Posted 29 сентября 2003,, 20:00

Published 29 сентября 2003,, 20:00

Modified 8 марта, 02:27

Updated 8 марта, 02:27

Виктор ЕРОФЕЕВ

Виктор ЕРОФЕЕВ

29 сентября 2003, 20:00
Тошнота

Ура! Нас тошнит! Если слепить в один ком впечатления последнего времени от фильмов, сделанных на территории бывшей советской империи, то диагноз – острое отравление. У Сартра в романе «Тошнота» героя тошнит от нормальной буржуазной жизни, которая равносильна жизни вообще. Нам еще далеко до такой изысканной тошноты. Мы отравились не устрицами, а бледными поганками. Смотрите в зеркало: похоже, мы отравились собой. Но это все еще тайное откровение, оставленное на будущее. Пока что все-таки нужно найти врага. Это полезно для незатейливой кинодраматургии. Схема проста: мы отравились не жизнью, а ее отсутствием. Мы отравились нашим несказанным прошлым. Легко все валить на прошлое, ища в нем оправдание затянувшемуся бреду, но раз не получилось выскочить из болезни, идем по кругу. Тошнота равносильна росту национального самосознания. В этом как раз и затаилась слабенькая надежда.

Эстонцы в картине «Имена в граните» рассказывают нам о том, как их замучила нация «ваньков», выбрав для этого события гражданской войны. Гимназисты сражаются за независимость Эстонии с неземными лицами, а на другой стороне – чума. Это напоминает роман «Доктор Живаго», где юнкера с такими же лицами воевали за свободу России. Хочется взять винтовку, пальнуть в большевиков вместе с мальчиками, тем более что по фильму политкорректно проведены не менее противные, чем «ваньки», латышские стрелки. Азербайджанцы слеплены из другого теста, но и они создали антибольшевистскую сказку, в которой колдун-тарзан побеждает красных чужаков, насаждающих новые порядки в мирной деревне. Колдуну в отличие от эстонских мальчиков не хочется помогать: он и так справится. Жалоба казахов в «Молитве Лейлы» касается более близких к нам времен, когда на полигоне под Семипалатинском легко взрывали атомные бомбы, и смерть до сих пор живет в этих местах, хотя непонятно, как может жить смерть.

Вместе с тем, некоторые другие народы не слишком жалуются, и это, пожалуй, больше всего настораживает. Узбеки недавно сделали две комедии. Одна – про школьную любовь, другая – про легкий маразм советских времен. Из этой самодеятельности видно, что узбеки хотят построить цивилизацию западного типа, но еще не дошли до необходимой тошноты, потому и смеются. Зато совсем не смешно белорусам. Они взбадривают себя исторической легендой, из которой видно, что они сдвинулись в обратную сторону и заблудились из духа противоречия. На этом фоне актер, который играет роль предателя белорусского мифа, оказывается убедительнее всей остальной команды.

О Германе, Звягинцеве и Усмонове можно говорить с упоминанием имен. Герман-младший рассказывает, что в фашистской армии, которая воевала в России, было по крайней мере два приличных человека: они сильно кашляли от сырости и никого не хотели убивать. Немецкий добрый доктор – как долго мы, злопамятные, ждали его и дождались. Дождались и сказали: ну и что? В фильме так много символической пурги, что она наводит на мысль о распространенном заговоре умного кино: сказать о простом сложно, а о сложном – беспомощно. Впрочем, по фильму видно, что Герман сможет как-нибудь выйти из этой пурги. У Звягинцева вся тошнота ушла в русскую народную тайну о неизвестном отце; в этой тайне она и осталась: вроде все честно, но вскрытию не подлежит. А таджикский фильм неожиданно проблевался. «Ангел справа» – идите и посмотрите. Там есть своя праисторическая матрица, которая отражается в характерах современных людей. Ясно, что речь идет лишь о киноизмерении, но там тошнота преодолевается талантом.



"