Главный педиатр г. Москвы, академик РАМН Александр Румянцев

– Каковы функции общественного штаба Москвы по поддержке Владимира Путина на президентских выборах?

– В предвыборный штаб входят достаточно известные люди из разных сфер деятельности: бизнесмены, режиссеры, артисты, спортсмены, музыканты, журналисты и т.д. Все, кто считает своим долгом поддержать председателя правительства в борьбе за пост президента, кто хотел бы довести до избирателей свою позицию.

– А вам это зачем, ведь это наверняка занимает немало времени, которое можно было бы потратить с большей пользой?

– Поскольку дети не являются избирателями, я представляю интересы этой не голосующей части населения.

– Вы надеетесь, что при президенте Путине эти интересы будут лучше всего соблюдены?

– Я работаю педиатром с 1971 года, до сих пор являюсь главным педиатром Москвы и членом правления Союза педиатров России, а теперь и академиком педиатрии. Прошел все периоды становления детского здравоохранения в нашей стране. Когда я начал работать, в Москве рождалось 65–77 тыс. детей. А в прошлом году родилось 125 тыс. – в два раза больше. Причем в Москве показатель младенческой и детской смертности ниже, чем в столицах развитых стран, частности в Нью-Йорке, Париже и других. Это результат принятия серьезных государственных мер. Была создана очень жесткая система контроля и вложены немалые деньги. Это касалось и обеспечения роддомов оборудованием для выхаживания недоношенных, маловесных и других детей, требующих особого внимания. Была внедрена повсеместная детская диспансеризация. Конечно, многое из этого было заложено еще в советские времена, но нужно было максимально сохранить все лучшее, создать систему преемственности и органично связать это с новыми технологиями. Трудно себе представить западный менеджмент, который допускает возможность бесплатно провести 32 осмотра ребенка первого года жизни врачами разных специальностей. А у нас каждый ребенок имеет полный диспансерный контроль с обследованием у разных специалистов, с результатами анализов, ультразвуковым исследованием и прочими необходимыми диагностическими процедурами. И если найдены какие-то функциональные отклонения (которые как раз чаще всего и бывают у детей), они могут быть своевременно скорригированы до того, как разовьется серьезное заболевание. Для школьников, а только в Москве их насчитывается 1,1 млн., разработана достаточно интересная система медико-психолого-педагогического взаимодействия. Так что положительная динамика в детской медицине налицо, и я рассчитываю, что если Путин будет выбран президентом, то мы сможем сделать и дальнейшие очень важные шаги в реализации программ охраны детства. Как видите, я пришел в штаб в некотором роде для того, чтобы лоббировать свои профессиональные интересы…

– О каких программах по охране детства идет речь?

– Речь идет о законодательных актах, которые касаются полного государственного обеспечения детей. Как педиатр, защищающий не голосующую часть населения, я считаю, что наше государство достаточно обеспечено для того, чтобы сделать наших детей не зависимыми от благосостояния их родителей. Это такая модель социального детства.

– Что вы вкладываете в это понятие?

– Бесплатное образование, вплоть до высшего, бесплатную медицинскую помощь, бесплатное снабжение лекарствами, возможность бесплатно заниматься любыми видами спорта, полную обеспеченность социальными услугами.

– И вы считаете, что все это возможно реализовать?

– Конечно. Если реально смотреть на вещи, то все эти затраты – мизер по сравнению с затратами на другие нужды. То, что это возможно, можно проследить на примере ситуации в онкогематологии. За последнее десятилетие здесь произошли изменения, в которые тогда было сложно поверить. Я 26 лет был главным гематологом сначала СССР, а потом и России. У нас существовали очень большие проблемы в этой сфере, особенно в части лечения пациентов смертельных. Ведь выживало всего несколько процентов. И тогда пришлось отказаться от всех схем лечения, принятых в Российской Федерации. Мы взяли за основу европейские протоколы лечения пациентов, в основном немецкие, и стали активно применять мировой опыт в нашей стране. В результате уже к 2005 году мы по лечению основных онкологических заболеваний у детей достигли европейских стандартов. И тогда мы решили, что страна обязательно должна иметь современную клинику, сочетающую в себе лечебный, научный и образовательный центр. Шесть лет назад мы донесли эту идею до Владимира Путина, и в 2011 году в Москве открылось уникальное научно-исследовательское и лечебное учреждение – федеральный научно-клинический центр детской гематологии, онкологии и иммунологии имени Дмитрия Рогачева. Это крупнейший в Европе центр такого профиля площадью 70 тыс. кв. м. Здесь можно проводить эффективное и высокотехнологичное лечение и реабилитацию детей с заболеваниями крови, злокачественными новообразованиями, патологиями иммунной системы и другими тяжелыми недугами детского возраста. В центре используются технологии самого высокого класса с применением микрохирургии, эндоскопической хирургии, сосудистой хирургии во всех ее проявлениях, проводится трансплантация гемопоэтических стволовых клеток (то, что раньше называлось трансплантацией костного мозга. – Прим. ред.). Открытие этого уникального центра я тоже связываю с именем Владимира Путина. Образно говоря, он был настоящим прорабом этой стройки. В первый, самый тяжелый год строительства он лично регулярно приезжал проверять, что и как делается. И во многом благодаря ему центр успешно работает. В этом году мы планируем сделать 200 трансплантаций костного мозга, что больше, чем во всех детских клиниках сегодня в России.

– С открытием этого центра решаются все проблемы детской гематологии?

