Цветут и пахнут

Продавец цветочной лавки Ольга стоит спиной к окну, опершись на стойку со слезшей кое-где коричневой краской. Коричневая стойка тонет в пестроте атласных и капроновых лент, рулонов оберточной бумаги, стеклянных и деревянных ваз, опавших лепестков, оборванных листьев, обрезанных стеблей, трубчатых конструкций непонятного назначения, корзинок, пакетов, статуэток, чьих-то визиток и пластиковых стаканчиков. Всё, что не развешано по стенам, толстым слоем покрывает стойку и пол. Шесть кубических метров идеального романтического бардака. На стойке стоит большое зеркало, которому флористки «показывают» готовые букеты: зеркало волшебным образом делает очевидными все ошибки.

Слева – большая стеклянная витрина, за которой цветы, синие и розовые, чьих названий я пока не знаю, а когда узнаю – не смогу произнести. Цветов пока немного, и витрина похожа на холостяцкий холодильник – разве что эстетичнее. Вокруг – серый холл бизнес-центра, совершенно пустой и тихий. Воскресенье, девять часов утра. Помимо праздников вал заказов идет по понедельникам и пятницам: в начале недели поздравляют с днем рождения тех, у кого он выпал на выходные. По пятницам – и так понятно почему.

Не по-утреннему сосредоточенная, Ольга режет пластиковые стаканчики. Она делает это по особой технологии: сначала отрезается донышко, потом – почти вся верхняя часть, так, чтобы край образовывал «зубы», как у крепостной стены.

Месяцем раньше Ольга по сложившейся во время декретного отпуска привычке блуждала по Facebook. Ее взгляд упал на рекламный баннер с маленьким изображением округлого букета в фиолетовых, розовых и белых тонах. Оказалось, фиолетовыми были едва распустившиеся лизиантусы, розовыми – ранункулюсы и крохотные розы, белыми – фрезии. Страшных латинских слов Оля пока не знала, что не помешало ей прийти в восторг: она немедленно отправила восхищенный комментарий, а спустя несколько дней, преодолев смущение, написала администратору странички: «Я всю жизнь хотела делать то, что вы делаете». Теперь Ольга, в прошлом маркетолог в крупной компании-разработчике программного обеспечения, учится отличать ранункулюсы от альстромерий, осваивает спиральную технику сбора композиций из цветов и дает вторую жизнь пластиковым стаканчикам, которые выходят из-под ее рук держателями для небольших букетов. Пластиковое кольцо с «зубами» должно сделать композицию устойчивой, чтобы она не распадалась, пока руки мастерицы заняты чем-то другим.

«У флористов есть профессиональный сленг?» – спрашиваю я. «Да нет, никакого особенного жаргона у нас нет. Или я пока его не освоила. Подержи букет, я зааквапачу», – отвечает Оля.

У срезанных цветов очень долгая жизнь, лишь небольшая, заключительная часть которой проходит в антураже оберточной бумаги, лент, ваз и теплых московских квартир. В холодильник любого московского флориста цветы попадают как минимум спустя три дня, а чаще – через неделю-полторы после срезки.

Большинство цветов привозится в Россию с голландских аукционов – это касается ассортимента даже обычных уличных ларьков. Традиционно самые благородные и нежные сорта роз или тюльпанов выращиваются именно в Нидерландах. Остальные, несколько плебейского вида, зато более стойкие, доставляются с плантаций в Эквадоре, Колумбии, Кении и других жарких странах, где цветам живется определенно лучше, чем людям, которые их выращивают.

Цветочные брокеры закупают едва срезанные бутоны оптом по смешной цене – несколько евроцентов за штуку. В огромных баках они привозятся, скажем, в голландский Алсмер на самый крупный цветочный аукцион в мире. Пачка альстромерий, лизиантусов или обыкновенных гвоздик достается брокеру, предложившему наибольшую цену за отведенное время. К моменту покупки брокеры уже имеют заказ от оптовых поставщиков, и цветы из Нидерландов, Африки или Южной Америки расходятся по всему миру. К моменту, когда частный предприниматель забирает цветы у местного оптовика, цена за товар возрастает в несколько раз.

