Продюсер и телеведущий Игорь Прокопенко:

– Трудно ли было убедить китайских коллег в том, что российское документальное кино будут смотреть в Поднебесной?

– Да я, в общем-то, не собирался никого убеждать. Главная трудность заключалась в том, чтобы заставить китайских продюсеров посмотреть наши работы. Выбирали они очень долго и придирчиво. В итоге из 600 документальных фильмов, которые мы сделали за последние несколько лет, они выбрали 120. Зато теперь два раза в неделю, в прайм-тайм у них идет документальный цикл под названием «Легендарная Россия». И идет очень успешно. Я лично считаю это большим достижением. Россия возвращается в Китай, и через телевидение тоже. Мне приятно, что канал РЕН ТВ оказался в этом деле первым.

– Какие фильмы покупали?

– Во-первых, китайцев не интересовали криминальные разборки, то, на чем так плотно сидит российский зритель. Во-вторых, им не интересны светские скандалы и личная жизнь знаменитостей. Также их не волнуют и наши политические расследования. Все работы, которые отобрали китайские коллеги, имеют отношение к повседневной жизни обычных людей. Их волнует, как мы воспитываем детей (фильм «Моя ужасная няня»), что происходит с человеком, когда ему сообщают страшный диагноз («Рак – зона страха»), как женщины в России устраивают свою личную жизнь («Одинокая женщина мечтает познакомиться») и многое-многое другое.

– А почему именно Китай?

– Никакого особенного расчета не было. Наверное, был мой личный, абсолютно искренний интерес к стране, в которой родилась моя бабушка. Мой прадед строил КВЖД, поэтому бабушка появились на свет в Харбине. После революции этот город, как известно, стал центром русской эмиграции, а значит, и объектом пристального внимания ОГПУ-НКВД. Поэтому в какой-то момент семье моей горячо любимой бабушки пришлось покинуть Харбин. Недавно я впервые побывал в этом городе. Нашел храм, в котором крестили мою бабушку, русский ресторан, в котором ее отец, то есть мой прадед, проигрывал и выигрывал немалые деньги. Согласно семейному преданию, он имел две всепоглощающие страсти – прадед был профессиональным революционером и профессиональным игроком. И то, и другое уже в первые годы Советской власти было делом особо опасным для жизни... Он умер вскоре после выхода из лагеря, где по привычке продолжал играть и агитировать за освобождение рабочего класса.

– А был ли продюсерский расчет в работе с китайцами?

– Конечно. Согласитесь, ведь не было бы ничего героического в продаже наших фильмов немцам или, например, французам. А с Китаем – был шанс стать первыми. И я горд, что сегодня китайский зритель смотрит на Россию глазами документалистов РЕН ТВ.

– Почему из нашего эфира практически исчезли политические расследования, то, чем так славился канал РЕН ТВ. Цензура?

– В журналистской тусовке стало очень модным стращать друг друга цензурой, ссылаться на нее, прикрывать собственное бездействие. Мол, что вы хотите – цензура… Между тем, на мой взгляд, политическая документалистика на 99% зависит от личного выбора конкретного продюсера, конкретного журналиста. От того, что ему делать интереснее, проще, денежнее, в конце концов. Ведь делает же, например, Марианна Максимовская свою программу, значит, можно. Надо просто этого очень хотеть. Или наш документальный цикл «По ту сторону закона» о беззаконии, простите за тавтологию, в правоохранительных органах. Или сделала же Оксана Барковская «Норд-Ост. Дневник с того света», «Последний звонок Беслана». Очень неудобные для власти работы. Я знаю, ей говорили серьезные люди, зачем тебе это надо, все равно запретят. А она взяла и сделала, потому что считала это своим нравственным долгом. И никто не запретил. Это что касается цензуры…Другое дело, что есть у политической документалистики враг посильнее, чем предчувствие окрика сверху. Это законы рынка. Ведь сегодня российские телеканалы – это коммерческие предприятия, и развивается наше телевидение исключительно по законам коммерции. Исходя из этих самых законов получается, что даже самый талантливый политический проект, если только он не скандален, я подчеркиваю это, за редким исключением проигрывает самой «средней» документальной истории, допустим, про тех же нянь или личную жизнь звезд. Могу сказать это со всей ответственностью человека, который экспериментирует в этой области в эфире РЕН ТВ вот уже десять лет. В результате продюсер стоит перед выбором: поставить в сетку «политическое» кино и при весьма среднем рейтинге нажить кучу проблем либо спать спокойно. Потому что акционеру ведь все равно, какие программы идут в эфире – его волнует прибыль. Это объективный закон рынка.

– Вы хотите сказать, что зрителя не интересует политика?

– Я и сам пытаюсь разобраться, почему политика мало интересует зрителя. Наверное, потому, что человек рассматривает телевидение в первую очередь как развлечение. Ему не очень интересен рассказ про партии, но он не прочь посмотреть про то, что носит под шубой дочка бывшего партийного лидера. Впрочем, вот ведь парадокс: как только мы, продюсеры, начинаем думать, что все знаем про зрителя, он берет и преподносит сюрприз – вдруг, побивая все рейтинги, начинает смотреть очень тяжелую, политически заостренную пятичасовую работу «Пленные и забытые», фильм о неизвестной стороне чеченской войны.

– Говорят, что документальное кино стремительно дорожает, что каналы начинают вкладывать в него немалые деньги. Как вы относитесь к коммерциализации этого жанра?

