Театр невоенных действий

Чтобы костюмчик сидел

На мировом чемпионате по объему геля для волос, который можно удержать на голове, курдские парни заняли бы место в первой десятке. А по числу салонов красоты на душу мужского населения (женщины Курдистана, видимо, занимаются этим дома) – и в тройке. Turkish Barber, не абы что! Непростая рубашка на выпуск, зауженные брючки и обязательно смартфон во-от с таким экраном. Только очень неуверенный в себе человек будет тратить на имидж столько сил. Или им просто нечем себя занять? Безработица в Курдистане зашкаливала и до всякого кризиса.

Вот по тротуару важно вышагивает какой-то большой человек – два автоматчика впереди, три сзади. Дядечки в возрасте – менее успешные, раз автоматчиков при них не видно – с не меньшей осторожностью переносят куда-то свои корпулентные тела. И только ковыляющие по пыльной дороге побитыми воронами дамы в возрасте, которые уже ни для кого (и для себя самих тоже) не представляют интереса, несут свои черные балахоны абы как, безо всякого достоинства.

В центре Эрбиля, у столичной Цитадели – огромная бетонная голова, напоминающая истуканов с острова Пасхи. Это творение местного Церетели изображает Мустафу Барзани, родителя курдской государственности, отца нынешнего президента Курдистана Масуда и дядю премьера Нечирвана Барзани. «Не ты ли стянул моего гуся, голубчик?» – будто вопрошает «мулла Мустафа».

Гроссмейстер альянсов на час, обманок и поддавков, Барзани был готов вступить в союз с кем угодно, лишь бы это пошло на пользу его делу. Эмиссары «Моссада», MИ-6, КГБ, ЦРУ, шахской охранки САВАК – он привечал всех, с большим или меньшим успехом натравливая одних на других, пока в разгар очередной хитроумной комбинации в 1979-м его самого не сразил рак легких на койке вашингтонской больницы. «Смерть – путь всех людей», – утешил он срочно вызванного в Америку после постановки диагноза Масуда. – А с судьбой бороться невозможно».

Геноцид полного цикла

«На очереди был мой родной Алькуш, его уже со всех сторон обложили солдаты. И тогда наш ассирийский патриарх отбил отчаянную телеграмму королю Фейсалу – тот проходил курс лечения в Швейцарии. А Фейсал телеграфировал обратно своему сыну Гази: «Заканчивай» и велел ему лично прибыть в Алькуш и извиниться перед людьми. Торжественную встречу устроили у полицейского участка. В честь гостя сочинили приветственную оду, ее должен был зачитать сам автор, 16-летний подросток. Когда кортеж кронпринца въезжал в деревню, один наш односельчанин достал кинжал и уже был готов наброситься на него, он все повторял: «Ты должен умереть, ты убивал мой народ». Его едва успели скрутить. Мне было четыре года, но этот день я помню, как сейчас».

Саид Шамая, патриарх ассирийской общины Эрбиля, рассказывает о событиях 1933 года, т.н. резне в Сумайле, когда иракские войска утопили в крови волнения христиан на севере страны. Описания тех событий не уступают зверствам исламистов ИГ. Г-н Шамая редчайшее из исключений – его семья не пострадала ни в 1915-м, когда турки и курды вырезали «неверных» целыми деревнями, ни через 18 лет, когда уцелевших добивали войска уже новообразованного Ирака.

Арабские историки предлагают свою версию случившегося. После распада Османской империи христиане Северной Месопотамии попытались выделиться в отдельную автономию, воспользовавшись общей неопределенностью и метаниями оккупационных британских властей, которые на словах поддерживали целостность только что нарисованной ими на карте новой страны, а исподволь подстрекали христиан к бунту; ну, или так это могло тем показаться. А сотни или тысячи жертв – лишь самодеятельность командиров, посланных разоружить мятежников.

Можно подумать, эта разница в трактовках так уж важна. Принц Гази, посланный отцом «извиниться» перед Алькушем, днем раньше награждал войска, отличившиеся при погромах соседних местечек. Сам Фейсал если не отдавал приказа вырезать христиан, то и не препятствовал этому. Расправу с «вероломными» неверными багдадская публика приветствовала на ура.

