Posted 30 августа 2004,, 20:00
Published 30 августа 2004,, 20:00
Modified 8 марта, 09:43
Updated 8 марта, 09:43
Олег Меньшиков
– Можете ли вы сказать, что в вашей жизни происходит все так, как вам хочется?
– Так может утверждать либо абсолютно счастливый человек, либо дурак. Я могу сказать только одно: в моей жизни, слава Богу, не происходит того, чего мне не хочется.
– Какие человеческие качества влияют на актерскую профессию?
– Станиславский сказал, что ничего большего Бог не может дать артисту, чем сценическое обаяние. Наверное, это не качество, это дар, но проблема заключается в том, чтобы попытаться сохранить его. На актерскую профессию влияют также терпение, ум. И если все это объединить – сценическое обаяние, терпение и ум, – то мы получим то, что называем актерским талантом. Важно еще не растратить его. Поэтому, мне кажется, нужно следовать совету Михаила Чехова, который говорил, что должное существование в жизни обеспечивает артисту должное проживание на сцене.
– У вас уже с юности возникло убеждение в том, что вы актер?
– Ничто меня в этом не убеждало. И сейчас у меня мало доказательств этому. Просто я увидел среду, или нафантазировал для себя среду, в которой я смогу задавать вопросы и получать на них ответы. Потратить какой-то промежуток жизни для того, чтобы разобраться с собой. Всего лишь. Но это не так мало.
– Что такое в вашем понимании откровенность в актерской игре?
– Если есть смысл в актерской профессии, то он заключается только в этом. Но откровенность у нас, мне так кажется, сейчас заменяется разгильдяйской, безответственной свободой, которая никакого отношения к откровенности не имеет. Потому что за подлинной откровенностью следует откровение. У меня были такие счастливые секунды. Три раза я испытывал актерское счастье на сцене, когда время как будто останавливается, и в тебя входит такое количество информации, которое, наверное, ты не мог бы получить годами. Я не знаю, испытывал ли в эти мгновения нечто подобное зрительный зал, но я испытывал.
– Что вам неприятно в людях и чего вы избегаете во взаимоотношениях?
– Что неприятно, того и избегаю. Мне не нравится фамильярность, невежливость, чувство собственного недостоинства и отсутствие снисходительности.
– А что вы больше всего цените?
– Честь, юмор и умение слышать.
– Какими качествами должен обладать человек, чтобы вы ему доверяли?
– Да какими угодно, главное, чтобы я этого человека полюбил.
– Было ли какое-то событие в вашей жизни, которое вас потрясло?
– Сложный вопрос. Потрясло – это значит повлияло на линию жизни, изменило какие-то координаты. Такого не было.
– Как вы относитесь к политике и к политикам?
– Как же я к ним отношусь? Собственно я никогда не вырабатывал к ним никакого отношения, потому что как-то смешно тратить на это время. то неправильно, что в нашей стране выработали отношение к политикам как к небожителям. Почему-то мы все время думаем (и им это очень нравится), что они на что-то влияют, что-то могут изменить в нашей жизни, могут повлиять на нее. Конечно, это чушь полная. Они призваны и должны существовать лишь для того, чтобы организовать нам достойное существование, достойную жизнь. Все. Больше ни для чего. Будем ждать момента, когда они это поймут.
– Вы жили на Западе. Какие отличия вы видите между европейцами и русскими?
– Если коротко, то это будет звучать так: они живут сегодня, а мы живем вчера и завтра. Сейчас попробую объяснить. Мне в последнее время чрезвычайно неинтересны разговоры про великий русский народ, в величии которого, кстати, я ни секунды не сомневаюсь. Но тем не менее я не понимаю, почему, например, китайский народ менее велик, чем русский. Нам все время говорят, что нам есть чем гордиться: посмотрите на наше прошлое! Да, мы им гордимся. Нам говорят: а что будет завтра, вы себе даже представить не можете! Но мне не надо завтра, мне нужно сегодня. Сегодня, сейчас. Это, кстати, и к вопросу о политиках. вропейцы не дадут себя унизить. Они не дадут отнять у них в один день все деньги, которые они накопили за годы. Люди выйдут на улицы, жизнь прекратится. А с русским народом такое сделать запросто. Мы все свидетели этому. И это уже не то великое терпение, которым мы так гордимся, это – постоянное состояние униженности, зависимости и страха. И, безусловно, в этом направлении ведется работа, и, как мы видим, довольно успешно. Вот это – серьезное отличие.
– Какой период жизни вам кажется наиболее продуктивным – молодость или зрелость?
– Для меня, конечно, зрелость. Для кого-то молодость, в молодости можно больше успеть, больше схватить. У меня такой задачи не было. В молодости много ветра с пылью, такого ненужного ветра. А вот когда уже все чуть-чуть поспокойнее, как-то и мысли другие рождаются, и отношения какие-то правильные выстраиваются. Если меня спросить, куда я хочу вернуться, отвечу не задумываясь – лет на пять назад, ни в коем случае не больше.
– Кто из современных актеров вам интересен?
