Представитель протестного лагеря дальнобойщиков в Химках Андрей Бажутин

– В начале апреля в Москве прошел митинг дальнобойщиков, и на нем активно выступали представители разных политических сил.

– Название-то какое – митинг дальнобойщиков! К вашему сведению, мы сами себя называем перевозчиками, а дальнобойщики – это народное творчество. Меня на этом митинге не было, и я не знаю, кто его организатор. Печально, что в итоге в резолюции этого митинга не было ни фразы про нас, про «Платон», про другие наши проблемы. Риторика сводилась к тому, что надо менять власть. А мы не хотим никого «свергать», ведь не важно, кто именно занимает высокие посты: важно создать систему, при которой любые чиновники не имели бы возможности игнорировать наши интересы. Знаете, мы же в Москву приехали не для того, чтобы на митингах скакать. Я, когда домой приеду, что сыну скажу? Что я в столице с флагом попрыгал? Нет, мы хотим добиться реальных изменений, чтобы нашим детям жить было лучше. Наша позиция принципиальная – сами создаем свою общественную организацию, набираем силу и требуем конкретных изменений законодательства. С несистемной оппозицией мы стараемся вообще не общаться – не даем повода для обвинений, что мы «пятая колонна» или нас финансирует госдепартамент США. А что касается системной оппозиции – ЛДПР, «Справедливой России», «Яблока», – их у нас в лагере даже не было, им неинтересно. Нам помогали представители КПРФ, они подняли в Госдуме вопрос об отмене «Платона», но не смогли собрать кворум. Это еще раз доказывает, что не надо переносить протест в политическую плоскость: даже если я завтра стану депутатом, я не смогу собрать достаточно голосов для принятия законопроекта – если уж и коммунисты не смогли.

– Каким же образом вы хотите добиваться исполнения своих требований?

– Будем оказывать давление на органы власти, на разные фракции тех же политических партий. И они не смогут нас игнорировать, потому что мы – их электорат. Раньше мы были разрозненны и незаметны, а теперь сможем массово подавать заявления. Если с первого раза нас не услышат – будем устраивать массовые акции протеста, организовывать новые протестные лагеря в мегаполисах. Нас, перевозчиков, полтора миллиона, плюс – наши жены, родители, друзья. Это целая армия. Не замечать нас уже невозможно.

– Какие у вас на данном этапе требования?

– В первую очередь – отмена системы «Платон», которая взимает с фур деньги за проезд по федеральным трассам. Мы считаем, что нецелесообразно брать деньги за проезд по дорогам, которые уже построены за наши же налоги, мы же платим акциз и транспортный налог. Чиновники всё представили так, будто бы грузовики портят дороги, предназначенные для легковых автомобилей. Но это же не так – федеральные трассы в первую очередь созданы для фур, это транспортные артерии страны. Еще одна проблема – это расчет НДС. У крупных компаний есть вычеты, а у индивидуальных предпринимателей – нет. Таким образом имеет место неравная конкуренция. Кроме того, мы хотим добиться, чтобы товарно-транспортная накладная стала документом строгой отчетности: четко должно быть изложено, кто грузоотправитель, перевозчик, грузополучатель и посредник, должны быть прописаны тоннажи и суммы перевозки. Если в машине лежит больше, чем написал заказчик, пусть он за это отвечает. Еще одна проблема – с тахографами. Это специальное устройство, которое отслеживает скорость и пробег фуры, контролирует соблюдение режима труда и отдыха. У нас в грузовиках стоят аналоговые тахографы, которые работают с перфокартами, но работают исправно. Нас хотят обязать заменить их на цифровые. Цена вопроса – от 50 тысяч до 70 тысяч рублей. А смысла в этом мы не видим. Кроме того, вызывает вопросы сам режим труда и отдыха, он слабо применим к российским реалиям. Например, сейчас мы можем вести автомобиль 4,5 часа, потом 45 минут перерыв, а потом еще 4,5 часа. И все – рабочий день окончен. И даже если, например, с утра пошел снег и мы пять часов стоим, а потом едем 4,5 часа – все равно рабочий день окончен. А мы проехали только двести километров. А если надо довезти груз из Екатеринбурга во Владивосток, это десять тысяч километров – что же, полгода ехать?

– Скажите, а зачем вам теперь нужен протестный лагерь?

– Пока что он стоит здесь как символ. К нам приезжали многие известные люди, читали лекции по экономике и юриспруденции. Мы собирали пожертвования – правда, последние два месяца никаких поступлений нет. На съезде мы поднимем вопрос о снятии лагеря, и если большинство проголосует «за», мы отсюда уедем.