В холодильнике цветочной лавки, где поддерживается температура 3–5 градусов, цветы могут простоять до двух недель без потери товарного вида. После продажи готовые букеты, помещенные в «аквапак» – целлофановую упаковку с раствором воды и специальной подкормки «кризал», – могут стоять еще неделю-полторы. Правда, к розам это не относится – в комнатной температуре они живут всего три-четыре дня. Кстати, сахар, который хозяйки старой закалки так любят сыпать в вазы с цветами, никак на продолжительность жизни растений не влияет.

Венера, подобно булгаковской героине, несет отвратительные, тревожные желтые цветы. И еще по охапке – синих, розовых, оранжевых. И сноп зелени – куда же без нее. Вся эта флора едва умещается в коробке длиной в полтора метра, которую Венера тащит в одиночку. «Как это произошло, объясни мне, пожалуйста, как посторонний человек залез в холодильник?» – хозяйка цветочной лавки почти бросает коробку на пол у холодильника, черная кудрявая прядь выбилась из прически.

К этому моменту девушки не спали уже двое суток, так как поступило несколько десятков заказов на сложные композиции из весенних цветов. А за час до этой сцены рыжеволосая женщина с ресепшена захотела купить у Оли три красных тюльпана. Оля, погруженная мыслями в злосчастный букет, разрешила секретарше взять нужные цветы из холодильника, благо, тюльпанов перед праздником оказалось в избытке. Импульсивная дама, заглянув в холодильник и увидев красные анемоны, тут же позабыла о тюльпанах. Схватив три последних анемона, она, недолго думая, взялась за секатор и оставила от длинных стеблей лишь жалкие хвостики, позволявшие разве что заправить цветы за ухо.

Три анемона предназначались девушке Анне, которая к сегодняшнему вечеру должна была получить в подарок роскошный красно-белый букет. В общем, это была катастрофа. Измотанная Оля оказалась не в силах даже накричать на излишне инициативную секретаршу. Та убежала, не забрав цветы и не извинившись.

Венера, успокоившись, пишет по электронной почте заказчице: с анемонами, к сожалению, не сложилось – подойдут ли красные лизиантусы? Получив ответ, заворачивает наспех собранный красно-белый букет в зимнюю пергаментную бумагу: она лучше держит тепло.

«К 8 марта я собрала 110 букетов за день», – рассказывает Венера. Ее история похожа на историю Оли и, может быть, каждого второго творческого человека: закончила финансовую академию, стала экономическим аналитиком, потом ведущим экономистом, руководителем отдела – и вдруг решила, что так не годится. Поначалу ничего не смысля в цветах, Венера с папиной помощью открыла небольшую цветочную лавку, наняла флориста и научилась сбору корзинок, законам сочетаний фактур и оттенков и – самое главное – спиральной технике, когда центральный толстый стебель в букете располагается вертикально, а все другие – наискосок, как бы «закручиваясь» вокруг него.

Потом были десятки книг и тысячи цветов, которые Венера день и ночь укладывала по спирали, вонзала в губку, пропитанную раствором с удобрениями, разочаровывалась и снова вынимала – и так до тех пор, пока ей не начинало нравиться. Постепенно Венера обросла клиентами, и дело пошло: фитодизайн офисов, оформление свадеб, открытки ручной работы. Ранункулюсы, альстромерии, лизиантусы. Чего Венера в своей лавке точно не держит, так это бухгалтерской отчетности и аналитических сводок, которыми она насытилась на жизнь вперед.

«Скажите, вы делаете букеты из игрушек?», – говорит голос в трубке. Венера отвечает: можно попробовать. С необычными заказами флористы сталкиваются довольно часто: одни клиенты, выбирая цветы, хватают их за головки, чтобы проверить, насколько они жесткие. Другие просят собрать им букет из определенных цветов, а потом заявляют, что им выбранные цветы не нравятся. Третьи убеждены, что анемоны символизируют смерть, а пионы – богатство и гордость. Они просят, чтобы букет непременно что-нибудь означал. «Мы привыкли заранее уточнять, принципиально ли заказчику, чтобы цветов было нечетное число», – говорит Венера. Но случай, когда подаренный букет не понравился адресату, в лавке был лишь однажды. Зато фотография того букета собрала наибольшее количество «лайков» за всю историю странички цветочной лавки в Facebook.