«И сейчас сидят невиновные»

Пожилой мужчина, зачитывая имена жертв террора, громко повторял слова: «Расстрелян!», «Расстреляна!». Слова эхом летели по всей Лубянской площади. То и дело среди имен и фамилий слышалось «мой дед», «моя бабушка», «мой отец», «моя мать». «Вечная память жертвам бесчеловечного режима! Чтобы больше никогда не повторились эти страшные вещи», – с чувством сказала пенсионерка. Здесь были люди разных возрастов и профессий, даже мальчик лет девяти зачитывал списки.

К двум часам дня на площади собралось более 150 человек. Со списками, цветами и лампадками в руках, они выстроились в очередь, растянувшуюся на несколько десятков метров. В стоявшей тут же палатке «Мемориала» можно было взять тематическую газету, листовку и значок «Свободу узникам 6 мая». По площади ходили активисты и просили подписать обращение об амнистии узникам совести с Болотной площади. «Амнистия политзаключенных. Ваша подпись – их свобода», – гласил заголовок.

Стоявшие в очереди рассказывали про своих репрессированных родственников. «Мой дедушка Григорий Марченко был обвинен в троцкизме и расстрелян, позднее полностью реабилитирован. Бабушка Зоя Марченко в общей сложности провела 19 лет в лагерях и ссылках как сестра врага народа. В первый раз ее арестовали в 24 года, когда в девичьем дневнике нашли последние слова брата перед расстрелом. Очень важно, чтобы наше поколение это помнило и не придерживалось принципа «закрыл глаза и поднял руки», – рассказала «НИ» Ирина Ильина, державшая две алые розы и лампадку.

«Не хочется, чтобы это повторилось. И сейчас сидят невиновные, некоторые замучены в тюрьмах, поэтому я и пришла сюда. В моей семье расстрелянных не было, хотя деда раскулачили», – говорила «НИ» Марина Багровникова, женщина преклонных лет с красной и белой гвоздиками в руках и значком «Свободу узникам 6 мая» на куртке.

«Мой дед тульский крестьянин Шакин Петр Иванович был расстрелян в 41-м году перед самой войной. Отец моей жены Лебедев Константин Иванович в 37-м году был арестован, сидел на Лубянке, заставляли дать показания на академика Губкина, ничего не подписал. В 41-м освободился и ушел в ополчение», – голос мужчины с проседью в волосах дрогнул, и он отвернулся.

«Моего отца Семена Иосифовича Филиппова в ноябре 37-го арестовали. Мне было восемь лет, я учился в первом классе. Пришли днем два чекиста без ордера, без всего и стали обыскивать. Ничего не нашли и увели его. А я еще говорю: «Папа, ты придешь?» «Приду обязательно», – с тех пор мы его не видели. Его обвинили в антисоветской агитации (58-я статья). Он попал на 10 лет в Унженский лагерь Нижегородской области. По истечении трех лет его дело пересмотрели и сказали, что он невиновен. Надо было еще утвердить решение в Москве, но там, наверно, забыли или не утвердили. Он продолжал сидеть. Работал на лесозаготовках. Организм истощился от работы с утра до ночи без выходных. Он стал инвалидом, попал в больницу и 30 декабря 1942 года умер», – рассказал «НИ» Георгий Филиппов, мужчина преклонных лет, с фотографией отца на шее.