Уполномоченный по правам ребенка в Москве Евгений Бунимович

– Удастся ли в этом году провести ЕГЭ без скандалов?

– Без скандалов этот экзамен не пройдет. Так не бывает ни в одной стране. Однако в этом году новое руководство Рособрнадзора искренне вкладывается во все и старается сделать экзамен внятным и прозрачным. Пока не ясно, насколько это все может получиться. Ведь если экзамен проведут действительно честно и прозрачно, то результаты будут существенно хуже, чем те, к которым мы привыкли. Готова ли страна, например, к 20% двоек по математике? А это вполне реально!

– Принятые меры помогут избежать утечек и списываний?

– Я не специалист по секретности. Но люди в Рособрнадзоре неглупые и действительно стараются продумать и заткнуть все утечки. Я в свое время, как эксперт Открытого правительства РФ, обращался напрямую к Медведеву (Дмитрию Медведеву. – «НИ») и говорил, что проведение ЕГЭ в нормальном режиме – это вопрос не только образования, но и престижа страны. Национальный экзамен – это вызов, стоящий перед нашей страной. Он проводится и на Западе, и на Востоке, и у всех получается. И то, что у нас до сих пор не получилось ни разу, очень многое говорит о нашей стране.

– Могут ли видеокамеры и металлоискатели привнести излишнее волнение, что ухудшит результаты школьников?

– Школьники и так волнуются. Надо менять эту ситуацию с психологической точки зрения. Например, можно дать возможность пересдачи.

– Ее дадут с 2016 года, причем сразу две попытки.

– Я недавно обращался к руководителю Рособрнадзора Сергею Кравцову чуть более с узкой идеей. Если на ЕГЭ ученик пронес телефон, то ученика удаляют с экзамена. Это справедливое наказание. Однако после этого выпускник может сдать этот экзамен только через год. Год он будет болтаться, что бессмысленно для него и только криминализует ситуацию. Я предложил ввести пересдачу осенью, как это было раньше. Даже если выпускник в институт не попадет, по крайней мере он получит аттестат и сможет пойти на работу, а не будет в течение целого года готовиться к одному экзамену.

– Вы не раз говорили о многоуровневом ЕГЭ. Не удается пока реализовать эту идею?

– К сожалению, нет. Нам все время говорят, что понимают необходимость ЕГЭ разного уровня по одним и тем же предметам. Проблема в том, что сегодня все зависит от техники: что удобнее компьютеру, то удобнее экзамену. А экзамен должен зависеть не от компьютера, а от предмета. Экзамены по русскому языку и математике не должны быть похожи друг на друга, потому что это разные предметы с разными целями и разным инструментарием.

– Как вы относитесь к льготам, которые предоставили выпускникам Крыма?

– Это необходимая мера. Да, есть проблемы для остальных выпускников. Я знаю, что московские школьники, с которыми я общаюсь, волнуются по этому поводу. Конечно, когда речь идет о конкуренции, то благородные идеи в меньшей степени работают. Но на сегодняшний день крымские школьники не смогут выдержать в нормальном режиме всю жесткость российского ЕГЭ.

– Уже ведется работа над единым учебником истории. Готовится законопроект о единых учебниках по русскому языку и литературе. Как вы оцениваете эти идеи?

– Я считаю, что не очень компетентные в этом вопросе люди заигрались в единые учебники. Задача заключается в том, чтобы в стране был консенсус по поводу основных позиций истории. Понятно, что не будут все согласны во всем. Но нужно через обсуждение прийти к общим позициям по ключевым моментам истории, важным для страны. Тогда и появятся более-менее адекватные учебники. А правительство должно делать историю, а не писать ее. Писать учебник истории – дело профессионалов-историков.

– Что по поводу единых учебников по русскому языку и литературе?

– При развитом Интернете представить себе, что школьники получают знания только из учебников, – невероятная наивность. Делать же единый учебник по литературе – педагогическая некомпетентность. Только очень плохие учителя литературы пользуются на уроках лишь учебником. Существует большое количество источников чтения. Я, например, ни разу в жизни не открыл учебник по литературе, с удовольствием занимаясь этим предметом у прекрасного учителя. А проводить через школьников свои идеологические схемы, которые закостенели в головах некоторых людей – это дело неблагодарное и бессмысленное, потому что мозги наших школьников гораздо более открыты. Не надо представлять себе, что какая-то группа «очень правильных» людей что-то напишет и все будут эти учебники читать. Эти идеи умрут. Возможно, кто-то получит за это деньги. У нас вообще в последнее время за патриотизм платят очень много денег. Это очень опасно, потому что любовь должна быть бескорыстной.

– На прошлой неделе Госдума приняла «закон о школьной форме», обязавший регионы вводить требования к одежде учеников. Это хорошо?

– Я был категорическим противником школьной формы. Но у меня есть Детский совет при Уполномоченном по правам ребенка в Москве, и я с ними очень подробно два года назад обсуждал вопрос школьной формы. Многие ребята видят свои резоны в том, чтобы была какая-то единая символика: снимаются социальные вопросы, должны быть границы делового костюма, поскольку школа – это образовательное учреждение. И если школа хорошая, то у учеников всегда возникает желание иметь свои эмблемы, отличительные элементы в одежде. Возможно, какие-нибудь губернаторы начнут лоббировать местные швейные фабрики. Однако в законе сказано, что форму должны утверждать Советы школ, и мы посмотрим, насколько они действенны и являются частью гражданского общества.

– Инклюзивное образование – совместное обучение детей с ограниченными возможностями и здоровых – официально введено в России с сентября прошлого года. Насколько оно реально действует в стране?

– Я сам – один из авторов московского закона об инклюзивном образовании, который был принят гораздо раньше и долгое время оставался единственным в России. Мне говорили тогда: зачем вам вообще закон и так в Москве есть инклюзивные школы. Закон нужен потому, что он позволяет по-другому разговаривать с чиновниками. При отсутствии закона я должен ходить с протянутой рукой и просить, а от меня могут отмахнуться. Но принятие закона не значит, что все будет хорошо с завтрашнего утра. Я собирал своих коллег, уполномоченных по правам ребенка из регионов, показывал, как в Москве идет инклюзивное образование в детских садах и школах. Для многих из них это было потрясение, потому что ничего подобного в этих регионах нет. Однако сегодня родители могут это требовать.

– По закону каждая школа обязана принять ребенка с «особыми образовательными потребностями». Насколько это выполнимо?

– Сейчас школы, конечно, не готовы. И дело не только в учителях. Не готовы родители, не готовы дети. Вспомните сериал «Школа». В такую школу не дай бог отдать ребенка с инвалидностью. Но есть уже места, которые готовы, и надо готовить новые. Вы же, когда родились, не знали, что квадрат синуса плюс квадрат косинуса равно единице. Так вот, инклюзии тоже надо учить, потому что это – норма.