Дружба народов в Ираке не задалась с самого начала. И теперь уж едва ли задастся.

На ПМЖ во Францию

Иногда может показаться, что в этой части света это что-то вроде национального вида спорта – перебирать в памяти, холить и лелеять понесенные от соседей несправедливости и несчетные исторические обиды. Хотя почему несчетные? «За последние четыре тысячи лет мой народ подвергался насилию 74 раза, – бесстрастно констатирует 22-летний езид Хаджи Абдулла, отъезжающий на ПМЖ во Францию. – Мы больше не хотим жить здесь. В Ираке нам места нет».

Хаджи единственный добытчик в семье. Отец, пока хватало сил, работал на кирпичном заводе, мать домохозяйка. Когда к его деревне подошли отряды «Исламского государства», жители укрылись на горе Синджар, венчающей одноименную бесплодную местность на границе Ирака с Сирией – как это всегда делали и их предки в случае опасности. Для чужих сюда дороги нет. Больных и немощных Хаджи выносил на себе. Синджарцы сидели на горе несколько недель, пока не вышла вся вода и продовольствие. Американцы постепенно вывезли их вертолетами в Курдистан.

Езиды по крови те же курды, но не сунниты, как большинство из них, а приверженцы собственной синкретической религии, где намешано всякое. Даже толерантные западные благодетели порой смотрят на езидов с подозрением – не идолопоклонники ли, избави бог, не сатанисты ли? Для правоверных игиловцев такого вопроса, разумеется, не существует – заняв летом прошлого года Синджар, они сделали все, чтобы возвращение езидов к домашним очагам стало невозможным. Массовое обращение в сексуальное рабство, раздача передовикам джихада в подарок, как экзотических живых игрушек, – это рассказывается именно и прежде всего про молодых езидок.

Похоже, исламисты преуспели. Дома стоят, Синджар освобожден обратно, но возвращаться на родину езиды не спешат. Зверства номер 74 – это как раз то, что с ними происходит в наши дни.

...Французского языка Хаджи не знает, и родственников во Франции у него нет. Зато виды на жизнь вполне определенные: университет за счет новой родины, «а подрабатывать пока буду в баре или кафе». На кого же хочет учиться? Специализация на международных отношениях, никак не меньше.

Это мы уже встречали у представителей других малых народов, попавших в мясорубку истории и тем смертельно на нее (историю, не мясорубку) обиженных. Все-таки живет в них вера в какую-то другую, высшую справедливость: достаточно-де что-то подправить в шестеренках международного права, самый чуток, и все наладится. И агрессор умилостивится, и горбатый выпрямится, и возляжет ягненок со львом, и не будет впредь никаких несправедливостей.

...А езиды действительно чертовски красивы.

Ватер-мелон, как и было сказано

Рами, крестьянский сын из Каремлеша, зажиточного христианского села к востоку от Мосула – пшеница, бобовые, огурцы, четыре церкви на пять тысяч населения. Успели уйти от ИГ, сейчас всем селом занимают коттеджный комплекс в Эрбиле, который освободил для них сердобольный девелопер-­единоверец. Тесно, но пристойно, все же не палатки в чистом поле за колючкой.

Показывает на ноутбуке снимки из деревенского Facebook-сообщества: так было – переполненная церковь на Вербное воскресенье, так стало – та же церковь теперь: двери сорваны, кресты сброшены. Откуда фотки? Господствующие высоты остались за пешмергой, оттуда все видно.

Какие планы? Вот выгонят ИГ, разминируют дома, вернемся. Отец запретил даже думать об отъезде. «We belong in Iraq», – английский выучил по словарям да еще помогает иностранным волонтерам.

Глава соседской семьи Ионан Тауфик, 58 лет. Во время войны с Ираном попал в плен, провел в лагере 18 лет. Вот в телефоне его черно-белая фотка – бравый капрал-десантник, хоть сейчас в дембельский альбом. На следующей, в цвете, его 11-летний сын гордо позирует с автоматом. Своя пушка, собственная? – Точно. У нас в деревне у каждого такая.

