«Справки, которые от меня требуют, это верх цинизма»

Почти два года назад, 30 ноября 2008 года, 32-летний преподаватель школы при посольстве ФРГ в Москве Бенжамин Хоберт на Porsche Cayenne на проспекте Вернадского, двигаясь на скорости свыше 110 км, насмерть сбил на пешеходном переходе двоих студентов-первокурсников Александра Евтеева и Андрея Камынина, сына Ольги. По утверждениям свидетелей, г-н Хоберт в момент аварии был нетрезв, но от экспертизы он уклонился, сославшись на дипломатическую неприкосновенность. Позже немецкий суд приговорил Хоберта к году условно, месяцу лишения прав и штрафу в 5 тыс. евро, причем деньги направили в немецкий фонд борьбы с пьянством на дорогах. Теперь г-жа Камынина хочет взыскать с виновника аварии расходы на адвокатов. Кроме того, мать погибшего студента обратилась в Европейский суд по правам человека, так как приговор Хоберту вынесли в ее отсутствие – о слушаниях женщину не оповестили, хотя обязаны были это сделать. В интервью «НИ» женщина рассказала, чего ожидает от двух процессов – в Мюнстере и в Страсбурге.

– Известны ли сроки рассмотрения жалобы в Европейском суде?

– Даже приблизительных сроков пока нет.

– Подавали ли иск родители Саши Евтеева?

– К сожалению, нет. Возможно, у них просто нет на это средств.

– Вы всё оплачиваете из своего кармана или немецкая сторона оказывает какую-то материальную поддержку?

– Абсолютно не оказывает. Мне предлагали мировое соглашение с выплатой компенсации, но это для меня неприемлемо. Хотя если суд по гражданскому иску признает, что я не пострадала, то есть если у меня не хватит справок, доказывающих мой «моральный ущерб», я еще должна буду оплатить две трети расходов Хоберта на суд и его адвокатов.

– Неужели после трагедии, которую вы пережили, моральный ущерб нужно доказывать какими-то справками?

– Еще не пережила, и пережить это до конца невозможно. Андрей был моим единственным ребенком. Я вырастила его одна, без мужа. Он был прекрасным мальчиком, добрым, заботливым. Очень много занимался, чтобы поступить на бюджетное отделение, понимая, что денег на его учебу мне взять негде. На моем попечении остались мои старые родители, и сейчас их здоровье страшно подорвано этим нашим ужасным горем. Справки, которые немецкая сторона от меня требует в подтверждение «морального ущерба», нанесенного мне гибелью сына, – это не только верх цинизма. Если представить, что врачи дают мне справку о том, что я после пережитого стала либо не вполне психически адекватна, либо у меня серьезно подорвана нервная система со всеми вытекающими из этого последствиями, то я бы не имела права работать.

– А что говорят немецкие адвокаты о перспективах вашего иска?

– От того, что они говорят, я в шоке. Например, «вот если бы ваш сын помучился перед смертью, а не мгновенно скончался, то вы бы могли рассчитывать на значительно большую сумму компенсации».

– Указано ли в иске то, что вы потеряли единственного кормильца на момент вашей старости?

– Я не знаю, как адвокат написала это в иске. Но, насколько мне известно, немецкий суд этот фактор во внимание принимать не собирается.

– Один в поле не воин. Тем более когда это «поле» на чужой территории.

– Я не могу сказать, что в своей борьбе я одинока. Я чувствую большую поддержку российского МИДа. Разочарование решением германского суда по этому делу высказал министр Сергей Лавров немецкому министру иностранных дел Вестервелле. Другие российские официальные лица не раз заявляли, что «дело Хоберта» рано списывать с повестки дня российско-германских отношений. Такая позиция России добавляет мне сил добиваться правды и справедливости.