трудную жизненную ситуацию. Мы еще раз выражаем им искреннюю признательность и надеемся, что с Вашей помощью нам удастся добиться справедливости».

– А адвокат как-то объясняет свой поступок?

– Нам она вообще ничего не объясняла. О том, что деньги сняты и счет закрыт, мы узнали от нашего нового адвоката Георга Пиранга. Поначалу он обещал нам, что займется этим фактом хищения, напишет в немецкую коллегию адвокатов, но очень быстро передумал и говорит, что выступать против коллеги ему не позволяет профессиональная этика. Еще говорит, что Винтер на словах ему обещала деньги вернуть до конца августа. Но вот уже сентябрь… Сумму с благотворительного счета она сняла якобы в качестве аванса за свою работу. Но она на это не имела абсолютно никакого права. Без нашего ведома ею и ее подругой и одновременно моим бывшим опекуном Ниной Грифенштейн, к которой у меня были претензии относительно ее предельной недобросовестности, был заключен – скорее всего, задним числом – договор на повременную оплату. 180 евро за час. Эта сумма не согласовывалась с моей мамой, которая была таким же моим опекуном, пока я находилась в коме. Затем эта почасовая оплата вылилась в сумму, равную 44 тысячам евро. Мы недавно увидели список «проделанной» работы. Туда входит много «крайне необходимых» для меня мероприятий. Например, поездка Винтер и Грифенштейн на три дня на швейцарский горнолыжный курорт Санкт-Мориц якобы для встречи с президентом российской федерации бобслея. Почему с ним нельзя было встретиться в Москве, где они бывали неоднократно, непонятно. Грифенштейн, не имеющая лицензии переводчика, свои услуги в этом качестве оценила в 500 евро за день. Только за время пребывания в Швейцарии ее гонорар составил полторы тысячи. Кому и что там необходимо было переводить? Перечень адвокатских услуг, которые «оказывала» мне Винтер, отсчитывается с 23 ноября, и каждый день в этом списке добрых дел значатся какие-то ее действия. Однако договор с ней, как и с опекуном Грифенштейн, был заключен в декабре. И это при том, что за все эти месяцы адвокат не сделала даже самого элементарного – не отослала счета за операции и лечение в Москву.

– Грифенштейн какие-то деньги вроде бы вам вернула?

– Да, после выступления вашей газеты и телевидения она вернула пять тысяч евро, взятых ею у нас на хранение, но почему-то положенных на свой счет. Интересно, что сейчас она требует деньги с московского правительства за свою деятельность в качестве моего опекуна. Вот, к примеру, строки из ее письма Лужкову: «Прошу Вас в соответствии со статьей 16 Федерального закона Российской Федерации решить вопрос о моем вознаграждении, определив договорные отношения с органами опеки и попечительства». На мой взгляд, это чудовищная наглость. Нина Грифенштейн вызвалась быть моим опекуном добровольно, ее, мягко говоря, никто об этом не просил. Она числилась моим немецким опекуном, пока я была в коме, и почему московский налогоплательщик должен оплачивать эти «труды», поездки в Москву и в Швейцарию, совершенно неясно. К тому же Россия ей уже выплатила за это «подвижничество» три тысячи евро, а Винтер, кстати, – 11 тысяч 900. Когда мама согласилась, чтобы Нина тоже была моим опекуном, ни о какой оплате ее услуг вообще речи не шло. Никто не думал, что опекунство будет платным. Это потом она выставила счет и за трехнедельное проживание мамы и брата в подвале ее дома, и за ночевку на одном на двоих старом диване, и за другие столь же впечатляющие «благодеяния».

– На вас столько всего свалилось за последнее время... Какой вывод сделали из пережитого?

– Горький вывод – верить никому нельзя. Аферисты встречаются даже там, где по всем человеческим законам должны быть лишь милосердие и сострадание.

– А ваши дальнейшие планы?

– Приеду домой, буду продолжать лечение. Относительно возвращения в большой спорт, сейчас не знаю. Пятка хоть и медленно, но заживает. А вот чувствительности в ноге ниже колена пока почти нет. Хожу только с помощью специального фиксатора. Одна женщина, немка, подарила мне инвалидную коляску. Очень хорошая коляска, но как это печально, что мне нужны такие подарки. Вернусь, заведу собачку чихуахуа. Будет не так тяжело (тут Ира заплакала, а слова утешения находились мною с большим трудом).