Счастье дышать. Как медики Коммунарки спасали нашего корреспондента от коронавируса

Ирина Мишина

«Экспресс-лечение» по экспресс-тесту

Моя история началась в середине января. Я была госпитализирована в одну их московских больниц на операцию. Накануне врач Александр Мясников предупредил меня: «Если можете - отложите операцию. Больничный ковид – это не тот ковид, который на улице, в транспорте или в магазине. В больнице заражаются тяжелой формой».

Доктор Мясников как в воду глядел. После 4-х часов в приемном отделении московской больницы (где большую часть времени я просто ждала какого-то врача, а мимо меня потоком шли больные), я начала кашлять, у меня появились признаки удушья. Больница, в которой я находилась, весной принимала больных коронавирусом. То ли не правильная маршрутизация пациентов, то ли плохая дезинфекция тому виной, но именно после госпитализации в эту больницу многие заражаются коронавирусом. Об этом расскажут потом врачи Скорой.

Мою операцию отложили, а через неделю кашель начал мучить днем и ночью. Потом кашель вдруг прошел, но пропали вкус и обоняние. Температура поднялась через 7 дней, причем сразу 39,2. Таким образом, мой инкубационный период составил ровно 14 дней.

Я слышала, что коронавирус лечат антибиотиком Азитромицином и начала его принимать. Но температура не спадала. Я не могла даже сидеть – болело все тело. Потом появился кашель, приступы которого доводили почти до обморока. Знакомые врачи посоветовали пить антибиотик Клацид, который помогает при легочных заболеваниях. Но лучше не стало. Сейчас я понимаю, что потеряла драгоценное время. Сразу после того, как пропали вкус и обоняние, надо было сдавать ПЦР, кровь на антитела и делать Компьютерную томографию легких. Если бы я не занималась самолечением, у меня не было бы впоследствии 60% поражения легких, удушья и 10-и дней между жизнью и смертью. Но помимо этого был еще один фактор, который дезориентировал меня, как и многих других больных коронавирусом. Это экспресс- тесты на ковид, которые как грибы после дождя появиляются в свободной продаже даже в «Ашане» и которые легко можно заказать с доставкой на дом. Эти самые экспресс-тесты дружно показывали, что у меня нет коронавируса. Увы, все они ошибались.

Вывод первый: коронавирус распознать сложно, болезнь развивается постепенно, часто в течение нескольких недель. Совокупность симптомов: потеря вкуса, обоняния, кашель, температура – повод немедленно обратиться к врачу и сделать компьютерную томографию, которая покажет, поражены ли легкие вирусной пневмонией.

Госпитализация: цена - 200 тысяч?

Скорую я вызвала только через 5 дней после того, как поднялась температура. Врач тоже взяла у меня экспресс-тест, который оказался отрицательным. Но мне попалась дотошная бригада. Прослушав легкие, врач сказала: «Это пневмония. Надо делать КТ».

В КТ-центре при городской поликлинике №209, куда меня привезла Скорая, была длинная очередь. Тем, у кого было поражение легких до 25%, или КТ-1, выдавали комплект лекарств от коронавируса, которыми надо было лечиться дома. Тем, у кого поражение легких было больше, немедленно, прямо без вещей, предлагали в больницу. У меня было как минимум 50% поражения легких по КТ. Госпитализация была неизбежностью. И вот тут наступает самый важный момент. От того, куда вы попадете и насколько клиника окажется ориентирована на лечение коронавируса, зависит ваша жизнь.

От знакомых медиков я слышала, что оптимальные схемы лечения тяжелого ковида в 52-й московской ГКБ. Но мне предложили госпитализацию во временный госпиталь в Крылатском, поясняя, что число больниц, принимающих пациентов с коронавирусом, уменьшилось в связи с «улучшением эпидемиологической ситуации». В Москве и области массово сворачивают инфекционные койки для больных COVID-19. Как выяснилось, из списка принимающих больных с коронавирусом в Москве в последнее время были исключены: Морозовская больница, ГКБ № 17, Научно-практический центр имени Логинова, ГКБ им. Мухиной, Научно-практический центр борьбы с туберкулезом, два корпуса Сеченовского университета, Центральная клиническая больница «РЖД-Медицина», Медико-санитарная часть МВД, больница РАН, Научно-клинический центр ФМБА. Сейчас список принимающих больниц ограничен. В Москве к плановой работе будет возвращено 3,2 тысячи коек. Ранее также сообщалось, что еще пять столичных стационаров на 2,2 тысячи коек вернутся к обычной работе – это больницы им.Иноземцева, им.Юдина, № 51, два корпуса больницы им. С.И. Спасокукоцкого и Научно-практический центр наркологии. При этом продолжают работу резервные госпитали в ледовом дворце «Крылатское», в выставочном центре «Сокольники», автомобильном торговом центре «Москва» и на ВДНХ. Одновременно о перепрофилировании инфекционных мощностей объявили в Минздраве Московской области. Насколько это уместно именно сейчас?

