Posted 20 декабря 2009,, 21:00

Published 20 декабря 2009,, 21:00

Modified 8 марта, 07:19

Updated 8 марта, 07:19

Академик Михаил Давыдов

Академик Михаил Давыдов

20 декабря 2009, 21:00
Когда мы попадаем в больницу с каким-нибудь недугом, обычно мало задумываемся о том, что за человек будет нас лечить. «Главное – чтобы врач был хороший», – считаем мы. Однако профессионализм, ответственность и человеческий фактор – вещи неразрывно связанные.Кто они, эти люди, которым мы доверяем свое здоровье, а иногда

– Медицину я выбрал совершенно случайно. У нас в роду нет ни одного врача. В армии – а я служил три с половиной года – прочитал трилогию Юрия Германа «Дело, которому ты служишь», «Дорогой мой человек», «Я отвечаю за все», где меня покорил яркий образ Володи Устименко, характер и принципиальность этого человека. Даже решил было поступать в Военно-медицинскую академию в Питере. Но меня отговорили: «Будешь плавать на какой-нибудь подводной лодке либо смазывать зеленкой молодых солдатиков в гарнизоне». Так понимали проблему некоторые люди тридцать лет назад... На самом деле это блестящая организация, там работают выдающиеся врачи. Я же поступил в Первый Московский медицинский институт.

– А боксом в институте заниматься начали?

– Нет, я уже был мастером спорта. Но бокс пришлось бросить курсе на третьем. Вопрос стоял так: или я берегу свои руки для хирургии, или бокс. Выбрал первое, и в 23 года повесил перчатки на гвоздик. Многие меня тогда не поняли, а Давыдов фанатично занялся профессией. Что значит фанатично? Двадцать пять – двадцать шесть ночных дежурств в месяц, практически жил и ночевал на каталках в больнице. И постоянно добивался, даже требовал, чтобы ответственные хирурги включали меня в бригаду на экстренные операции. Сначала это их раздражало. Но потом все привыкли: вроде парень ловкий, сообразительный. На третьем курсе я сделал первую операцию самостоятельно, на четвертом – уже считал себя известным хирургом в области экстренной хирургии (известным, конечно, в кавычках). На шестом курсе, в субординатуре, практически оперировал все, что попадало на стол в любой экстренной ситуации, особенно в праздничные дни. И когда после окончания института пришел сюда, в Институт клинической и экспериментальной онкологии, по своему уровню активности и подготовленности сразу мог участвовать в сложнейших операциях и был замечен.

– А как и когда вы приняли решение стать именно онкологом?

– Я должен был идти в ординатуру к одному из моих учителей Борису Васильевичу Петровскому в тогдашний Всесоюзный научно-исследовательский институт клинической и экспериментальной хирургии. Хотел стать сосудистым хирургом на кафедре оперативной хирургии, тем более что возглавлял ее академик Владимир Васильевич Кованов – ярчайшая личность, вице-президент Академии медицинских наук, настоящий ученый. Из этой кафедры вышли крупнейшие современные хирурги Валерий Иванович Шумаков, Лео Антонович Бокерия, Сергей Леонидович Дземешкевич – он сегодня директор ВНЦХ – и десятки других. И тут – один из вечеров в Московском университете на Моховой. Я-то пришел туда из-за барышни, за которой ухаживал... Ну, стою у буфета, жду. Смотрю: напротив афроамериканец, как потом узнал – из Университета дружбы народов имени Патриса Лумумбы. Здоровый такой, килограммов на 90, схватил за руку совсем юную девчонку. Больно, она в крик, а он ее по лицу ударил... Я всегда в таких ситуациях действую быстро, служба в ВДВ и бокс даром не пропали. Удар снизу по челюсти, потом еще... В общем, его увезли контуженного. На следующий день разразился страшный скандал. Стоим вместе с ребятами, которые присутствовали при происшествии, перед тогдашним ректором М.И. Кузиным в шоке: всем поменяли распределение, а меня вообще хотели диплома лишить. Но проректор, покойный И.А. Сычейников, все-таки уговорил диплом мне выдать. В ординатуре по сосудистой хирургии отказали категорически. Мне же Сычейников в личном разговоре дал один-единственный совет: «Езжай в институт онкологии, там идет активный набор молодежи». Ну, приехал я сюда, на Каширку. В фойе клиники меня окликает Надежда Германовна Блохина, жена директора Института экспериментальной онкологии, кстати, бывший мой институтский преподаватель: «Миша, ты что здесь делаешь?» – «Да вот, направили в онкологию, а я не хочу, хочу быть хирургом». – «Ты что, не понимаешь, онкология – это же самая крупная хирургия. Нам нужны такие, как ты». Вот так, с легкой руки Надежды Германовны я стал онкологом.

