Posted 20 мая 2009,, 20:00
Published 20 мая 2009,, 20:00
Modified 8 марта, 02:28
Updated 8 марта, 02:28
Скальпель на полку
История с приостановкой работы Федерального центра сердечно-сосудистой хирургии в Пензе, произошедшая в конце минувшей недели, выявила неблагополучие в системе распределения медицинских квот. Судя по фактам, которые удалось собрать «НИ», исправлять ситуацию удается, только если к проблемам врачей и их пациентов привлечено повышенное внимание общества. А оперативность, с которой тому же Пензенскому центру были выделены дополнительные квоты, показала: у государства есть возможность быстро реагировать и исправлять свои ошибки. И значит, дело в системных проблемах, существующих в этой сфере.
На прошлой неделе по каналам информагентств прошла шокирующая новость: Федеральный центр сердечно-сосудистой хирургии в Пензе, помпезно открытый в августе 2008 года, вынужден прекратить свою работу. 800 врачей отправлены в вынужденные отпуска. Дорогостоящее оборудование законсервировано. В чем причина? Главврач центра Владлен Базылев устало рассказывал телевизионщикам: «На 2009 год мы получили государственное задание – провести 881 операцию. Фактически к сегодняшнему дню мы выполнили 95%. И вынуждены прекратить работу: у нас кончились пациенты».
По своим мощностям Федеральный центр сердечно-сосудистой хирургии может выполнять от 4,5 до шести тыс. высокотехнологических операций в год. Он обслуживает восемь регионов. Пензенская клиника – одна из трех в России, где выполнялись сложные операции новорожденным. Из-за отсутствия квот они также прекратились. Дальше все развивалось, как в сказке. Буквально через два дня – 15 мая – центр получил-таки дополнительно тысячу квот. Об этом сообщила замминистра здравоохранения и социального развития РФ Вероника Скворцова. Она заявила, что «если Федеральный центр в Пензе сохранит темпы оказания высокотехнологической помощи, которые показывал до сих пор, то до конца года объем финансирования будет увеличен до объема лечения минимум 2400 пациентов».
Директор Института проблем глобализации, доктор экономических наук Михаил Делягин поделился с «НИ» своим видением ситуации: «Пензенский центр к началу апреля, вероятно, выбрал почти всю годовую квоту по операциям. В Минздравсоцразвития есть финансовый резерв, и когда кто-то опережает график по квотам, ему эти квоты добавляют. Но я все-таки думаю, что задержки с дополнительным квотированием вызваны не только бюрократическим разгильдяйством, но и кризисом. Дело в том, что в кризис все начинают рефлекторно экономить деньги».
Цена жизни – квота
По мнению г-на Делягина, самое страшное, «когда чиновники экономят на детских жизнях». На протяжении нескольких последних месяцев на интернет-форумах и в Живом Журнале шла оживленная дискуссия о том, что механизм выдачи квот на лечение тяжело больных детей, нуждающихся в срочных операциях, начал давать сбои. Как свидетельствуют врачи, «порядок получения квот в этом году изменился, и пока толком еще не отлажен». Из-за этого страдают смертельно больные дети. Даже те, кто раньше лечился, например, в Российской детской клинической больнице, сейчас не могут продолжить лечение. Для них нет денег на дальнейшую химиотерапию. Родители обивают пороги Минздрава.
Так, например, в «Живом Журнале» усиленно обсуждалась история десятимесячного Богдана Смаглия, которому долго не могли поставить диагноз. Когда поставили мукополисахаридоз 1-го типа, синдром Гурлера, то оказалось, что спасти его может только трансплантация костного мозга. Врачи Российской детской клинической больницы в Москве максимально быстро провели консилиум. Операцию назначили на 17 апреля этого года. Документы в Минздрав на квоту подали 9 апреля. Ее обещали дать в течение трех – десяти дней. Когда прошла неделя, мать заволновалась. Она стала звонить в департамент Минздрава по оказанию высокотехнологической помощи. Телефоны не отвечали. Между тем анализы, сданные для госпитализации, устаревали, и шансы Богдана остаться в живых таяли на глазах. Мать мальчика обратилась в своем блоге в «Живом Журнале» с просьбой о помощи, и многочисленные блоггеры ее поддержали. Они стали звонить в Минздрав, интересоваться судьбой квоты для десятимесячного младенца. Квоту дали 20 апреля.
«История Богдана Смаглия – одна из многих, с которыми нам приходится сталкиваться, – рассказала «НИ» заместитель директора благотворительного фонда «Подари жизнь» Екатерина Чистякова. – Шансы всех детей, чье лечение тормозится, тают на глазах каждый день. Похоже, где-то в системе здравоохранения заклинил какой-то тормоз. Система, которая в феврале – марте работала, в апреле снова сбоит».
