Posted 29 марта 2007,, 20:00
Published 29 марта 2007,, 20:00
Modified 8 марта, 08:48
Updated 8 марта, 08:48
Аркадий Арканов: "Серьезному писателю вряд ли нужна "собачья" популярность"
– У вас есть удивительный рассказ «Кафе «Аттракцион». Если я правильно его поняла, то единственное, что заставляет нас идти дальше в жизни, – это наши желания. Вам есть чего желать?
– Конечно. Одно из самых заветных желаний должно осуществиться в самом ближайшем будущем. Это желание сродни желанию ребенка иметь любимую игрушку. Но, в отличие от ребенка, эту игрушку я купил себе сам.
– Что же это за игрушка?
– Я записал альбом джазовых композиций. За свой счет. Дело в том, что с малых лет я любил джаз. Только волею судеб я не стал музыкантом. В возрасте семи лет я был принят в Гнесинское училище по классу скрипки. И был признан очень способным мальчиком. Но потом началась война, мы с мамой были эвакуированы, а когда вернулись в Москву, оказалось, что начинать снова учиться играть на скрипке было уже поздно. Я стал учиться играть на виолончели, но пришлось расстаться и с этим. Время было очень тяжелое, послевоенное, голодное, и никто мне эту виолончель в подарок не давал. Из последних сил мама два года тянулась и платила за «аренду» виолончели, а потом не смогла. И профессиональным музыкантом я не стал. Но любовь к музыке осталась. В институте я скопил свои стипендии и купил себе трубу. Я ходил играть в студенческий духовой оркестр и научился на ней элементарно играть. Труба нравилась мне не больше, чем другие инструменты. Просто в моем возрасте на ней было легче научиться играть. Потом мы сделали квартет и стали зарабатывать на разных вечерах «премии» к нашим стипендиям. Нужно добавить, что блистательным трубачом я не был и по сравнению с профессионалами играл довольно вяло. Я учился у них, ходил на концерты, со многими был знаком.
– Вы знали Эдди Рознера?
– Да. Я знал его лично. Это был великий трубач, я услышал его оркестр впервые во время войны, в эвакуации, в Красноярске. Мне было тогда девять лет. Потом, много позже, мы познакомились. Он был джентльмен, абсолютно не из нашей жизни. У него был замечательный оркестр с удивительными музыкантами.
– Ваше увлечение музыкой не мешало учебе в мединституте?
– Я понимал к концу института, что врачом я не буду. Как и музыкантом. Меня серьезно увлекла литература, но любовь к музыке осталась. У меня очень серьезная джазовая коллекция на компакт-дисках… Была еще хорошая виниловая коллекция джаза, но ее пришлось продать ради записи этого альбома.
– Вы рассчитываете на его коммерческий успех?
– Нет. Альбом не будет продаваться ни в одном магазине. Я записал его для себя. Идея, которую я пестовал много лет подряд, заключалась в том, чтобы на музыку классических джазовых стандартов наложить стихи. Это не переводы, а мои собственные стихи. То есть то, как я эту музыку слышу в текстовом плане. Стихи, которые я сам и исполнил. Я счастлив. И, как ребенок, жду, когда мне принесут этот альбом. Единственная неприятность, с которой я столкнулся при записи, – это с авторскими правами. Я думал, что только у нас бывают идиоты. Но оказывается, что и на Западе они есть. Если я получаю от правовладельца ответ, что его не интересуют маленькие тиражи, или требование исполнять произведение только на португальском языке, как можно назвать таких людей? Эти наследники не понимают, что эту великую музыку 99% людей исполняют, даже не понимая, о чем она. Они не понимают, что через текст музыка тоже усваивается. Переписка подобного рода продолжалась восемь месяцев. В конце концов, я плюнул и издал альбом.
– От которого вы не получите никакой прибыли.
– Я к этому и не стремился. Мне гораздо важнее было сделать это. Я никогда не обладал коммерческим талантом. Я понял это на примере венгерского костюма. Я купил его по цене 800 рублей тогда, когда это были еще огромные деньги. Он мне не подошел, и я с трудом продал его хорошему знакомому за 600. Второй случай, показавший мне мою несклонность к бизнесу, был в восемьдесят восьмом году. Я заработал тогда сорок пять тысяч рублей. Мой хороший друг предложил купить их у меня по три рубля за доллар. Я наотрез отказался: «Что я буду делать с этими долларами?» Через два месяца доллар стоил уже шесть рублей... В третий раз судьба посмеялась надо мной в девяностых. Опять-таки мой хороший знакомый предложил мне купить печатный станок для изготовления визиток. Я опять отказался: «Зачем я буду печатать визитки?» Теперь этот мой хороший знакомый – владелец крупного издательского дома. Так что я не склонен к коммерции. И потом, нужно понимать, что если ты делаешь настоящую сатиру, не может у тебя быть «Мерседесов» и вилл на море. Если это есть, значит, ты не сатирик.