– Как за это время изменилась работа центра?

– Когда я пришел сюда в 1975 году в ординатуру, хирургия находилась в плачевном состоянии, смертность во время операций была около 70–80 процентов. Сегодня прогресс в области онкохирургии колоссальный, особенно в последние 15 лет. Результаты изменились резко: сегодня половина онкологических больных выздоравливает. Половина! Накоплен громадный опыт в разделе экстремальной неклассифицируемой онкохирургии. Это когда проводится операция, никем доселе не сделанная и не описанная в литературе. Мы здесь – мировые лидеры, невзирая ни на какие трудности. Вот совсем недавно мы с моим заместителем академиком М.Д. Алиевым прооперировали одну женщину с огромной опухолью грудины; все структуры средостения сдавило – вены, артерии – она задыхалась... Алиев мне говорит: «Все от нее отказываются, мы не знаем, что делать, сосуды не определяются». Я посмотрел ее, сорокалетняя женщина, мучается... Если ее отпустить, она не доедет до дома, умрет в дороге от удушья. Говорю ей: «Давайте попробуем, рискнем...» И вот мы сделали эту невероятную операцию, убрали опухоль, она живет.Мы – единственная клиника в мире, которая одновременно заменила три позвонка при рецидивной остеосаркоме. Три разрушенных убрали, три искусственных поставили. Сумели полностью удалить крестец молодому человеку, сохранив функции таза. В целом сегодня я очень доволен. Отработан хирургический стандарт высокого класса. Сложнейшие операции выполняют блестяще мои ученики, работающие в клинике в ранге ведущих хирургов.

– А приходилось ли делать операции, которых по каким-либо причинам, ну хотя бы по этическим, вам хотелось бы избежать?

– Да, бывали и такие случаи... Одну из операций я делал предыдущему директору онкоцентра академику Н.Н. Трапезникову. У нас с ним были сложные отношения, мы спорили по многим профессиональным вопросам, были принципиальные разногласия во взглядах на будущее хирургии. И вот однажды в этом кабинете он мне говорит, что у него рак с метастазами в печень, непроходимость и что операцию должен делать я. Отвечаю: «Это неправильно, я же ваш заместитель, в случае осложнений возникнут разные домыслы и фантазии. Скажут: «Давыдов вас зарезал». Он наотрез: «Нет, ни к кому другому я не лягу». Что мне прикажете делать? Я оперировал его, и успешно, Николай Николаевич прожил еще полтора года. А ведь меня никто тогда не мог заставить...

– Могла ли примерно такая же ситуация произойти в какой-нибудь зарубежной клинике? Вообще, насколько отличаются профессиональные этические принципы наших и зарубежных врачей?

– Мне в жизни очень повезло: я попал в блистательную медицинскую школу, где работали просто гиганты, такие как Николай Николаевич Блохин, равного которому я не знал ни до, ни после. Он – мой учитель не только в хирургии, но и в философии. Блохин очень большое внимание уделял науке общения с пациентом, которая направлена прежде всего на гуманитарные принципы в тандеме «врач–пациент». Это особый раздел. В мире существуют совершенно разные подходы в этом смысле. Судите сами: в США, других западных странах врач работает лишь в тех рамках, которые обозначены в договорных отношениях. Я был сам свидетелем, когда во Франции хирург оперирует и видит метастаз на печеночной артерии... Нужно удалять, но он от этого отказывается, делая лишь резекцию желудка. «Позвольте, почему ж вы его не удаляете?» «У нас, – говорит, – в договоре это не обозначено. Зачем я буду рисковать?!» Российский врач так поступать не имеет права! Особенно у нас, в онкологии. Я никогда не накажу хирурга за смертельное осложнение, возникшее во время трудной операции, если врач хотел убрать опухоль и боролся. Но я его выгоню с треском, если он струсил, убежал, не стал удалять то, что необходимо, или не позвал того, кто мог бы это сделать. Мне думается, что это и есть самый нравственный, профессиональный подход в вопросах отношения к делу, которому ты служишь. Человек, лежащий на операционном столе, должен абсолютно доверять хирургу.

– А теперь вопросы к вам как президенту РАМН. Каково сегодня состояние российской медицины у нас в целом?