– Нет, такого просто не может быть. Заболевания, которые раньше были фатальными, сегодня фактически превращаются в хронические. И они требуют постоянного наблюдения, контроля и особого ведения пациентов. А это значит, что необходимы новые и новые исследования. Для примера: в 90-х годах от острого лейкоза (другие названия – белокровие, рак крови, лейкемия) выздоравливало 7% детей, сейчас уровень выздоровления достигает 90%. Все это – результат специального научно обоснованного ведения пациентов, в котором участвуют практически все субъекты РФ.

– В онкологии всегда существовала и существует проблема, связанная с тем, что есть эффективные методики и действенные лекарства, но большинство пациентов не могут себе их позволить. Врачи же из-за нехватки средств либо не назначают современное лечение, либо прописывают его в усеченном варианте. В результате человек умирает не от болезни, а от неадекватной медицинской помощи. В США у женщин с раком груди пятилетняя выживаемость составляет 90,3 %, в России – только 53,2 %. В детской онкологии такая же ситуация?

– Нет, здесь другая история. 20 лет назад мы организовали кооперированную группу по лечению детского рака и предложили российский протокол лечения. В результате тяжелой многолетней перестройки мы добились того, что пациент во Владивостоке лечится по тому же стандарту, что и пациент в Москве. Врачи, которые работают в разных городах, прошли стажировку и имеют определенный профессиональный уровень. В итоге по результатам мы стали конкурировать с немцами, а это наши учителя. Но для этого нам пришлось пересмотреть всю концепцию работы. Ведь в России процесс лечения всегда рассматривался как индивидуальная работа врача с пациентом. Теперь работаем по единым стандартам, используем только результаты многоцентровых рандомизированных исследований, в которых исключается селекция пациентов и селекция врачей. То есть исследования должны включать всех пациентов. И оценивать, а также обсчитывать результаты лечения можно только совокупно. Только так, руководствуясь едиными программами технологии лечения, можно получить достоверный и высокий результат, который получится воспроизвести.

– Сложно попасть в ваш центр на лечение?

– Центр детской гематологии, онкологии и иммунологии находится полностью на бюджетном финансировании. Поэтому с направлением горздрава, крайздрава, облздрава мы примем любого больного бесплатно. И никаких поборов. У нас с этим очень строго.

– Какие сейчас болевые точки в нашем здравоохранении?

– К 2015 году мы перейдем на новую единую систему страхового финансирования. С января этого года федеральные медицинские учреждения уже переведены на такую систему, когда клиника выходит за рамки бюджетного процесса. Мы получаем заказ от государства, а все, что сверх этого заказа, может быть представлено в виде различных медицинских услуг, в том числе платных. В будущем году на такую систему перейдут и субъекты Федерации. Таким образом, происходит экономическая и техническая перестройка нашего здравоохранения. А это неизбежно повлечет за собой переоценку ценностей, шаги по оптимизации деятельности медицинских учреждений. В каких-то клиниках придется сокращать количество персонала в несколько раз. Но зато врачи будут получать зарплату в два-три раза больше, и это будет более производительный труд.

– Чья система медицинского страхования бралась в качестве модели для нашей страны?

– Американская. В США все стандартизировано и просчитано. А у нас труд многих наших врачей непродуктивен. Например, Москва имеет нагрузку в 30% пациентов, приезжающих из других регионов, которых она обслуживает из собственного бюджета. Отсюда маленькие зарплаты у медиков, огромное количество врачей. Сейчас готовятся медико-экономические стандарты. Стандарты лечения разрабатываются для того, чтобы под конкретные заболевания прописывались определенные лекарства, врачебные манипуляции, которые нужно сделать в обязательном порядке, и т.д. И тогда страховые компании смогут выплачивать медицинским организациям определенные деньги за страховой случай. Ни одна страна мира, даже самая продвинутая в области здравоохранения, включая США, не может себе позволить лечить больных полностью за бюджетный счет. Поэтому надо отбирать эффективные схемы лечения, внедрять грамотный менеджмент. Тогда на рынке останутся конкурентоспособные учреждения, которые не будут привязаны ни к территории, ни к личности врача.

– Значит ли это, что в Москву перестанут ездить в поисках самых эффективных методик лечения и лучших врачей?

– Уже сейчас здравоохранение фактически передано на региональный уровень. В Краснодаре, Новосибирске, Санкт-Петербурге, Екатеринбурге и в других регионах работают клиники и центры, которые с полным основанием можно назвать ведущими медицинскими учреждениями страны. И этот процесс продолжится. Со временем вся специализированная помощь будет осуществляться на местах, и только в редчайших случаях пациенту за медицинской помощью придется ехать за тридевять земель.

– На что еще будут сделаны акценты в отечественном здравоохранении?

– На профилактику. Сейчас постепенно организуются центры профилактики. В Москве уже действуют 47 центров для взрослых и 18 – для детей. Основная их функция – скрининг: проверить давление, измерить рост, вес, выполнить анализ на холестерин, сахар, сделать электрокардиограмму и т.д. В случае обнаружения каких-то отклонений доктор может дать совет или при необходимости направить к узкому специалисту. Казалось бы, простые манипуляции, многие за этим ходят в поликлинику и отстаивают очереди. А здесь никаких очередей, все бесплатно, за счет этого поликлиники разгружаются наполовину. Это тоже западная технология, которая медленно, но верно у нас внедряется. Нужно, чтобы она заработала в полную силу.