Мы с врачами Скорой начали искать варианты. В НИИ им. Склифосовского не было мест. По поводу ГКБ 52 мне ответили как-то уклончиво: дескать, там сейчас лечат от коронавируса в основном медработников. Тогда я решила рискнуть госпитализировать себя через платную Скорую. Там ответили, что госпитализация в 52-ю ГКБ будет стоить мне 200 тысяч рублей – якобы такую сумму «затребовала» у этой Скорой главный врач. А платное лечение обойдется в 400 тысяч рублей. Впоследствии департамент здравоохранения Москвы сообщит «НИ», что это не соответствует действительности. Также представитель департамента здравоохранения Москвы рассказал о претензиях к частным «Скорым», которые нередко даже не довозят своих пациентов до приемного отделения. Бывали случаи, когда больных высаживали, не довозя до приемного отделения НИИ Скорой помощи им. Склифосовского. В довершение всего платная Скорая предложила мне госпитализацию в ЦКБ РЖД. Однако, погуглив, я обнаружила, что эта больница больше не принимает пациентов с коронавирусом. После этого доверие к платной скорой было мною утрачено раз и навсегда.

Информацию о госпитализации в 52-ю ГКБ, где лечат тяжелый ковид (это был мой случай), я все же решила уточнить в справочной больницы. Там ответили, что больница все еще задействована на лечение ковида, но госпитализация зависит от наличия мест. «В принципе, больных принимают даже самотеком, если есть места, но если их нет – остается только платный вариант - 400 тысяч рублей за две недели. День пребывания в двухместном боксе - 15 тыс. рублей, в реанимации – 20 тысяч рублей в день. При выписке сумма может увеличиться за счет дополнительных процедур – таких, как переливание крови и лечения осложнений, а также применение дополнительных медикаментов», - пояснили в справочной 52-й горбольницы Москвы. На сайте медучреждения значилось: вызов Скорой для госпитализации – 25 тысяч рублей, размещение по Скорой в 52-й ГКБ – 280 тысяч рублей. Прямо скажем, лечение тяжелого коронавируса на платной основе нынче не дешевое…

Но все же мне повезло. В конце концов Московская скорая помощь направила меня в ГКБ №40, больше известную как медцентр в Коммунарке. Сейчас я могу с уверенностью сказать: это стало одной из главных удач в моей жизни.

Вывод второй: при госпитализации по платной Скорой сверьте информацию с сайтом медучреждения или Справочной службой больницы, куда вас направляют. При госпитализации Скорой по ОМС постарайтесь настоять любым способом на госпитализации в больницы департамента здравоохранения Москвы с практикой лечения ковида – там применяют проверенные схемы лечения коронавируса плюс специалисты с опытом лечения Cоvid-19.

Ковидный рай

Если честно, увиденное в медцентре в Коммунарке стало для меня одним из самых сильных, но приятных потрясений за последнее время. Я знала, что этот центр был построен недавно. Но, привыкнув к типовым зданиям московских горбольниц, большинство которых были построены в 70-х годах прошлого века, мысленно готовилась к столпотворению в приемном отделении и длительному ожиданию в длинном, узком, грязном коридоре. Но я увидела нечто, не совместимое в моем понимании с больницей.

Это был тот самый "стационар будущего". Вместо приемного отделения - боксы, в каждый из которых отдельный вход с улицы. Эти боксы представляли собой просторные помещения с отдельным большим санузлом. В каждом были приспособления для возможности дышать кислородом через маску. В этот бокс приходили медсестры, чтобы взять анализы – ПЦР, кровь. Затем пришла врач, горестно покачала головой, измерив сатурацию и прослушав легкие.

Результаты компьютерной томографии легких находились в общей базе данных, доступных медучреждениям департамента здравоохранения Москвы. Доктора Коммунарки пересмотрели их и нашли процент поражения более 50%. Это была двусторонняя вирусная пневмония со специфическим «стеклянным» очагом поражения легких. И хотя ПЦР еще не были готовы, было очевидно, что это коронавирус, причем тяжелый.

В приемном отделении моментально поставили капельницы с парацетамолом и физраствором, чтобы сбить температуру, дали кислородную маску. Врачей, медсестер было много, и каждый действовал очень быстро. Заметно, что лечение подчинено хорошо налаженному протоколу.

Примерно через полчаса меня посадили на каталку и подняли в отделение. Первое, что я увидела на этаже, большой стеллаж с вещами, запакованными в черные целлофановые пакеты. На мой вопрос, что это такое, медсестра ответила, что это вещи тех, кого отправили в реанимацию. Таких пакетов было очень много, несколько десятков. «Да, у нас сейчас много пациентов с тяжелым течением, очень многих отправляем в реанимацию», - подтвердила медсестра.

