«В случае моей смерти прошу винить Лужкова…»

Поселок «Речник» выглядит словно после точечной бомбардировки. После пяти целых домов появляется один разрушенный, а потом еще десять целых. «Сносили самые большие дома, чтобы телевидение показало, что здесь живут олигархи», – рассказывает «НИ» член правления «Речника» Алексей Зеленов, стоя на руинах дома Ангелины Абрамовой. Ее трехэтажный дом снесли в числе первых, и кадры с занесенным над крышей ковшом экскаватора обошли все газеты. Зеленов говорит, что площадь дома была 76 квадратных метров, а три этажа Абрамова построила, потому что у нее было совсем мало земли – всего четыре сотки.

Зеленов вместе с соседями растаскивает остатки дома Абрамовой на дрова. Через сколько времени их дома тоже станут дровами, никто не знает. Через полторы сотни метров у двухэтажного желтого особняка проломлен забор. Внутри рабочие снимают длинную люстру, свисавшую через оба этажа. В трех санузлах остались только унитазы и кольца для занавесок душевых кабин, все остальное вывернуто или выдрано. Командует в доме сторож-армянин. Хозяин накануне весь день провел в Мосгорсуде на обжаловании решения о сносе, а к вечеру узнал, что на его дом уже выписан исполнительный лист, и слег с инфарктом. Приставы же дали срок до четырех часов следующего дня, и сторож суетится: надо успеть еще снять с окон стеклопакеты. Но стеклопакеты оказываются вмонтированными в бетон, и их решают оставить. Столы и шкафы стоят во дворе под навесом. Более мелкие вещи – в домике сторожа под охраной овчарки.

Деревянный дом отставного капитана Навроцкого – кандидат номер один на снос. Приставы сюда уже наведывались, но пока отступили. В доме у Навроцкого разместился целый гарнизон. Активисты националистического «Славянского союза» на кухне пьют чай с сушками вместе с лидером Молодежного левого фронта Сергеем Удальцовым. Дежурившие ночью отсыпаются в капитанской спальне. А сам Навроцкий, в военной форме и с медалями, сидит за столом и пишет обращение к генеральному прокурору Юрию Чайке: «В случае моей смерти (самосожжения) прошу винить мэра Лужкова, префекта Алпатова и главу управы Никитина». Для самосожжения у Навроцкого заготовлены бутылки с бензином. Для обороны от судебных приставов – емкости с водой, которые стоят возле всех окон и возле входной двери. «Мокрый на морозе не воин», – поясняют обороняющиеся.

Председатель правления Андрей Артеменко приносит две хорошие новости: происходящим в «Речнике» заинтересовалась прокуратура, а в среду, 27-го, дома сносить не будут в честь годовщины снятия блокады Ленинграда и Дня памяти жертв холокоста.

Но хорошие новости сменяются плохими: к поселку движутся судебные приставы. Въезд в поселок перегораживают машинами. Вскоре появляется «уазик-буханка» с пятью приставами. Они требуют освободить дорогу. Жители в ответ требуют предъявить документы. Приставы совещаются и уезжают. Одна из машин жителей следует за ними, и маневр вскоре становится ясен: приставы движутся на противоположную сторону поселка, где специально для них бульдозеры проделали второй въезд. Здесь дежурит ОМОН, и проехать нельзя уже местным жителям. Поэтому приходится развернуться и встретить приставов уже внутри поселка.

Туда уже пробрался целый отряд – около десятка офицеров в сопровождении примерно двадцати спецназовцев в касках и бронежилетах начинают обход поселка. «Вас сегодня сносить не будем», – утешает начальник приставов блокадницу Елену Штепу. «А другие, что, не люди?», – спрашивает женщина. «А вы мне решение суда покажите, где написано – не сносить», – отвечает пристав. Отряд стучится в закрытые калитки домов, где никого нет. Их хозяева теперь считаются оповещенными о сносе: акты о своем приходе приставы составили. Теперь эти дома можно сносить. Техника – рядом. Вчера экскаваторы разбирали руины поселка «Огородник», располагавшегося рядом с «Речником» и снесенного в прошлом году. 90-летний ветеран войны Филипп Цыглаков тем временем радуется знакомству с немецким журналистом: «Земляк! Я у вас месяц в плену был». Если его дом снесут, переезжать Цыглакову некуда: он вместе с пятью родственниками прописан в однокомнатной квартире площадью 28 квадратных метров. Но остаться без дома Цыглаков не боится: «Я двадцать лет в шалаше жил».