«На спасение жизни детей, как и на закупку бензина для служебных автомобилей, в российском бюджете выделяются ограниченные суммы, – объясняет «НИ» экономист Михаил Делягин. – Каждый год можно спасти жизни только определенному числу детей. Больной раком ребенок, который по тем или иным причинам не получает квоты, не получает и своевременного лечения и, как правило, умирает. Я надеюсь, что врачам и родителям удастся переломить тенденцию по сокращению квот на лечение детей, но ведь доктора не должны заниматься, по сути, не своей работой по выбиванию квот».
До введения нового порядка квот больной мог сам выбирать больницу, в которой он хотел лечиться. Теперь Минздравсоцразвития распределяет квоты по медучреждениям. «Мы сейчас не можем направлять наших больных на дорогостоящее лечение в Москву, – заявил «НИ» врач-кардиолог одной из больниц Калужской области. – В региональном бюджете нет квот. Но дело не только в дорогостоящих операциях. Например, в больнице города Протвино нет врачей и кардиостимуляторов, необходимых больным, у которых диагностируется инфаркт миокарда. Они вынуждены вызывать медиков из других городов области, где есть необходимое оборудование».
В Тарусе, так же, как, скажем, и в Кургане, сокращены расходы больниц на дорогие лекарственные препараты. А сами больные не всегда имеют возможность их покупать. В Кургане, например, для лечения кардиологических пациентов используют дешевые отечественные аналоги, либо препараты из Белоруссии. Импортные лекарства по цене 25 тыс. рублей за флакон провинциальным больницам не по карману.
Москва – не панацея
Как удалось выяснить «НИ», даже в Москве медицинские работники постепенно начинают ощущать на себе последствия кризиса. Начались проблемы у врачей московской ведомственной больницы РЖД. «У нас зарплаты сотрудников сократились на 20%. Ставка санитарки у нас 6 – 7 тысяч рублей. При наличии вакансий можно работать на полторы ставки. Так что санитарки у нас требуются, а врачи – нет, – поделилась с «НИ» работник отдела кадров, попросившая не называть своего имени. – Правда, в этом году у нас уже пару раз сокращали сотрудников. Но, слава Богу, на лечении больных это пока не отражается».
В 1-м московском хосписе, как, вероятно, и во всех московских больницах, сократился фонд заработной платы. Убрали все вакансии. «Хорошо, что у нас есть Фонд хосписа, куда поступает благотворительная помощь, а то как бы мы могли выплачивать премии сотрудникам? Ставка медсестры совсем небольшая – 14 тысяч рублей», – сообщила «НИ» главный врач 1-го московского хосписа Вера Миллионщикова. А врачи 50-й городской клинической больницы рассказали нам, что из-за кризиса у них сократили надбавки за дополнительные дежурства. «Теперь мы не получаем денег за «интенсивность», – посетовала «НИ» врач-реаниматолог Александра Фетисова. – Мы можем брать дополнительные дежурства, но раньше нам за них платили надбавки. За четыре дежурства – 60% от оклада, за шесть – 100%. А теперь просто платят за каждое дежурство».
Только без паники?
В Самарской области сегодня наблюдается снижение числа вакансий врачей и среднего медицинского персонала. Наметилась и новая тенденция – больницы стремятся обзавестись сильным менеджментом, который при плохой финансовой ситуации сможет выстроить грамотную систему управления. «Полагаю, что паниковать рано. Как, впрочем, и занимать выжидательную позицию в ситуации кризиса недопустимо, – говорит «НИ» руководитель департамента здравоохранения Самары Владислав Романов. – Ясно, что как бы мы ни стремились к увеличению бюджета, его не предвидится».
Из-за кризиса пришлось остановить строительство Самарского областного онкологического центра – самой дорогой бюджетной стройки региона. Деньги пойдут на другие нужды областного министерства здравоохранения. «В общей сложности онкоцентр обошелся региональному бюджету в 6,65 миллиарда рублей, – заявил «НИ» министр здравоохранения и социального развития Самарской области Вадим Куличенко. – Онкологический центр, который строили с 1995 года, стал своеобразным «бермудским треугольником»: в нем бесследно пропадали деньги. Многие больницы региона находятся в плачевном состоянии. Существуют более актуальные проблемы, чем строительство онкоцентра».