– Чего греха таить, если говорить глобально о медицинской науке, то российская медицина пока отстает сегодня от медицинской науки США, Европы, Японии. Но происходит это не по вине медиков, а из-за длительного периода невнимания к проблемам медицинской науки вообще, ее неудовлетворительного финансирования. Поэтому львиная доля информации в разделе фундаментальных исследований и во многих клинических дисциплинах идет все-таки с Запада. И тем не менее подчеркну, в некоторых разделах мы лидируем. Я убежден, что существенный прогресс в нашем здравоохранении наступит, когда руководство страны впереди всех нацпроектов поставит медицинскую науку.

– В году, как известно, 365 дней. Вы делаете более четырехсот операций ежегодно, кроме этого – руководство академией, конференции, симпозиумы, зарубежные командировки, а еще охота, спорт... Как вы все успеваете?

– Спортом я уже не занимаюсь. Охота – да! Она дает мне возможность переключиться, поразмыслить над многими вещами, восстановиться физически. Но это в основном два дня – суббота и воскресенье. Что касается командировок, я езжу очень редко и только по делу, никакого научного туризма я не признаю. Вот операций делал много и в разных странах. При 35-летнем стаже в хирургии сделано более 15 тыс. операций. Сейчас, когда я стал президентом РАМН, ежедневно оперировать стало довольно сложно. Мне приходится иногда, как сегодня, делать две, а то и три операции. Но не от начала до конца, а лишь основной этап. Мои ученики-ассистенты – хирурги такого уровня, что стандартные вещи выполняют самостоятельно. Поэтому я и могу участвовать сразу в двух-трех операциях одновременно. Но есть операции высокой сложности, там я работаю от начала и до конца... Вообще, я всю жизнь занимался работой, и, конечно, вся забота о семье, о воспитании детей легла на плечи супруги. Воспитатель я никакой! Сейчас мне стало намного легче воспитывать сына, он работает у нас в центре. В профессиональной атмосфере нам легче с ним общаться. Не знаю, как у него ко мне, а у меня к нему претензий нет никаких. Это меня радует.

– Значит, династия будет продолжена?

– Это попытка основать династию медиков. Потому что я – первый в роду, а он – уже второй.

– И несколько слов о ваших увлечениях. Они помимо охоты есть?

– В юности я увлекался приключенческой литературой: Майн Рид, Александр Дюма, Фенимор Купер. А сейчас – исключительно медицинские книги, такой этап профессионального кретинизма... Люблю театр, у меня немало друзей среди режиссеров, актеров, Евгений Миронов например. Музыку очень люблю, имею музыкальное образование, когда-то был даже дипломантом конкурса по классу баяна... Иногда выбираюсь на концерты моего друга Павла Когана – блестящего музыканта и дирижера. Обожаю классический джаз, из наших – Анатолия Кролла и Ларису Долину. Это, можно сказать, согревает душу. А охота – моя страсть! Зверовая, на птиц... В основном в Тверской, Калужской, Смоленской, Московской областях. Бывал и в Заполярье, и в Якутии.

– А есть любимое место в стране, в мире?

– Я ведь родился в Конотопе, на Украине. Там удивительная природа, люди. Народ певучий, трудолюбивый… Очень переживаю, что сегодня между нашими странами существует недопонимание на какой-то ресурсной основе. А ведь могилы наших отцов, дедов и там, и здесь! Нельзя забывать, что многого мы добились вместе. Люди в наше время, к сожалению, становятся слишком жесткими, прагматичными, но я уверен, что гуманные, духовные ценности восторжествуют. Мне думается, нам еще нужно 10–15 лет консолидации, чтобы прийти в себя и опираться все-таки на профессионалов, людей, знающих свое дело. Ведь только профессионал может быть настоящим, непридуманным патриотом. Если интересуешься, разбираешься досконально в своем направлении, болеешь за него, не топчешься на одном месте, то и дело это обязательно продвигается вперед. Обязательно!

Давыдов Михаил Иванович – академик РАН, президент Российской академии медицинских наук. Окончил Первый Московский медицинский институт имени И.М. Сеченова в 1975 году. С этого же времени в Российском онкологическом научном центре (РОНЦ). Прошел путь от ординатора торакального отделения до директора ГУ РОНЦ им. Н.Н. Блохина. Автор более 800 публикаций по проблемам онкологии, восьми монографий по основным разделам онкохирургии органов грудной и брюшной полости, главный редактор ряда научных журналов. Профессор, заслуженный деятель науки РФ, лауреат Государственной премии в области науки и техники, член Международной коллегии хирургов.

"