– Вряд ли мои коллеги похвалят меня за эти слова, но я считаю, что в документалистике нет линейной зависимости между стоимостью и качеством. Гениальное кино можно снять вообще на бытовую камеру почти бесплатно. Ведь что такое документальное кино? Это автор, это мысль, это сама жизнь, которая, слава Богу, дается нам бесплатно. Так что не все определяется деньгами. Это я к тому, что если кто-то хочет делать документальное кино, он будет его делать вне зависимости от обстоятельств...

– Сегодня раздается много упреков в адрес «желтеющего» документального кино. Работ же добрых, чистых, светлых все меньше и меньше…

– Лет пятнадцать назад, устав от упреков, что авторское документальное кино не приносит рейтинг, я, разозлившись, написал документ под названием «Формула зрительской любви к документальной продукции», где изложил самый короткий путь к успеху. «Формула» состояла из семи пунктов: скандалы, непознанное (НЛО, прорицатели и т.д.), война, постельные сцены знаменитостей (личная жизнь звезд) и прочее. Я хотел показать: хочешь рейтинг – нет проблем, но тогда не жалуйся, что рейтинг дурно пахнет. И наоборот: хочешь признания честных людей – готовься к тому, что денег будет меньше. Пятнадцать лет назад этот документ вызвал настоящий шок, а сегодня, по сути, его принципами пользуются все. И все говорят – мы не такие, мы за чистое и доброе телевидение! Но как только дело доходит до «сетки», включаются законы «формулы», и благие намерения идут прахом.

– Так что же, нормальный зритель так и не дождется, когда можно будет включить телевизор без риска наткнуться на очередную разборку бандитов или грязное белье звезд?

– Ну, не все так печально. Вы уж извините за самоцитирование, но в том же документе у меня был пункт, до которого обычно никто не дочитывал. А жаль, потому что в нем как раз и было изложено, что ожидает тех, кто активно пользуется «формулой любви». Ведь она – оружие обоюдоострое. Пользуясь ею, можно быстро взвинтить рейтинг. Но потом прийти к тому, что рейтинга не будет вообще. От чрезмерной эксплуатации темы наступает пресыщение, зритель перестает смотреть то, что еще вчера у него вызывало ажиотажный интерес. Но самое страшное, что он перестает смотреть заодно и все остальное, то, что вроде бы не имеет никакого отношения к скомпроментировавшему себя контенту. Именно это сегодня и происходит. И будет происходить с теми, кто продолжает слишком активно пользоваться заветной «формулой». Другой пример. В недавнем прошлом сумасшедший рейтинг вдруг стал приносить так называемый позитивный контент. Там всегда симпатичные, милые герои. Они все время попадают в пикантные ситуации, они даже если плачут, то делают это красиво. Все это приправлено легким юмором и дополнено обаянием остроумного промоушна. Казалось бы, найден наконец универсальный рецепт успеха. Но вот прошло время, делается все то же самое – а чуда не происходит, обычные цифры…

– Выходит, есть точные рецепты успеха?

– Увы, не все так просто, особенно в документалистике. Это жанр очень нервный. Реакция зрителя на неточность мгновенна, причем зачастую абсолютно иррациональна. Казалось бы, всех сегодня должна интересовать ситуация в Грузии. Ставим в эфир роскошное, на мой взгляд, журналистское расследование, сделанное совместно с грузинскими журналистами. Там все: и детектив, и сенсация, и невероятная доказательная база. Там все интересно и все по-настоящему, а цифры рейтинга средние. Выходит, Грузия интересует всех, и только зрителя – нет... И наоборот – проект «Лунный город». Работа об освоении спутника Земли – очень основательная, очень научная. В ней не было ни «звезд», ни нянь, ни инопланетян. А цифры выскочили – на удивление! Вот вам и расчет… Именно поэтому я вынашиваю планы сделать линейку авторского кино. Я свято верю, что авторское кино интересно не только интеллектуальному зрителю. Хотя это кино тоже требует трезвого взгляда. У него свои проблемы. Оно не всегда смотрибельно, зачастую – депрессивно. В качестве главных объектов авторского исследования нередко выступают маргиналы. Однако, на мой взгляд, высший пилотаж для документалиста – увидеть авторскую тему в обыденном. Ведь большинство из нас – нормальные люди, которые ходят на работу, женятся-разводятся, рожают и воспитывают детей. В обычной жизни обычных людей разглядеть пропасти и падения, вершины и взлеты – вот настоящее мастерство. Таких работ мало, а вот про бомжа-философа или алкоголика-мыслителя да с матерком – это, можно сказать, обязательная программа любого фестиваля.

– Вашей «Военной тайне» исполняется десять лет. Как изменилось телевидение за это время?

– Десять лет назад было круто вываливать на экран эксклюзив. Никогда не публиковавшиеся архивы, специальную кинохронику, откровения засекреченных людей. Это была невероятно интересная работа. Мы, например, первыми показали настоящих разведчиков-нелегалов. Мы первыми рассказали о настоящем биологическом оружии. Мы первыми доставали съемку новых ракет и самолетов. Мы действительно много что сделали первыми… Но вот прошло время, и сегодня, когда меня спрашивают, отталкиваясь от названия программы, какая тайна меня как журналиста волнует больше всего, я отвечаю: дедовщина в армии. Посмотрите, как здорово рванула наша страна вперед. Какой большой у нас золотой запас, на какую колоссальную роль в мире мы претендуем. А в армейской казарме как было рабство, бесправие и абсолютная безнадега, так все и осталось. Я убежден: на сегодняшний день – это самый большой и самый гнусный секрет нашей армии, нашей страны.