Палаты для больных коронавирусом почему-то представлялись мне большим густонаселенным пространством с условными перегородками, отделяющими друг от друга пациентов. Каково же было удивление, когда я оказалась в одном из двух просторных одноместных боксов площадью не меньше 20-и метров с кроватью, подключенной к сестринскому пульту и подаче кислорода. Санузел моей палаты представлял собой пространство не меньше 10 квадратных метров. Особенно поразил душ, который можно было принимать сидя.

После госпитализации, несмотря на температуру и приступы кашля, которые сгибали пополам и выворачивали наизнанку, я чувствовала себя достаточно сносно. По крайней мере, могла смотреть в палате телевизор и пользоваться ноутбуком. Мне казалось, что главное – сбить изматывающую температуру выше 39-и. Так я думала до тех пор, пока не наступил кризис…

В первый день моего пребывания в больнице пришли результаты ПЦР и анализ крови на антитела к коронавирусу. Выяснилось, что в больницу я попала очень вовремя: С-реактивный белок, который показывает воспалительные процессы в организме, превышал допустимую норму в 5 раз, а тромбоциты были намного выше нормы. Коронавирус, как выяснилось, опасен не только поражением легких, но и сгущением крови, которое ведет к тромбообразованию. Его следствием могут стать инсульт, инфаркт... Поэтому один из первых медикаментов, которые назначают больным ковидом – разжижающие кровь.

Любовь к жизни не по Джеку Лондону

Лечить в Коммунарке начинают с 6 утра. Именно в это время к вам заходит медсестра, которая измеряет сатурацию (объем кислорода в легких), пульс и температуру. Ранним утром разносят таблетки. Первые два дня при коронавирусной инфекции надо пить по 8 таблеток коронавира, а еще - разжижающий кровь препарат, что-то для микрофлоры желудка и отхаркивающий муколитик, в моем случае - бромгексин. Кроме этого схема лечения предусматривает несколько капельниц Дексаметазона и физраствора в день. При температуре – парацетамол внутривенно. Помимо этого, два раза в день уколы в живот препаратом для разжижения крови.

Первый день в больнице показался мне каким-то приключением. В палату постоянно приходили самые разные специалисты – от кардиолога до онколога и хирурга, осматривали, делали назначения. В промежутках я смотрела телевизор. Температура вроде бы стабилизировалась, и я начала думать, что через несколько дней буду дома. Но течение коронавирусной инфекции сильно отличается от обычной бактериальной пневмонии.

Я почувствовала удушье в середине второго дня в больнице. Это был примерно 20-й день после заражения и 10-й день после начала самой болезни. Кашель и температура прошли, но стало нечем дышать. Это страшное ощущение. Во время такого приступа чувствуешь, как уходит жизнь. Такого состояния я не испытывала никогда. Сатурация упала до 84-х единиц (критический уровень - 89). Врачи сориентировались моментально. Зав. отделением велел выполнять его команды. Лежать надо было только на животе – так легкие расправлялись и наполнялись кислородом, дышать надо было через кислородную маску. Начались мучительные дни борьбы.

Врачи и медсестры измеряли сатурацию каждый час, днем и ночью. Я перестала различать время суток, спать боялась – думала, что во сне перестану дышать. К тому же спать с кислородной маской было не удобно. Медсестры появлялись постоянно. Вообще, у меня ощущение, что отделение во многом держится на сестрах, врачи – это руководство процессом и индивидуальная схема лечения. А сестры и медбратья – они постоянно рядом: уколы, капельницы, просто поговорить, когда тяжело. Мне очень помог совсем молодой медбрат с трудным именем, который все время рассказывал, как выздоравливают самые тяжелые пациенты, даже после ИВЛ. Мне кажется, медперсонал был 24 часа на посту- в скафандрах, очках, масках, без сна. Кстати, многие сотрудники в Коммунарке, с их слов, переболели коронавирусом. После этого, мне кажется, человек становится более чувствителен к чужому несчастью. Появляется и личный опыт борьбы с болезнью.

...Через несколько дней сатурация начала медленно подниматься с отметки 85. Но стоило поменять положение и лечь на спину, как удушье накрывало снова. Когда сатурация на кислороде стабилизировалась, меня стали учить понемногу дышать самостоятельно. Дышать самой, без кислородной маски, было тяжело и страшно.