К слову, о состоянии больниц. В апреле этого года Центральным районным судом города Тольятти был вынесен приговор нейрохирургу Сергею Губанову, по вине которого скончался пятимесячный Андрей Бахтин. Младенец был доставлен в больницу с закрытой черепно-мозговой травмой. Губанова обвиняли в том, что он неправильно поставил диагноз, не направил малыша на компьютерную томографию. Но в суде выяснилось, что в больнице нет квалифицированных специалистов, а врач Губанов в ту ночь работал без отдыха третьи сутки. Более того, оказалось, что за две недели до трагедии сломался единственный томограф. На его ремонт требовалось 750 тыс. рублей, однако, по словам бывшего главврача тольяттинской больницы, в городском департаменте здравоохранения таких денег не нашлось. Получается, что в гибели пятимесячного Андрея виноват не только нейрохирург Сергей Губанов...
Город изобилия
В Санкт-Петербурге с квотами на бесплатные операции для спасения больных с острыми коронарными синдромами от инсультов и инфарктов, похоже, пока проблем нет. «Только нам выделено на год 3300 квот на оказание высокотехнологической помощи по профилю сердечно-сосудистой хирургии, – сообщил «НИ» ученый секретарь Федерального центра сердца, крови и эндокринологии им. В.А. Алмазова, доктор медицинских наук Александр Недошивин. – В число этих квот входит и эндоваскулярное вмешательство, и хирургическое лечение нарушений ритма». В рамках программы совершенствования кардиологической помощи город на Неве поделен на четыре зоны, где действуют крупные клинические центры, которые в состоянии проводить высокотехнологические операции. «Я делаю по восемь операций и по четыре исследования сосудов ежедневно, – говорит «НИ» заведующий отделением рентгеноэндоваскулярной хирургии больницы № 2 Валентин Сухов. – Два года назад мы поставили перед собой задачу – довести количество спасенных от острых инфарктов до 350 человек в год. И у нас получается. Ежегодно инфаркты случаются у 15 тысяч петербуржцев, и два года назад летальность достигала 40%. Сейчас этот показатель снизился».
Однако в целом, как видим, кризис не только ухудшил ситуацию в российском здравоохранении, но обозначил болевые точки, на которые власти следовало бы срочно обратить внимание.
КИЕВ СТАВИТ НА ЧАСТНУЮ МЕДИЦИНУ
Соотношение доли частной и государственной медицины в стране точно оценить трудно. Есть услуги (например, все стоматологические), которые оказываются только за деньги. В ближайшее время по решению кабинета министров этот список будет расширен. В частности, станут платными лабораторные анализы и диагностика инфекционных заболеваний. По словам чиновников минздрава, появление альтернативных услуг позволило бы вывести здравоохранение на совершенно иной уровень. В министерстве считают, что будущее за частной медициной. А как это скажется на общем уровне здоровья населения – большой вопрос.
Яна СЕРГЕЕВА, Киев
МЕДИЦИНСКИЕ ЦЕНТРЫ США НЕ ОТКАЗЫВАЮТСЯ ОТ ДОРОГИХ ОПЕРАЦИЙ
В условиях финансового кризиса как раз система здравоохранения оказалась менее уязвимой, чем все остальные отрасли экономики страны. Но вместе с тем в связи с ростом стоимости медикаментов и обслуживания больных в клиниках бюджеты организаций здравоохранения стали с трудом покрывать многие расходы. В особенности это коснулось таких лечебных учреждений, как медицинский центр чикагского Loyola University, где проводятся дорогостоящие операции по пересадке сердца. Или медицинский центр другого университета – Rush University, специализирующийся на пересадках печени, почек и других жизненно важных органов. «Отказ больным в проведении операций из-за дефицита бюджетных средств расценивается как серьезное преступление», – заявил «НИ» адвокат по уголовным делам Мэтью Гибсон. Ни одного такого случая зафиксировано не было, но известно, что бюджет медицинского центра Rush University почти в 1,5 млрд. долларов истощился за последнюю пару лет примерно на 80 млн. долларов. В таком же положении оказались и другие медучреждения. Вот почему в начале нынешнего года администрация президента Барака Обамы направила 152 млрд. долларов для закрытия бюджетных дыр во всех лечебных и исследовательских организациях системы здравоохранения. Так, 17,2 млрд. долларов было выделено на программы Medicare и Medicaid.
Что касается зарплат самих врачей, то они не уменьшаются, а растут вместе со всеми расходами системы здравоохранения. Средний заработок терапевтов, или, как их называют в США, семейных врачей равен 275 тыс. долларов в год. У специалистов по пересадке сердца средний годовой оклад – 422 тыс. долларов, а у хирургов других профессий – 291 тыс. долларов в год.
Борис ВИНОКУР, Чикаго