Когда морфин бессилен

Курс будет представлять собой серию семинаров, рассчитанных на несколько дней, для медиков разного профиля – онкологов, психиатров, специалистов по паллиативной помощи. Врачей научат максимально мягко сообщать пациентам психотравмирующую информацию, обсуждать с ним прогноз, реагировать на бурные проявления эмоций, беседовать с родственниками, предупреждать собственное эмоциональное выгорание. В тренингах будут участвовать актеры, с помощью которых медики смогут практически отработать полученные знания.

«Мы все не имеем вроде бы особых сложностей с тем, чтобы сказать пациенту, какое ему нужно лечение, сообщить больному о его диагнозе или прогнозе. Но на деле мы не знаем, как совладать со слезами или гневом пациента, когда мы сообщаем, что лечение оказалось неэффективным или возможности активного лечения исчерпаны и нужно перейти на паллиативное», – говорит руководитель клиники психиатрии и психотерапии Европейского медицинского центра Наталья Ривкина. Она напомнила, что еще в начале XX века врачи относились к пациентам патерналистски: онкологический диагноз был равнозначен смерти и стигматизировал пациента, с больным общались, как с обреченным, а медики считали раскрытие диагноза бесчеловечным. «К сожалению, эти убеждения существуют и по сей день», – говорит Наталья Ривкина. По ее словам, на Западе первые исследования психологического состояния онкобольных начали проводить еще в 1970-е годы; сейчас там активно функционируют психиатрические отделения при онкологических клиниках, а в программу лечения рака обязательно входят скрининги эмоционального состояния, клинико-психиатрические интервенции, по необходимости – медикаментозное лечение психозов и неврозов.

В России же такая практика сопряжена с определенными трудностями. «Наш обычный прием более чем переполнен. Онкологи принимают 40–50 человек в день. Очевидно, предлагать онкологу заниматься еще и психосоциальной поддержкой больных – это просто нечестно. Попытки внедрения этих программ встречали немало сопротивления», – говорит г-жа Ривкина. По ее словам, современный подход подразумевает, что ответственность за пациента несет целая команда – и онколог, и психиатр, и медсестры, и семья пациента, и социальные работники и даже, по необходимости, священнослужители.

13% пациентов с онкологией подвержены клинической депрессии, сопряженной с суицидальными рисками, указывает г-жа Ривкина. 8% испытывают так называемый соматогенный делирий (нарушение сознания с галлюцинациями). И целых 68% больных переносят расстройство приспособительных реакций – стресс, связанный с адаптацией к серьезным изменениям в жизни.

Программу инициировали столичные чиновники. Они не скрывают, что к диалогу о необходимости обучать медиков азам психологии их подтолкнула волна суицидов онкобольных, началом которой принято считать самоубийство контр-адмирала Вячеслава Апанасенко в феврале 2014 года.

В своей предсмертной записке он указал, что готов терпеть боль, но не может видеть страдания своей семьи, и обвинил в своей смерти государство. «Как только в ГУ МВД поступает сигнал о том, что тот или иной больной покончил с собой, сразу СМИ подхватывают эту тему. Это не очень хорошо, поскольку публикации – это один из факторов, который может провоцировать пациентов на аналогичные поступки. За последние пять лет количество самоубийств в Москве снизилось на 20–25%. Доля среди них онкологических больных – существенная. Но в целом ситуация развивается благоприятно», – заявил глава департамента здравоохранения Москвы Алексей Хрипун. По его словам, сейчас в столичном регионе 237 тысяч онкобольных, из них 45–46% – это больные с генерализованной формой рака. «Они в первую очередь подвержены изменениям в психоэмоциональной сфере, в том числе депрессивным расстройствам, неврозам, стрессовым состояниям, развитию суицидальных мыслей. Работа с этими пациентами в первую очередь важна», – сказал чиновник.

«Когда около года назад я стал главным онкологом департамента здравоохранения, одной из главных проблем, которую мы обозначали, было отсутствие психоэмоциональной поддержки онкологических больных, – заявил директор Московского клинического научно-практического центра Игорь Хатьков. – Сергей Петрович Боткин говорил, что в болезни есть три действующих лица: врач, больной и болезнь. Если больной с врачом, тогда получается двое против одного. Если больной поддался какой-то панике, переживаниям – тогда врач остается один, и ему становится намного сложнее».

Главный врач Первого московского хосписа Диана Невзорова отметила важность «командной работы» медиков разного профиля для психологической поддержки онкобольных. «Сто процентов людей, которые страдают онкологией, страдают различными переживаниями и тревогами. Я думаю, что и сто процентов людей, которые ухаживают за такими больными, страдают теми же расстройствами», – заявила г-жа Невзорова.

Онкобольного нередко окружает тотальное одиночество, говорит руководитель фонда помощи хосписам «Вера» Нюта Федермессер: пациент оказывается в ситуации, когда все, в том числе и медики, отгораживаются от него, боясь негативных эмоций. «Онкологический больной не принимает решение о суициде походя, потому что это сделал сосед или он прочитал о таком поступке в газете. Он долго это обдумывает. Задача всех сидящих в этом зале – сделать так, чтобы никогда основанием для этого решения не стала некачественная помощь, отсутствие обезболивания, одиночество, которое спровоцировано нашим незнанием, как себя с человеком вести. Самый простой аспект боли – тот, который можно снять морфином», – сказала г-жа Федермессер.