– А если бы вам снова было двадцать и вы начинали заниматься серьезной литературой в наши дни? Вы смогли бы опубликовать где-то свои произведения без того, чтобы как-то пропиарить себя на телевидении?
– Думаю, что нет.
– И как быть начинающим литераторам, которые не хотят соприкасаться с массовой культурой?
– Им нужно знать, на что они идут. Что их ждет успех в одном проценте из ста, если они пишут серьезную литературу. Успех в виде денег и популярности у народа. Но серьезному писателю вряд ли нужна такая «собачья» популярность, цена которой – подписать автограф человеку, который смутно помнит, кто ты такой и знает только, что ты из телевизора. Вот когда не было телевидения, тогда эта популярность чего-то стоила. Она была дорога. Хемингуэя все знали без всякого телевидения. И Эдди Рознера тоже. Поэтому если человек начинает заниматься серьезной литературой, его ждут большие трудности. Потому что сегодня это негде опубликовать. И некому это читать. Назовите мне журнал, в котором можно прочитать высокое литературное произведение? Их нет. Анекдоты – пожалуйста. Шутки – сколько угодно. А литературы – нет.
– Как вы полагаете, что всех нас ждет в будущем при таком оптимистическом настоящим?
– Вы знаете, в будущем все не так просто. Сейчас разбродное время. У молодых людей есть уверенность, что до них ничего не было. Что все началось с них. Когда ко мне подходит очень известный поп-певец и с удивлением говорит: «Я купил диск Фрэнка Синатры. Он же потрясающий певец!», я радуюсь, что он сделал это открытие, пусть и поздно. Но ведь большинство из них таких открытий для себя не делает. Они играют громкий звук, который позволяет лишь не слышать совершенно ужасающий текст. Они натыкаются на рассказ типа «Кафе «Аттракцион» и не понимают, что это такое. Но, с другой стороны, мне кажется, что все не так страшно, потому что культура неизбежно возродится.
– На чем основано это мнение?
– На историческом опыте. Есть такое почти ругательное слово –«стагнация». Синоним слова «стабильность». Вот когда наступит, чего я очень жду, хорошая демократическая стагнация или, чего бы я не хотел, наступит стагнация в результате возврата жесткой авторитарности, вот тогда, как это ни странно, очень многое настоящее в культуре снова начнет давать ростки. Главное – не потерять связи времен. Опасность этого есть, потому что сейчас произошло то, что происходит с человеком, когда у него заканчивается голод и он получает доступ к еде. Если он не сможет себя сдержать, он, грубо говоря, обожрется. Я глубочайше убежден, что все должно было происходить постепенно. А мы дорвались до так называемой свободы, и возникает впечатление, что все, что происходит, происходит оттого, что мы ее не можем переварить. Мы обожрались этой свободой. Нас ею уже тошнит. У свободы есть две стадии. Первая – это свобода освободившегося раба. Определяется она формулой: «Что хочу, то и делаю». Высшая стадия свободы, до которой нам нужно прожить, возможно, не одно столетие, определяется другой формулой: «Чего не хочу, того не делаю». Вот эта стадия и есть истинная свобода. Я не знаю истинного положения дел, а верить тому, что мне сообщают СМИ, я не намерен. Но вот ситуация с Ходорковским. Быть может, он действительно виноват и должен получить свою меру наказания. И он ее получил. Но есть и другой вариант. Это может быть сделано для запугивания таких, как Ходорковский. Чтобы они понимали, что кое-что нужно кое-кому отдавать.
– А может быть, третий вариант, когда это сделали такие же, как Ходорковский, чтобы свалить конкурента?
– Вполне возможно. Повторяю, истинного положения дел я не знаю. Но какого черта, когда человек уже сидит в тюрьме и получил срок, некоторым нашим современным интеллигентам, известным деятелям искусства и эстрады, подписывать вдогонку письма о том, как правильно его осудили?! Ведь все это уже было! И с Пастернаком, и с «делом врачей».
– Вам предлагали подписать это письмо?
