Posted 26 мая 2010,, 20:00
Published 26 мая 2010,, 20:00
Modified 8 марта, 07:12
Updated 8 марта, 07:12
– По итогам посещения больниц вы решили везти в Россию 20 человек. В какой мере список окончательный?
– Список еще будет корректироваться. В сторону уменьшения, и это не связано с тяжестью больных и различными авиационными проволочками. У многих погибли родственники, и они захотят остаться. Во вторник, когда мы получили согласие раненых на транспортировку, о гибели своих родных некоторые еще не знали. К другим приедут родственники, а родственники – всегда тормоз. Они не разбираются в ситуации. В Москве койки уже подготовлены.
– Где?
– В Институте Склифосовского, Институте Вишневского, Научном центре сердечно-сосудистой хирургии имени Бакулева, НИИ нейрохирургии имени Бурденко и еще нескольких федеральных больницах.
– Какие травмы у пострадавших?
– Как всегда в таких авариях – автомобильная политравма. И большой процент переломов позвоночника. Кроме того, довольно большой процент травм живота, которые не характерны для такого вида катастроф.
– Как вы оцениваете работу турецких медиков?
– Турецкие медики – такие же, как и везде. Они сработали нормально при таких массовых поступлениях пациентов. У нас есть разница в стандартах лечения, в подходах. Но больные живы, а это – самое главное.
– С чем связано такое различие в травмах, что одни погибли, а другие отделались царапинами? Особенно дети.
– Дети и спящие люди пострадали меньше всего. Такая особенность людей – во время сна они расслаблены. Организм сам падает правильно, менее травматично. А когда вы в сознании, вы напрягаетесь, начинаете держаться, паникуете. И травмы усугубляются.
– А что делать, если оказался в такой ситуации? Как спастись?
– Не знаю.
– Пострадавшие были пристегнуты?
– Думаю, что нет. Но меня там не было.
– Вы сказали, что можно везти 20 человек. В какой мере их состояние не вызывает опасений?
– Опасения всегда есть. Для того мы и везем их на таких высокотехнологичных станках в присутствии высококвалифицированных специалистов, чтобы опасность для их жизни была минимальной. Людей, которых везти невозможно, мы оставляем.
– Сколько таких?
– Четверо. Одна больная с политравмой, черепно-мозговая у нее превалирующая, позвоночник, грудная клетка, таз. Динамика у нее нестабильная, кома глубокая. Довезти ее мы сможем, но ей лучше от этого не станет.
– Какие риски существуют при перевозке больных?
– Риски есть. Медицина – это не точная наука. И каждый организм реагирует по-разному.
– Что влияет на эту реакцию? Смена высоты? Тряска? Шум?
– И смена высоты, и тряска, и перекладывание, и разница давления. Объемная подача кислорода. Плюс сам организм.
– В какой мере ваше оборудование помогает смягчить это?
– Наше оборудование – на мировом уровне. Это – лучшее, что пока есть.
– Были случаи, которые вас удивили?
– Девушка, которая беременна. Она совершенно спокойно отнеслась к этому, и настроение у нее удивительно хорошее. Она поговорила с мужем, он тоже жив. Беременность сохранена, травма – минимальная. И ощущения у нее – радужные.
– В какой мере решение везти больных упирается в финансы?
– Жизнь человека не измеряется в финансах.
– Но тем не менее лечить здесь дорого.
– Лечить везде дорого. Вопрос в другом. Это наши граждане. И наши граждане должны получить лучшее лечение в лучших клиниках нашей родины.
– Сейчас в аварии пострадали много людей. А если бы такое случилось с одним человеком, он мог бы рассчитывать на помощь государства?
– Практика такова, что только медицина катастроф летает за больными туристами в Турцию около 40 раз в год. Но на наших дорогах гибнут в сотни раз больше людей. Об этом надо говорить, а не о Турции.