А потом выяснилось, что после недели борьбы за жизнь я потеряла столько сил, что почти не могу ходить. Пришлось и этому учиться заново. Но тут появилась новая напасть – то ли от лекарств, то ли как осложнение началась бешеная аритмия, которая проходила только после таблеток; подскочило давление. Но все это казалось ерундой в сравнении с тем, что я начала дышать! Я никогда не думала, что это такое счастье – просто дышать…

Вывод третий: самое страшное при коронавирусной пневмонии - удушье и нехватка воздуха. Это можно пережить только в больнице, где есть опытные врачи. Я сомневаюсь, что в обычной, не профильной ГКБ меня бы вытащили так, как это удалось врачам в медцентре в Коммунарке. Но самые лучшие врачи бессильны, если пациент не борется за свою жизнь, не выполняет тяжелые и неприятные подчас предписания врачей.

После стационара

Через две недели нашей с врачами борьбы с коронавирусом заведующий отделением сказал: «Кризис прошел, вы идете на поправку. У нас три отрицательных ПЦР. Мы сделали все, что могли, самое страшное позади».

…Больных в Коммунарке развозят домой на машинах Скорой. Меня довезли до подъезда. Дома меня не узнали – настолько изменилась. Да и сама я еще не чувствовала себя уверенно: говорить почти не могла – не хватало воздуха, начинался изматывающий кашель. Ходить тоже пришлось учиться заново. Ноги и руки не слушались больше недели. А еще бешено колотилось сердце. Но главное – я дышала и мозг работал четко и ясно. Это было главной победой, ведь у многих людей после коронавируса начинаются проблемы ментального свойства. Это не только панические атаки.

К сожалению, коронавирус часто приводит к потере памяти, неумению усваивать информацию, странностям в поведении. «Я чудная какая-то стала. Забыла многие простые вещи, домашний адрес вспомнить свой не могу», - призналась моя знакомая, переболевшая недавно коронавирусом. Показателен и такой отклик о последствиях коронавируса в Фэйсбуке :

«Только что закончились 5 недель общения с ковидом. Вспомнилось несколько фильмов ужасов, фильмов фантастики, когда в человека заселяется инопланетянин и начинает им повелевать. Сначала этот инопланетянин пытался отвоевать у меня часть мозга. Хорошо так пытался, но я устояла. Потом он начал выкачивать из меня энергию и куда-то отправлять. У него это получилось. Даже голос мой стал слабым. Но я научилась противостоять и сопротивляться. Вот-вот ему надоест со мной бороться».

Клиническая медицина, по крайней мере московская, способна помочь даже самому тяжелому больному коронавирусом. Был случай, когда в НИИ Скорой помощи им. Склифоссовского московские врачи спасли женщину со 100% поражением легких при ковиде. Но как сложится судьба переболевшего после болезни – в большинстве случаев дело самого переболевшего. А ведь осложнения после коронавирусной пневмонии, увы, случаются практически у всех. Отличаются они лишь по степени тяжести. И смерти от осложнений происходят едва ли не чаще, чем при самом коронавирусе. Двое моих однокурсников – Владимир Молчанов и Андрей Бородин - скончались от последствий ковида и осложнений совсем недавно.

После выписки мне позвонили из Телемедицины, спросили, как я себя чувствую. Честно призналась: «Плохо». Голос в трубке безразлично ответил: «В этом случае вам необходимо вызвать врача». Да, но вы тогда зачем? Один раз пришла врач из районной поликлиники, оставила лекарства. Взяли ПЦР. Вот, пожалуй, и все. С осложнениями я сейчас борюсь сама, исходя из назначений, сделанных в Коммунарке.

Тут можно было бы поставить точку, но остаются вопросы. Прежде всего к статистике заболеваний коронавирусом. Как именно улучшилась эпидемиологическая ситуация, мне, честно говоря, из больничных стен было не очень понятно: большие очереди в КТ-центре в районной поликлинике, переполненная реанимация, трехчасовое ожидание КТ в больнице при выписке, потные от нагрузки и постоянной беготни от одного тяжелого пациента к другому врачи… Все это говорит о том, что заболеваемость коронавирусом остается высокой.

Я интересовалась у врачей «Скорой» и в больнице, стало ли меньше пациентов. Ответ везде был одинаковый: «Разве что чуть-чуть. Но о спаде говорить не приходится».

Стоит ли сворачивать на этом фоне столь массово больничные койки и подвергать экстриму и пациентов, и врачей? Ведь речь – о жизни тысяч людей, которые могут оказаться без квалифицированной медицинской помощи. Напомним, что локдаун продолжает действовать в Германии, Нидерландах, Великобритании, Австрии… В Чехии обсуждают новую меру – двойные маски во избежание заражения. В России же официальная статистика уверяет в том, что эпидемия перевалила через пик и движется в сторону сокращения заражений. Койко-места для больных коронавирусом сокращаются. А значит, сокращаются и чьи-то шансы выжить.

Вместо вывода. Клиническая медицина дает сегодня большую вероятность победить коронавирус. Все, что потом, - русская рулетка.