– Мне косвенно намекали. Я отказался. У меня не было никогда никакой дружбы, никакого заискивания ни перед теми властями, ни перед этими. И не дай бог.
– Какими вы видите предстоящие события 2008 года?
– Я думаю, будет кровопролитие. Я хотел бы ошибаться, но, увы, многое склоняет к такому прогнозу сегодня. Я никогда не занимался политикой и не собираюсь ею заниматься, но просто есть вещи, которые невозможно не видеть.
– Где бы вы хотели видеть ваших детей в это время?
– Мой сын живет в США. Он уехал туда, потому что так хотела его покойная мать. Она умерла в 92-м, это было тяжелое время, и она очень хотела, чтобы Вася уехал в Штаты.
– Как сложилась его жизнь?
– В смысле карьеры – нормально. Он закончил два факультета журналистики – у нас и у них, работает на телевидении, перевел на русский роман «Полная иллюминация», который выдвигался на Нобелевскую премию.
– А не в смысле карьеры?
– Он русский. По менталитету, по воспитанию, по внутренней культуре. Ему нужно было родиться и жить в России девятнадцатого века. Американцы – совершенно другие люди. И потом, понятие ностальгии – оно совершенно непридуманное. На двенадцатый день пребывания где бы то ни было вне России я чувствую, что мне нужно сюда. И даже не к кому-то конкретно, а просто – сюда.
– Поэтому вы не уезжаете?
– И поэтому тоже. Что делать русскому писателю там? Я знаю только двоих, кто там прижился. Это Набоков и Бродский. Оба писали на английском. Ни Вася Аксенов, ни мною глубоко почитаемый Иван Андреевич Бунин там прижиться не смогли. Я знаю, что пока я работаю, мне нужно жить здесь.
– Над чем вы работаете сейчас?
– Я уже говорил про альбом. Есть еще идея мюзикла. Настоящего мюзикла в лучшем смысле этого слова. Идея тормозится из-за отсутствия продюсера. Среди моих друзей продюсеров нет, а ходить и искать я не буду.
– Вы можете озвучить идею и убить двух зайцев. Защитить авторские права и найти себе продюсера через нашу газету.
– Почему нет? Вот сюжет. Дело происходит в будущем. Голый разум победил все, даже половое влечение и все, к нему относящееся. Гендерных различий больше нет, все однополые и клонируют себе подобных по профессиональному признаку. Существуют кланы клонов-ремесленников. И вот один ученый, тоже клон, случайно обнаруживает старый фильм «Ромео и Джульетта». И с удивлением видит, что когда-то на Земле были мужчины и женщины. И странные отношения между ними, имя которым – любовь. Поскольку наш клон – ученый, он решается на эксперимент. Клонирует этих двух – мужчину и женщину. Пока он их выращивает, обнаруживается, что к Земле приближается метеорит таких размеров, что апокалипсис неизбежен. Ученый спасает своих «детенышей», посадив их в ракету и запустив в то место во Вселенной, которое кажется ему наиболее приятным. Так появляются Адам и Ева.
– Круг замыкается?
– Круг замыкается, и все начинается снова.
СПРАВКА
Сатирик Аркадий АРКАНОВ (ШТЕЙНБОК) родился 7 июня 1933 года в Киеве. В школу пошел в 1941 году в городе Красноярске, куда был эвакуирован вместе с мамой и младшим братом в начале Великой Отечественной войны.
В 1951 году поступил в 1-й Московский медицинский институт имени Сеченова. После его окончания около трех лет работал участковым врачом в Москве. Потом занялся профессиональной литературной деятельностью.
С 1963-го по 1967 год работал внештатным редактором отдела юмора и сатиры в журнале «Юность», где был опубликован его первый рассказ «Желтый песок» (1963). Автор и один из создателей «Клуба 12 стульев»
в «Литературной газете». Автор песни «Оранжевое лето» (1964). В 1968 году был принят в члены Союза советских писателей. Автор полутора десятков книг. В соавторстве с Григорием Гориным написал три пьесы: «Свадьба на всю Европу» (1966), «Банкет» (1968), «Маленькие комедии большого дома» (1973). В 1979 году принял участие
в легендарном самиздатовском альманахе «Метрополь», составленном Василием Аксеновым и Виктором Ерофеевым, после чего на несколько лет лишился возможности публиковаться. Произведения Арканова есть в репертуаре Владимира Винокура, Клары Новиковой, Евгения Петросяна и многих других артистов разговорного жанра.
В 2004 году в центре Ялты рядом с памятником портфелю Жванецкого открыли памятник жилетке Арканова.