Posted 23 июля 2012,, 20:00
Published 23 июля 2012,, 20:00
Modified 8 марта, 05:44
Updated 8 марта, 05:44
Руководитель лесного отдела «Гринпис России» Алексей Ярошенко
– Два года назад в Москве стоял смог от лесных пожаров, а теперь смога нет, несмотря на теплую погоду. Леса больше не горят?
– Улучшения касаются только Подмосковья. Этот регион после знаменитых пожаров и смога 2010-го вложил довольно большие деньги в оснащение лесного хозяйства: закупил пожаротушительную технику и увеличил численность сотрудников на 500 человек. В итоге был создан серьезный защитный барьер от пожаров. Но если говорить о готовности страны к пожарам, то она ухудшилась по сравнению с 2011 и 2010 годами. Все те предпосылки к пожарной катастрофе, которые были два года назад, сохранились.
– Какие предпосылки?
– Главная предпосылка – то, что у нас сейчас практически полностью уничтожены лесная охрана и лесное хозяйство. До введения в действие нового Лесного кодекса в 2008 году лесное хозяйство было вполне самодостаточной отраслью в экономике. Большая часть расходов, которые оно несло на охрану лесов и борьбу с пожарами, компенсировалась за счет собственной хозяйственной деятельности. В основном это была заготовка древесины. Да, не всегда эта деятельность была праведной, но система работала, и в лесном хозяйстве трудились около 200 тысяч человек, из которых примерно половина были люди, в чьи должностные обязанности непосредственно входила охрана лесов. Новый Лесной кодекс разрушил экономическую основу лесного хозяйства, так как сейчас все деньги, которые они зарабатывают, идут в федеральный бюджет. А из него деньги распределяются по уравнительной схеме. Когда эти средства приходят в регионы, порядка двух третей от общей суммы уходит на содержание органов управления лесами, и только оставшаяся треть суммы идет на охрану лесов от пожаров. То есть на финансирование бюрократов государство тратит в два раза больше денег, чем на тех, кто реально тушит пожары на местах. Кроме того, раньше лесхоз, выполнявший функции районной лесной администрации, годами хозяйствовал на одной территории, а теперь он – лишь подрядчик, с которым могут заключаться временные контракты. В итоге лесное хозяйство само кормить себя не может, а государственное финансирование нищенское. Сейчас в отрасли от 200 тысяч сотрудников остались порядка 40–50 тысяч.
– Кто же сегодня тушит пожары?
– Сейчас, когда погода не благоприятствует пожарам, то у нас вроде как все хорошо, и небольшие возгорания удается победить силами оставшихся в лесном хозяйстве людей. Но как только пожаров становится много, как сейчас в Сибири и на Дальнем Востоке, ситуация сразу же выходит из-под контроля. Каждый день задержки увеличивает силы, которые необходимо бросить на тушение, в разы. Авиалесохрана сейчас неплохо помогает отстаивать деревни от пожара, но тушить сами леса при таких площадях уже нет ни сил, ни средств, ни возможности. Остановить огонь могут только сильные дожди.
– Уроки из лесных пожаров 2010 года не извлекли?
– После тех пожаров внесли довольно много поправок в Лесной кодекс. Однако государственная лесная охрана появилась только на бумаге, так как денег на нее не выделили. С техникой ситуация еще более интересная. В 2011 году были выделены деньги на закупку лесопожарной техники, но при этом указом правительства был утвержден перечень того, что можно закупать. В этот список вошла только тяжелая «артиллерия», которая используется для ликвидации самых крупных пожаров. Это, например, огромные бульдозеры, которые прокладывают заградительные минерализованные полосы, с помощью которых потом пускают встречные палы, для предотвращения хода крупного пожара или защиты какого-то поселка. Даже доставка такой техники на пожар потребует немало усилий. На маленькие возгорания ее никто не потащит. Фактически властями был сделан упор на ликвидацию последствий пожаров, а не на их предотвращение и раннее тушение. В 2012-м ситуация стала еще хуже, так как в начале года в федеральный бюджет вообще не включили деньги на закупку лесопожарной техники. Их внесли в бюджет только поправками в мае. В реальности регионы получат деньги только к октябрю-ноябрю, то есть в этом году пожары придется тушить тем, что есть сейчас. Также это приведет к тому, что местные власти будут вынуждены закупать технику перед самым новым годом, поскольку перевести средства на следующий год нельзя. Значит, им придется брать в срочном порядке всякий автохлам, потому что заводы сейчас простаивают.
Фото: THINKSTOCK/FOTOBANK
– Реально ли сделать так, чтобы в нашей стране вообще не горели леса?
– Исключить пожары совсем, наверное, нельзя. Но свести к минимуму можно. К примеру, в конце XIX века одним из наиболее горящих регионов Российской империи была Финляндия. Сейчас Финляндия не горит, причем не горит настолько, что они годами не могут обучить своих специалистов тушению крупных пожаров, потому что у них их нет. Власти этой страны отправляют своих пожарных на обучение за границу, в те страны, где эта проблема сохранилась, в том числе к нам и в Испанию. Этот пример говорит о том, что в принципе проблему решить можно, но для этого нужны десятки лет полноценного развития лесного хозяйства.
– Сколько лесов в России сгорают ежегодно?
– Есть данные Росстата. Они основываются на информации, которую предоставляют Рослесхоз и региональные органы управления лесами. По ней судить нельзя, так как официальные цифры отличаются от реальности где-то в пять-шесть раз. «Гринпис России» ведет свою статистику. В 2010 году, по нашей оценке, выгорело шесть миллионов гектаров, а по официальным данным – два миллиона. В 2011-м – девять миллионов и 1,4 миллиона гектаров соответственно. В этом году, по нашей самой минимальной оценке, площадь выгорания перешла за отметку девять миллионов гектаров, то есть мы побили показатели прошлого и позапрошлого годов. У нас лесных земель в стране где-то 850 миллионов гектаров. Выходит, что ежегодно в среднем выгорает 1% от общей площади. Но если мы учтем, что все регионы горят по-разному, то картина будет более мрачная. Например, в этом году в Амурской области уже выгорело 7,5% лесов. Причем эта область в последние годы горит больше всех и почти все пожары скрывает. В этом году наши данные и данные области расходятся в сто раз. Причем даже Рослесхоз признает за Амурской областью занижение пожаров в 44 раза. Хорошо, пусть так, но это ведь тоже преступление!
– Почему ваши цифры и данные Рослесхоза так разнятся?
– Мы делаем предварительную оценку площадей, пройденных пожарами, по так называемым «термоточкам» – температурным аномалиям, фиксируемым американскими спутниками Terra и Aqua (сейчас практически все системы мониторинга пожаров в мире основываются на данных этих спутников). Эта предварительная оценка может давать большую погрешность – в десятки процентов, зато результат получается за несколько часов. Более точная оценка площади делается нами по космическим снимкам более высокого разрешения, по видимым на безоблачных снимках гарям – это требует длительного времени, например, с пожарами 2011 года мы закончили только в феврале нынешнего. Официальная статистика, если уж учла что-то, пусть даже с колоссальной ошибкой, обычно потом твердо стоит на своем.
– А как считают регионы?
– Теоретически они должны делать предварительную оценку так же, как и мы. А чтобы сделать окончательную оценку, они должны либо обходить выгоревшую территорию с измерительными инструментами, либо облетать на самолете с навигатором. А на деле многие из них берут ее с потолка – денег на обход или облет гарей с навигаторами у них нет, а возможность контроля площади лесных гарей с помощью космических снимков не предусматривается действующим законодательством.