– Мне безумно нравится Шон Пенн, мне нравится Чулпан Хаматова. В последние годы, безусловно, Женя Миронов. Мне всегда нравился Ди Каприо, и я вообще считаю, что у него еще будут откровения. Бьорк… Трудно всех перечислить.
– Можете ли вы назвать себя успешным человеком?
– Да, конечно, могу.
– Портит ли успех характер?
– Настоящий успех настоящий характер испортить не может.
– Стали ли вы хуже как человек, когда стали звездой?
– Не мне судить. Но Чаплин сказал замечательную фразу: «Только известность помогла мне стать хорошим человеком». Я нисколько не соотношу себя с гениальным Чаплином, но мне очень нравится эта фраза.
– Что может удержать человека от нравственного падения?
– Что? Ум.
– Какой характер ролей, на ваш взгляд, наиболее соответствует вашей индивидуальности?
– У меня в театре есть не много ролей, которые я любил, однако самой любимой была и остается роль Калигулы в спектакле Петра Наумовича Фоменко. Но такие встречи, как эта, к сожалению, не часто происходят в жизни.
– Вы пессимист или оптимист?
– Жизнь гораздо богаче. Она не сводится ни к пессимизму, ни к оптимизму.
– Можете ли вы назвать себя легким человеком?
– Я-то могу, вопрос в том, могут ли меня таковым назвать окружающие.
– Есть ли в вашей жизни то, что вы еще не сумели реализовать?
– Многое. Я бы хотел снять фильм, заняться фотографией.
– Считаете ли вы современную жизнь безнравственной или она такая, как всегда?
– Она безнравственна и она такая, как всегда.
– Существуют ли для вас нравственные запреты в достижении цели?
– Безусловно.
– Есть ли вещи, которые вы не могли бы простить?
– Нет.
– Ваше отношение к религии?
– Помолчим.
– Являются ли ваши родители образцом для вас в вашей собственной жизни?
– У них другие задачи, у родителей, они проводники, они дают нам жизнь, и мы должны их почитать.
– Как вы относитесь к деньгам?
– Как к испытанию.
– Что вы цените в женщинах?
– Я ценю в женщине верность, умение понять, что кто-то нуждается в ее помощи, жертвенность.
– Вы создали свое «Товарищество», заняли независимую позицию в театре, существуете сами по себе. Вы не хотели бы пойти в обычный театр, где есть постоянный коллектив?
– Видимо, уже не получится. Может быть, когда-то судьба заставит. Но так сознательно и с охотой я, конечно, уже не пойду. Потому что «театр-дом» – вот это все для меня уже неактуально. Я не очень верю в такое существование. И считаю его в некоторой степени даже губительным. Но если меня все-таки спросят, в каком театре вы хотите работать, я скажу. Я бы хотел работать в БДТ у Товстоногова лет тридцать назад. Я думаю, что это был тот театр, о котором можно говорить серьезно. И фигура Товстоногова меня притягивает.
– Вы работаете мучительно или легко?
– Вы знаете, для того чтобы было легко, должно быть мучительно. Легкость появляется после бессонных ночей и постоянного ежедневного нещажения себя, не знаю, как еще это выразить.
– А в чем, как вы думаете, выражается класс хорошего артиста?
– Когда я в первый раз увидел на сцене Пола Скофилда, у меня поначалу был профессиональный шок. Потому что я шел смотреть великого артиста, и в моей голове рождались фантазии, я воображал, как меня этот артист потрясет. Но вышел человек, который за вечер ни разу не повысил голос, я не увидел у него ни отчаянных слез, ни отчаянного смеха, ничего чрезмерного. И сначала даже подумал, что меня обманывают. Так не может быть! А в чем же величие этого артиста? К концу спектакля я понял, что это и есть величие. До него допрыгивать очень и очень тяжело и, наверное, практически даже невозможно. Я считаю, что хороший актер должен играть не в полную силу, он что-то оставляет в себе. И создает ощущение недоговоренности. У Пола Скофилда я увидел только верхушку айсберга. Три сантиметра. Но внутри было такое, такая мощь… Вот класс хорошего артиста.
– А вам свойственны сомнения в своей работе?
– Конечно. Я не думаю, что есть люди, которым они не свойственны. А если такие есть, то их можно только пожалеть.
– И последний вопрос – о вашей работе в театре и кино в начавшемся сезоне?
– В моих ближайших планах – только кино. Я начинаю сниматься в многосерийном телевизионном художественном фильме «Доктор Живаго» у Александра Прошкина. И в многосерийном телевизионном художественном фильме «Золотой теленок» у Ульяны Шилкиной. В театре до декабря мы показываем «Игроков». Потом проведем традиционный вечер прощания со спектаклем, на который пригласим друзей, коллег, зрителей. В этом сезоне наше «Театральное товарищество 814» объявляет конкурс на неожиданный театральный проект, который мы готовы профинансировать. Мы можем рассмотреть любые идеи и предложения от режиссеров, артистов, продюсеров. Речь идет о спектакле для «Театрального товарищества», но без моего личного актерского участия.