Стоп, что-то здесь не стыкуется. Профессиональный военный драпал от горстки бандитов, даже не пытаясь себя защитить? – Да поздно было уже защищаться в одиночку, фронт-то уже смяли, не было и мысли другой, как спасать родных: «Слышали, что случилось с езидами?»

Под пристальным взглядом «комиссара» из ассирийской партии, опекающей беженский лагерь, повторяет мантру про анклав для иракских христиан с международными гарантиями безопасности. Какие же молодцы, думаешь, – традиционный уклад на новый лад, с «Фейсбуком» и прочим, крепко стоящие за свой образ жизни и свои представления о правильности люди, и не нужно им коврижек и завлекаловок чужой земли.

Но вот старшие уходят, и былая уверенность Рами начинает таять на глазах. Он, конечно, понимает, что за кордоном перед ним откроются безграничные возможности для самореализации – где уж тут доморощенные огурцы с арбузами для мосульского рынка. Дядя зовет к себе в Канаду – но, может, лучше сначала закончить колледж здесь? Удостоверившись, что не видят соседи, возвращается и отставной спецназовец: есть виды на Германию, но немцы не принимают беженцев напрямую. Может, Россия смогла бы помочь?

ДАЕШ-ШМАЕШ и все-все-все

И сами беженцы-ассирийцы, и их руководители в унисон повторяют: «Мы маленький, слабый народ, ну что мы можем?» В лучшем случае рассчитывать на гарантии безопасности для автономии, которую они рассчитывают создать на севере Ирака. Обращение на сей счет к сильным мира сего, составленное в прошлом году после бегства из Ниневии, остается без ответа. Как и в 30-х, как и после образования ООН, когда этот вопрос официально поднимался в последний раз. Христианам сочувствуют, но и только: никому не хочется вникать еще и в эту проблему, чреватую окончательным распадом и так дышащего на ладан иракского государства.

«Мы действуем постепенно: работаем с ЕС, Европарламентом, открыли офис в США, – рассказывает лидер ассирийской Демократической партии Бет-Нахрейн Ромео Хаккари. – И теперь они уже сами заговорили о разделе Ирака на три части! Сами мы эту идею не педалируем. Но если будем выжидать, пока они делят страну для суннитов, шиитов и курдов, то что тогда останется нам? Где мы будем жить?» – «И где же?» – «Мы будем четвертой частью! Америке даже войска сюда посылать не нужно – достаточно просто объявить о гарантиях».

Пока верхи витийствуют, низы выправляют документы – за последние десятилетия за границу перебралась уже большая часть ассирийского народа. Из полутора миллионов христиан, что населяли Ирак до американского вторжения в 2003-м, сейчас здесь остается тысяч триста.

Азеф, 25 лет, из Барталлы, одной из деревень христианского пояса Мосула. Охранник того самого важного господина. Как и всем в Курдистане, кто сидит на госдовольствии, зарплату задерживают, и прилично – три месяца. Хотя бы кормят, как на убой – не по-ассирийски внушительного телосложения, сейчас же в морпехи (если бы в этой стране они были), и христианского смирения: «Мы мирный народ. Но мы вынуждены убивать, чтобы защитить свои дома».

Вот этим будешь защищать? А за сколько разберешь? Разрешает посмотреть свое оружие. Китайский автомат 1966 года выпуска. За новый «Китай» на черном рынке просят три сотни. Бэушный АКМ полувековой свежести – не опасен ли даже для стрелка? Ба! А магазин-то пуст! Так это тоже игра? Статуарное величие его господина, вальяжный ход, пузо навыпуск – все напускное?

«Был Саддам – воевали с Ираном, ушел Саддам – пришел ДАЕШ (ИГ по-арабски. – «НИ»), уйдет ДАЕШ – придет какой-нибудь ШМАЕШ. Вся история Ирака – войны и убийства». Мечтает о жизни в Европе или Австралии: «Там мир, там свобода, там можно жить, работать, завести семью».

Впрочем, собирают чемоданы не все ассирийцы. На деньги диаспоры сформировано уже четыре боевых отряда. Предполагается, что вместе с курдскими силами и отрядами центрального правительства они пойдут на Мосул, а потом останутся поддерживать порядок на освобожденных христианских территориях. Четыре? Зачем столько? А зачем трехсоттысячному народу десятки политических партий, многие из которых не наберут и сотни членов?

