Оборвалось дыхание Ивана Дыховичного

Известный кинорежиссер Иван Дыховичный скончался на 62-м году жизни.

Иван родился 16 октября 1947 года в Москве в семье известного драматурга и поэта-песенника Владимира Абрамовича Дыховичного и балерины Александры Иосифовны Дыховичной (урождённой Синани). В 1969 году окончил актерский факультет Театрального училища им. Щукина и начал работать в Ленинградском Театре миниатюр.

В 1970—1980 — актёр Театра драмы на Таганке. В 1982 окончил ВКСР (маст. Эльдара Рязанова). Он играл в «Гамлете», "Десяти днях, которые потрясли мир", "Товарищ, верь...", "Мастере и Маргарите" и других спектаклях.

Соавтор сценария фильма «Чёрный монах». Финалист программы «Номинация. Кино. XXI век» на Кинофоруме в Ялте-94 с фильмом «Прорва». Автор и ведущий программы «Уловка 22» на НТВ (1995 -1996). Друг поэта Владимира Высоцкого. Ему посвящена детская поэма в стихах «Про Витьку Кораблёва и друга закадычного Ваню Дыховичного» (В. С. Высоцкий). Вёл программу «Невероятные истории» на Рен-ТВ.

Среди его режиссерских работ наиболее известны «Женская роль» (1995), «Музыка для декабря» (1995), «Копейка» (2001), «Вдох – выдох» (2006).

Из интервью «Новым Известиям»:

– Вы согласны с тем, что жизнь подсматривает за кинематографом, причем небескорыстно, а с целью попользоваться его открытиями, пустить его оригинальные находки в житейский тираж?

– Конечно. Очень часто именно так возникает новый стиль. Вспомните того же Петра Алейникова – сначала появился он, а уже потом множество молодых и не очень советских мужчин тридцатых – начала сороковых годов нарядились в такие же рубашки с отложными воротничками, заправили плисовые брюки в сапоги гармошкой и тем же манером нахлобучили кепки. Они все стали «алейниковы», и это было заметно. Или Жан Габен. Не берусь утверждать, но почти уверен, что в пятидесятые годы огромное количество французов походили на Габена.

– В советское время серьезного бизнеса не было, а государственные деятели вроде бы популярным актерам не подражали.

– У них был другой объект для подражания – главный человек страны. Это же классическая тоталитарная особенность. Сталинская номенклатура ходила в сталинском френче, в сталинских серых штанах и курила сталинскую трубку или, в крайнем случае, «Герцеговину флор». Как только пришел Хрущев – появилось множество начальников в украинских рубахах, и все они как по команде расплылись и полысели. А в брежневские времена у всех брови будто стали гуще. В свободных странах – не так. Там, где нет никаких министерств культуры, государственные деятели хотят походить на людей искусства. Возьмите ту же Америку. Там почти все президенты – типажи из американского кино, никогда не наоборот. Никогда артисты не были похожи на Джона Кеннеди – нет, это он делал себя с Джеймса Дина. Это он дружил с Фрэнком Синатрой – и след этой дружбы заметно отпечатался на его облике.

– Бог с ними, с начальниками – американскими и нашими. Про советских «алейниковых» вы сказали. А советские женщины на кого глядели?

– Там было несколько стилистических линий. Очень важная линия – добротно одетая директор школы. Строгая спокойная дама в габардиновом костюме. Здесь образец – Вера Марецкая, конечно. Ну и с простушками тоже понятно. Букли на голове, пиджак поверх платья и белые носочки с тапочками – это откуда в нашей жизни взялось? Это актрисы так оделись. Позже Марина Влади в «Колдунье» надела сатиновое платье на голое тело – и вся наша страна умом тронулась, тут же все в такие платья нарядились. Настоящая революция произошла. Вчера чопорные, застегнутые на все крючки, в уродливых лифчиках – а сегодня уже в платьях «колдуньи». Влади соблазнила несвободную страну своей дикаркой – и в один момент новое поколение советских девушек освободилось. Они сорвали с себя все то, в чем и пошевелиться нельзя было.

– А мужчины волосы отрастили.

– Да. Оказалось, можно не только «под ноль», «скобка» и «полька», как требовала школа. Так же как для женщин – не только бигуди на свете существуют. Когда началась эпоха хиппи, то в Советском Союзе, мне кажется, длинноволосых было гораздо больше, чем в Европе. Понятно почему. У нас не было возможности ни купить эту одежду, ни достать эти ботинки. У нас была одна возможность – отрастить такие волосы. Но это был единственный способ показать, что и для них тоже наступило новое время.

– Ну не вся же страна поголовно заросла. А те, кто осуждал низкопоклонство перед Западом?

– Да, примерно треть мужского общества осуждала. Ну, у них были свой достойные герои – тот же Евгений Урбанский, прямой и сильный мужик, которого судьба ломает-ломает, а он не ломается. Не сомневаюсь, что молодой Ельцин держал за образец именно «коммуниста» Урбанского. Правда, с явной примесью Алейникова. Но большинство все же глядело на западных героев. Мальчишки конечно же ими бредили. Мне было лет десять, когда я увидел «Великолепную семерку». Помню, как все мы – мой класс, наша школа, соседние школы, да все! – ходили этой ковбойской походкой вразвалочку. Те мужчины, кто был постарше и думал про элегантность, боготворили Хэмфри Богарта. Или Фреда Астера – было время, когда очень многим хотелось быть «астерами». А в какой-то момент вся интеллигенция ударилась в «ив монтаны». Мой отец был «Ив Монтан». Это выражалось и в одежде, и в улыбке, и во взгляде – не без мужского кокетства, но в то же время сдержанном. В такой общей легкости, в такой чуть-чуть чечетке во всем… Французы сильнейшим образом на нас влияли, гораздо сильнее американцев. Американцы же на нас похожи, такие же грубые и неповоротливые, а вот французское изящество было нам недоступно – потому и притягивало. А все наши бандиты девяностых – это же молодцы из голливудских фильмов с Бросноном, с молодым Гибсоном. Они именно им подражали, не кому-нибудь. Смельчакам, хорошим «плохим парням», настоящим ребятам, которых просто «жизнь заставила». Наши бандиты – их клоны. И русские женщины полюбили сильных свободных людей – бандитов. Я убежден, что по некоторым из этих женщин до сих пор психотерапевт плачет, потому что это клиника. Нет, жить они хотят, конечно, с приличными людьми, а спать – почему-то с бандитами…