Posted 21 октября 2003,, 20:00

Published 21 октября 2003,, 20:00

Modified 8 марта, 09:43

Updated 8 марта, 09:43

Зона под крестом и полумесяцем

Зона под крестом и полумесяцем

21 октября 2003, 20:00
Второй месяц в мордовской исправительной колонии строгого режима ждут лидера группы «Ленинград» Сергея Шнурова. Знаменитый матерщинник должен приехать на зону не по приговору суда, а для участия в съемках фильма. Но пока Шнур не объявился, исправительная колония живет своей жизнью под крестом, полумесяцем, с колючей п

Два блокпоста в Потьме и Барашево перекрывают 50-километровый отрезок дороги, вдоль которой расположилось десять поселков и 16 зон. В них содержатся более 17 тыс. осужденных. Поселок Ударный находится в центре этого «колониального государства». Ничего особенного. Все те же небольшие частные домики с маленькими огородиками за невысокими заборами. И две зоны: «десятка» – особого режима и «четверка» – строгого. Последняя – наша цель.

«Понимаешь, он видел, что я не шучу и что у меня в руке ствол, а все равно стал звонить «крыше», – Александр Артюшкин спокойным и ровным голосом рассказывает, как он попал в тюрьму. Словно не он убивал того бизнесмена, а кто-то другой. Взгляд у Александра жесткий, колючий, пронизывающий, словно северный ветер. Волосы коротко острижены. Брюки и рубашка безукоризненно отглажены. С виду вольный человек, и лишь бирка на груди с номером отряда и меловая печать «ИК-4» предупреждают, что перед вами осужденный.

«Эти меловые печати «ИК-4» должны быть побелее и поярче, так пожелал режиссер будущего фильма», – словно оправдывался начальник пресс-службы учреждения ЖХ-385 полковник Геннадий Вотрин, прежде чем дал добро на вход в зону.

«Фильм о любви, музыканте, попавшем на зону, и четырех сестрах, – говорил он. – Вот и хочет режиссер выстроить такой ассоциативный ряд: четыре сестры, колония №4, меловые печати у всех, и Шнур, шагающий в строю в окружении четырех негров. А нам, что, мела жалко? Наштампуем».

«У нас здесь свои ассоциации, – рассказывал рецидивист Артюшкин. – Первый срок я отбывал на «малолетке» в Можайске, освободился в 89-м. А в 90-м снова «попал» и прямиком сюда, на «четверку». В 95-м опять сюда привезли, так что с «четверкой» судьба жизнь мою крепко связала. А вы про какие-то ряды говорите».



Бес попутал

Александру 33 года.

«Как Христу», – говорит он и смотрит в сторону тюремного православного храма и стоящей с ним бок о бок мечети. Словно брат и сестра, оказавшиеся в окружении недругов, сиротливо прижимаются они друг к другу. Их близость со стороны напоминает мухинских «Рабочего и колхозницу». Только вместо серпа и молота венчает эту композицию крест и полумесяц.

Рядом плац, на котором проходят все построения и развод на работу.

«Живем под крестом и полумесяцем», – шутят осужденные.

Муллу тюремной мечети зовут Нигматулла Мусоев. Родился он в Таджикистане. В колонию был этапирован сравнительно недавно – год назад. Впереди еще восемь лет. Дома его ждут пять детей и двое внуков.

«По воле Аллаха я здесь», – говорит осужденный Мусоев.

«Бес попутал, вот и попал я в тюрьму», – утверждает Владимир Циндяйкин, читающий молитвы в православном храме. Он моложе муллы, но срок у него не меньше.

Осужденные, и мусульмане, и православные, просят у Бога одного – помощи. А в колонии помогают друг другу.

«А как же иначе, мы соседи. По-другому нельзя, – объясняет Мусоев. – Мы и ремонт вместе делаем. Вот эти рейки, которыми обита мечеть, делали православные. А мы им краску давали».

«На праздники мы поздравляем друг друга, – хвалится чтец Владимир. – Например, на Пасху мы мусульман куличами угощали, а они нам этот столик подарили, на котором книги лежат».

Мечеть и церковь постоянно посещают около ста осужденных. А во время праздников приходят почти все.

«За те два года, что я здесь нахожусь, – рассказывает Владимир, – в нашей церкви окрестились двадцать человек и сейчас лежит еще десять заявок на крещение».



Африканская ничья

В это время прямо под церквушкой и мечетью начинается построение на обед. Среди общей бело-серой массы осужденных мелькают черные-пречерные лица.

Африканские зеки в четвертой колонии строгого режима уже давно стали обыденностью. Зона для иностранцев, расположенная в соседнем поселке, переполнена. Вот и распределяют «интуристов» по близлежащим колониям в зависимости от тяжести совершенных ими преступлений. Большинство негров «четверки» отбывают сроки за распространение наркотиков. Есть и те, кто попался на разбое или грабеже. Русские заключенные придумывают им «отечественные» имена еще по пути в колонию. И нередко во время приема этапа, когда нарядчик спрашивает имя вновь прибывшего заключенного, чернокожий парень, коверкая слова, представляется Ваней или Васей.

А между тюремной церковью и мечетью идет даже негласное соревнование по обращению в свою веру экзотических преступников.

«Год назад у нас в православную веру вступил даже один африканец», – хвастается чтец Владимир.

«И у нас есть чернокожий мусульманин», – не отстает от него мулла Мусоев.

Так что пока ничья – 1:1.



Путевка в жизнь для Шнура

И правоверные, и православные уверены, что если бы Шнур попал в тюрьму, то материться бы так, как привык, не стал. Отучили бы очень быстро.

«Грех ругаться. Да и не принято выражаться так в тюрьмах», – говорят они. И в один из храмов он бы наверняка начал ходить. Впрочем, у Сергея Шнурова еще есть такая возможность. Ведь проходить в строю в окружении четырех чернокожих преступников он будет как раз под крестом и полумесяцем.

А для осужденных съемки фильма станут редким развлечением в однообразной жизни.

«Хоть какие-то новые лица появятся, – говорит прихожанин православной церкви Михаил. – Ведь здесь жизнь какая? Снег пошел, значит, зима пришла. Фуфайки надели. Зелень появилась, фуфайки сняли. И так год за годом. Мы сидим, и сотрудники вместе с нами сидят. Что они видят? Лес да болота!»

Впрочем, назвать «тюремными» первопроходцами съемочную группу нельзя. Приезжали киношники и до них. По местной легенде, именно на этой мордовской тюремной ветке снимался первый советский звуковой фильм «Путевка в жизнь». На вырезанных цензурой кадрах из фильма был плакат «Даешь «Барашево!». И Барашево (соседний поселок, где находится тюремная больница) давало лес для Москвы. И дает до сих пор. А по железной дороге, которую строил мифический Мустафа, продолжают перевозить этапы. А через несколько лет уже бывшие зеки со справками об освобождении в карманах возвращаются назад, тоже по этой же ветке. Загадывать, что будет с ними на воле, они не решаются.

«На все воля Аллаха», – говорит мулла Мусоев.

«На все воля Божья», – говорит чтец Владимир.

А подмосковный рецидивист Александр, словно подводя черту под нашим визитом, на прощанье сказал:

«Если честно, то нам по барабану, приедет Шнур или нет. Мы здесь звезд с неба не хватаем. У нас одна крыша, – и он снова кивнул в сторону церкви и мечети. – Все мы под Ним ходим, – и, усмехнувшись, добавил. – А тот коммерсант, которого я убил, все о какой-то своей крыше лепетал».

"