По сценарию Голливуда

«Силы обороны Ниневии». Не слишком ли громкая этикетка для двух сотен человек на содержании у ассирийцев Калифорнии? У бойцов как раз пересменка, выезжают по очереди в город расписаться за месячное довольствие, заодно подбросят нас обратно. Платят не густо – по нашим подсчетам, восемьсот американских рублей, но дело-то добровольное, верно?

На ходу переодеваются в военную форму. Знаки отличия на липучках – удобно. Сейчас ты гражданское чмо, а через секунду уже полноценный ассирийский ополченец, цельный полковник или даже генерал курдской гвардии, достаточно налепить нужное. Парни простоватого вида, старший, типа замполита, похоже, доводит про международную обстановку и политику партии. Другой всю дорогу считает-пересчитывает деньги.

Наконец политика надоедает. «Извините, ваша команда не может быть исполнена. Повторите команду», – ребята наслаждаются медиацентром своего форда, управляемым с голоса. Огромные фордовские пикапы с приваренной броней и пулеметом, как можно заметить, – их ответ на «тачанки» джихадистов, облюбовавших тойоты. Наш форд попроще – все-таки не пешмерга, а так, попутчики, как говаривал вождь, но кушает бензина тоже нехило. На полпути останавливаемся заправиться, заодно прикупают чипсов и энергетика. Wild Tiger, вот что самый боевой паек. Включают по телеку без звука какой-то модный военный экшн с элементами фантастики. Похоже, свои представления о войне они черпают из продукции Голливуда.

Game over

Едем на фронт в Тельскоф. До Мосула 20 км, вокруг пшеница да ячмень. До обнаружения нефти эта местность считалась житницей Ирака. «Шарафия!» – сосед показывает на селение в некотором отдалении от дороги. – «?» – «Шарафия, она самая».

Про Шарафию есть дивный анекдот. Как-то в 90-х Саддам Хусейн приехал в эти края на охоту. Своего дворца у него в этой местности не было, пришлось квартировать у первого богатея на деревне. Охотился несколько недель, основательно (президент все же), а между делом подмечал беспорядки и нестроения. И заметил Саддам, сам выбившийся в люди из самого низа, что здешние крестьяне держат скотину там же, где живут сами, – то есть в домах. Но так складно держат, что никакого от нее духа. Похвалил тогда большой человек сельчан за чистоплотность и в награду за свежий воздух подарил каждому по новому дому – с тем условием, чтобы животину все же определили отдельно, а то неудобно получается, XX век на дворе, как ни крути.

Саддам, конечно, был сатрап, кровавый диктатор и вообще нехороший человек, но от дармового микродворца не отказался никто. А кулаку-хозяину не отписали ничего – у него и так все есть...

Наконец мы на месте. «Кушать будете?» Обыкновенный сельский дом, не большой и не маленький, как раз впору для отделения. И это все? А обещанные сто тридцать человек, усиленная рота?

Ведут себя весьма расслабленно, на передовой так не бывает. Вторая линия обороны, что-то вроде подстраховки, вперед курды не допускают – наверное, доверяют не вполне. «Сделать вам красиво?» – Пока мы думаем, что бы это значило, ребята выстраиваются на улице с оружием, принимая заученные «боевые» позы. Голливуд продолжается. Есть ли боевой опыт, ну хоть какой-то? Замполит Сафаа задумывается. Так вся эта муштра тоже лишь туфта, цирк?

Сафаа достает телефон, что-то ищет. Есть видео! С месяц назад игиловцы решили провести разведку боем. «Наши», разумеется, положили всех, тридцать восемь трупов остались на поле боя. Работали их снайперы, достать из-под огня удалось только двоих. По найденным при них документам иностранцы, из Франции и Саудовской Аравии. Совсем молоденький действительно выглядит европейцем, его товарищ постарше крепкой восточной наружности... Бульдозер роет неглубокую, на пару ковшей яму в стороне от дороги, сгребает добычу без всякого почтения, переезжает могилку для верности. И еще раз. Теперь уж точно не встанут. Лежать им тут безо всяких опознавательных знаков до скончания веков. – «Нравится?»

