Руководитель Центра антикоррупционных исследований Transparency International Елена Панфилова

– За последние годы коррупция в России усилилась. Как это повлияло на нынешнюю ситуацию в стране?

– Такое влияние росло медленно, но верно. В науке это называется кумулятивным эффектом, когда разрозненные события приводят к взрыву. Где-то люди столкнулись с несправедливостью в паспортном столе, где-то государство отказалось предоставить им какие-то услуги или предоставило их за поборы, кто-то не записал ребенка в детский сад, потому не смог дать взятку. Все это могло произойти и два, и три года назад. Но за несколько месяцев до выборов «Единая Россия» объявила, что в стране все отлично. Тут и произошла «химическая реакция». Как же отлично?! Зачем обманывать? Протестное голосование было связано не с тем, что много агитировали против «Единой России». Просто каждый человек соотнес свой личный опыт с тем, что ему говорила власть.

– А фальсификация результатов стала последней каплей, которая привела к многотысячным митингам на Болотной площади и на проспекте Сахарова?

– Власть упорно пыталась доказать, что белое у нас черное, а черное – белое. Но политтехнологи не учли взросление нашего общества. Человеку невозможно до бесконечности крутить по телевизору то, что не соотносится с его реальным жизненным опытом. О коррупции в последние годы заговорили не только журналисты и общественники, которые говорили о ней всегда, но и родственники граждан, друзья. На фальсификацию результатов голосования обратили внимание люди, которых раньше в политизированных выступлениях не замечали, например, писатель Борис Акунин.

– Нынешние митинги – это разовый всплеск или начало цепочки таких же выступлений?

– И то, и другое. На первом митинге, на Болотной, многие выплеснули эмоции. Теперь же говорят о долгосрочных планах, о новых митингах в преддверии президентских выборов.

– Какой результат митингов стал для вас главным?

– Эти встречи были нашим знакомством. Их можно сравнить с тем, как девушка приводит домой молодого человека знакомить с родителями. Мы просто посмотрели друг на друга. Я думаю, что с социально-общественной точки зрения это было самое важное: люди увидели, что они не одиноки в тех идеях, которые раньше высказывали на кухне. Кроме того, полиция приучила нас к тому, что она ни с того, ни с сего начинает махать дубинками.

– Какой результат митингов стал для вас главным?

– Эти встречи были нашим знакомством. Их можно сравнить с тем, как девушка приводит домой молодого человека знакомить с родителями. Мы просто посмотрели друг на друга. Я думаю, что с социально-общественной точки зрения это было самое важное: люди увидели, что они не одиноки в тех идеях, которые раньше высказывали на кухне. Кроме того, полиция приучила нас к тому, что она ни с того, ни с сего начинает махать дубинками.

– Вы собирались выступать на митинге на Болотной?

– Нет. Мое выступление было спонтанным. В какой-то момент Володя Рыжков и Олег Кашин стали мне махать руками: «Давай-давай, расскажи про коррупцию», потому что там было некому высказаться на эту тему.

– Недавно вы говорили, что наши граждане готовы бороться с коррупционерами, но не с коррупцией. На Болотной площади были те, кто готов бороться именно с коррупцией?

– Да, конечно. Многие подходили и говорили, что хотят с нами сотрудничать. Правда, тех, кто видит проблему системно, крайнее меньшинство. Но люди понимают, что бюджетные деньги используются неправильно. Граждан раздражает, когда чиновники приобретают дорогие машины. Привлекают такие проекты, как «РосПил» Алексея Навального, когда борются с тем, что наши деньги тратятся не по назначению.

– Что власть должна сделать, чтобы снизить недовольство, вызванное коррупцией?

– Выполнить два пункта: посадить тех, кто уже замазан в коррупции и при этом продолжает оставаться в должности, и законопатить дырки, где чиновникам позволяют воровать. Проблема заключается в том, что мы требуем этих действий от тех, кто зачастую сам участвует в коррупционных сделках. Так получается заколдованный круг. Мы говорим, что нужна политическая воля сверху. Но кто станет источником этой политической воли? Такого человека, находящегося во власти, я не вижу.