Из киногероя – в "героя войны": как рождались советские мифы

Публицист и писатель Марина Шаповалова подробно в нескольких публикациях исследует интереснейшую проблему: как в СССР рождался миф о «партизанке» Зое Космодемьянской (на самом деле партизанкой она не была, а была военнослужащей, заброшенной в тыл врага для проведения диверсий) . Исследование еще не закончено, однако в небольшом отступлении от него, автор приводит другой, не менее феноменальный пример рождения героического мифа:

«Публицист Эмиль Кардин, обращаясь в 1960-х к теме исторической памяти и правды о войне, приводит в статье «Легенды и факты» такой эпизод.

Писатель Василий Субботин, фронтовик и участник штурма Рейхстага, рассказывал, как в застольной беседе с однополчанами был удивлён, услышав о сержанте Иванове. Он такого человека не помнил, но друзья единодушно уверяли, что Иванов был с ними - «такой здоровенный, косая сажень...»

Субботин хранил все свои фронтовые блокноты, часто с ними работал, всех участников штурма, вроде, помнил по именам. Но, смущённый согласием однополчан, решил проверить по документам. Нет, он не ошибался: сержант Иванов в списках батальона не значился. Не было здоровяка-сержанта, которого «отлично помнили» друзья-однополчане. Субботин недоумевал.

Пока его не осенило: этот Иванов - из фильма «Падение Берлина»!

Популярное, известное каждому советскому человеку лицо актёра Бориса Андреева не помешало участникам событий двадцать лет спустя «вмонтировать» киногероя в свои реальные воспоминания. Образ сержанта-богатыря оторвался от исполнителя роли, лишился его конкретной узнаваемости и «ожил» в памяти ветеранов о войне одним из боевых товарищей.

Технологии - в этом случае кинематограф - лишь позволили заметить эту особенность памяти: она поддаётся коррекции и манипуляциям. Большое влияние на неё оказывают яркие образы, и групповое согласие в описании и трактовке событий прошлого. Кардин писал о мифе про 28 панфиловцев не ради только разоблачения лжи мифа, а желая установлением истины воздать должное каждому из более чем сотни реальных героев Панфиловской дивизии. Правда была установлена самими советскими органами задолго до Оттепели, но миф устоял, а имена павших и выживших у разъезда Дубосеково героев до сих пор известны только исследовавшим документы историкам.

Официальное переосмысление советских военных героических мифов первые послевоенные десятилетия происходило в русле исторической политики государства (определение появилось позже, в 80-х, в Германии). А неофициальное, народное, началось после Оттепели как реакция на дискредитирующий себя официоз и выработка оппозиции к нему...»

***

Один из читателей блога тоже сетует на историческую несправедливость, которую как правило закрепляют такого рода мифы:

«Вот да. Меня в мифе про "28" больше всего дёргает именно приписывание заслуг и жертв многих неизвестных относительно небольшому числу тех, кого героями быть назначили.

Забавно, как оно преломляется. В истории 28 панфиловцев во главу угла поставлена эффективность: поскольку они герои, танки они способны истреблять десятками. В истории Зои эффективности нет вообще, там весь смысл - в самопожертвовании, в героической гибели, и даже спрашивать нельзя - зачем...»