Изображая жертву: за что на самом деле судится жена Павла Гусева

Марина РАЙКИНА, обозреватель "Московского Комсомольца" - специально для "НИ"

Мой главный редактор, мой шеф Павел Гусев попал в жуткую передрягу. Вот, скажем, два человека - муж и жена - расходятся по каким-то только им известным причинам. И в этом драматическом клубке не разобраться никому. Увы, и им самим - потому и расходятся. Начинают делить нажитое непосильным трудом имущество: мирно, что все реже или публично, со скандалом, компроматом, что все чаще. И чем длиннее список этого имущества, чем выше его оценочная стоимость, тем нездорОвее и агрессивнее интерес к процессу и персонам, в нем участвующим.

По другому почти не бывает - такова реальность.И массы с нездоровым азартом добровольно погружаются в чужие материальные страсти, а чужие квадратные метры и нули на счетах затмевают собственную жизнь. Чужая жизнь уже как кино с интерактивом, где можно не только повозмущаться у экрана телека или монитора компьютера, но и поучаствовать - свидетельствовать, обличать, играть массовку в студии, которая за гроши по команде аплодирует, но в душе то, я почему то уверена, презирает обладателей многочисленных метров и цифр на счетах.Вот в такую передрягу попал и мой главный редактор Павел Гусев.

Ситуация с ним угнетает меня ( думаю, не только меня) настолько, что ловлю себя на мысли — не хочу никуда идти, чтобы не слушать от коллег и знакомых вопросы: «А чего это у вас происходит?», «Где правда, а где вранье?»

Действительно — а где лежит эта правда? Попробую разобраться без лишних эмоций. Супруга Павла Николаевича Евгения Ефимова, обратилась в суд с исковым заявлением (от 22 мая сего года) о разделе имущества. А спустя каких-то пару месяцев мы все оказались зрителями какого-то чудовищного кино, где шёл жонгляж баснословными суммами (от полутора до тридцати миллиардов рублей!), которые мало кому снились, якобы сбежали из дома дети, оставшиеся без крыши над головой. Логично довершала картину камера в следственном изоляторе с несчастной истицей под ручку с адвокатом. Просто жуть какая-то, которую почему-то все быстро приняли на веру.

Вообще, я заметила, что люди не ставят под сомнение только то, во что хотят верить. А верят они охотно в плохое и самое худшее в других, даже если оно совершенно невозможное. В случае с главредом "Московского комсомольца" произошло именно это.

"Ну, конечно, загудела вся Москва, а вслед за ней и провинция, с такими-то деньжищами (главная точка отсчёта в сознании) разве человек не теряет человеческий облик? И что ему дети? Они вон, от него бежали, как от чумы и скитаются по Москве сиротами. И жену такой укатает за решетку. Как, уже укатал? Изверг!"

Если бы речь шла о каком-то незнакомом или малознакомом мне человеке, то я бы допустила мысль, что в выпавшее нам время нарождения дикого капитализма в России и не такое случается. Нищие и богатые ещё и не так сегодня в России бьются и гибнут за металл. Если бы я не знала своего шефа, с которым работаю (страшно сказать) 25 лет, если бы не наблюдала его изо дня в день в профессии, в деле или вне стен редакции... Но в том-то все и дело, что за 25 лет, проведённые рядом с ним, я не наблюдала такого Павла Гусева, каким его нарисовала сторона, обратившаяся в суд с иском. Это все равно, как начать убеждать всех, будто Российский самодержец Пётр Первый был маленького роста, практически лилипут.

А как же? - спросите вы. А также - ответят вам: на ходулях наловчился ходить и даже бегать, вот и казался великаном. И ходули у него под панталонами были не отечественные, а заморские - голландские. А так-то он - мелкий, пёс паршивый, по ночам кровь христианских младенцев пил.Вот и я не знаю Павла Гусева мелким и уж тем более мелочным. Но за шумом о баснословных доходах, за сплетнями, разбухающими от нерушимости людской веры, как снежный ком, все-таки остаётся одна семья. Не цифры с нулями, а живые люди.

Семья эта уже по сути разрушилась, и при всём её потрясающим воображение материальном благополучии остаётся несчастной. И как писал граф Толстой, несчастной по-своему: и нервы, и детские неврозы, и публичное обсуждение/осуждение - все здесь. Деньги у детей, конечно, будут, независимо от решения суда. Но им придется жить с тем, что теперь их папа и мама — чужие и в ненависти.

Детей очень жалко, несмотря на то, что две девочки по сути уже взрослые люди - 19 и 18 лет, но одна маленькая - 6. Ну не мог Гусев детей выгнать из дома - не мог! Иначе он не был бы Гусевым. У редакционного шофёра, который возит детей в школу и институт, как я узнала, маршрут не изменился: дом в Козихинском - школа - дом в Козихинском. Институт – Козихинский... Дети как жили, так и живут с отцом под одной крышей, он заботится о них и их обеспечивает, несмотря ни на что.

И ещё к вопросу о правде: не на развод подала Женя Ефимова, как писали в интернете и как все (в том числе и я) полагали, а на раздел имущества - наше законодательство, оказывается, это позволяет делать. Гусев ответил отзывом на исковое заявление - готов делить нажитое в браке пополам. То есть, пополам квартира (а она большая), машина или несколько и прочее, что до этого момента считалось общим. Ну, кажется, все обещало если не мир, то хотя бы добрую ссору. Но...

Тут есть тонкая деталь, многое объясняющая - супруга требует не имущество как таковое, а астрономическую компенсацию за него. То есть не разделить по справедливости, как в советской песне: "Тебе половина и мне половина", а заявляет оценочную стоимость всего имущества, взятую с потолка, и требует свою долю в денежном эквиваленте. И когда супруг отказывается (что вполне понятно), ему объявляется информационная война, свидетелями которой мы, его журналисты, читатели газеты и пользователи Интернета, становимся.

Война ведётся только с одной стороны - со стороны Евгении Ефимовой. Ну зачем? Почему? Сам он, как никто знающий цену дезинформации, не отвечает дезой на дезу, хотя, казалось бы, имеет для этого мощный ресурс и является одной из главных фигур в медиа пространстве столицы.