«Весь мир – театр», как вывел наблюдательный старик Вильям. Для кого-то это представление закончилось за тридевять земель от дома. Жизнь – игра. Все поправимо. Только смерть исправить уже невозможно.

Янки без танка

В Дохуке, северной столице Иракского Курдистана, инспектируем конкурирующую структуру. «Отряды самообороны Ниневской равнины» (NPPU). Да в этих названиях запутаешься. Гордятся тем, что независимы от властей Курдистана, в отличие от прочих ассирийских дружин. Правда, независимость эта не до конца: содержание бойцов пешмерга не оплачивает, зато предоставила в их распоряжение военный городок и полигон под боевые стрельбы. Учебу военному делу ведут – удивительное дело – частные американские инструкторы, тоже действующие по собственной инициативе, без согласования с госдепом и Пентагоном, как они сами утверждают.

Будущий сержант будущей ассирийской армии, из самых молодых. «Нарамсин, в честь великого аккадского царя, – с гордостью уточняет он. – А отца зовут Сергун, в честь другого царя». Нарамсин Сергунович, стало быть, царь в квадрате. 24 года, из Мосула, семья уехала оттуда еще до прихода джихадистов – надоело, что соседи-мусульмане обвиняли христиан во всех смертных грехах, в американском вторжении 2003 года и случившихся после этого бедах и несчастьях. Окончил в Дохуке курсы гостиничного бизнеса, но душа к нему не лежит: «Хочу быть солдатом». Как дед и отец – когда Саддам объявил войну Ирану, в армию стали загребать всех подчистую, даже иноверцев, которыми до того Багдад брезговал. Сергун прослужил в саперных войсках 13 лет. Говорит, «когда будете наступать, пойду с вами – как обезвреживать мины руки не забыли».

На время обучения Нарамсин получает стипендию – 550 тысяч динаров (где-то 425 долларов, съемная квартира обходится семье в 480); в остальное время бесплатно работает на этой же базе охранником. «Никому мы не нужны, ни курдам, ни иракцам, и армия у нас должна быть своя».

Бехнам Абуш, 1951 года рождения. В отличие от бесчисленных «генералов» пешмерги генерал самый настоящий, ПВОшный. Вяло протестует на уточнение, что служил в армии Саддама: все же не лично ему служил – стране. О подвигах иракских зенитчиков нам ничего не известно, и его специальные навыки против ИГ едва ли понадобятся. А вот общевойсковая подготовка очень даже – авторитет генеральского звания позволил ему стать главным в NPPU по военной части. На вид, впрочем, Абуш – пенсионер пенсионером, в отличие от подчиненных, которые худо-бедно раздобыли форму: «Что вы хотите, хорошо, успели уйти. Когда было думать о добре?» Бежал «вот в этих самых штанах». Смотришь на брюки – тоже самые обыкновенные, только запачканные.

Родной Каракош, христианский пригород Мосула, вместе со всем его 55-тысячным населением он оставил 6 августа прошлого года. На курдов у него зуб: пешмерга знали, что исламисты идут большими силами, оборонять эти земли не собирались, отказались передать ассирийцам оружие и даже не предупредили об отходе: «Драпанули ночью, мы проснулись, а враг уже у ворот». Вообще оценивает их боевые качества невысоко: «Взять мосульскую дамбу пытались три раза. Продвинутся на метр – встанут, еще на метр – встанут. Терпят нас лишь из-за давления США». Но деваться некуда: Запад ничем ассирийцам не помог, если рассориться и с курдами, что останется?

В NPPU 350 подготовленных бойцов, батальон, со временем будет целый полк. Но и тысячи штыков, даже отлично подготовленных, хватит не намного: без курдов и войск центрального правительства Каракош не отбить. А вот удерживать потом при западных гарантиях безопасности – почему нет, сделала же Америка что-то подобное для курдов в 1991-м. «Ну а не будет автономии – соберу вещи и уеду с семьей из Ирака».

Наверно, это и называется Востоком, когда презрение и заигрывание, дружба и недоверие спокойно уживаются в одном флаконе, совершенно не смешиваясь. Мулла Мустафа (и его истукан) были бы довольны.

(Имена некоторых героев изменены по их настоянию)